Клин к лином

Отвратительный пранк

Илья раздраженно цыкает. Его глаза как будто сонные, а брови сдвинуты к переносице, отчего белесый шрам на лбу видно особенно хорошо.
– Как баба психуешь.
Он теребит в руках свою кепку, по-хозяйски рассевшись на кровати, словно это его дом и ему решать, как правильно психовать. Кирилл размахивает ногами на широком подоконнике и выглядит предельно озабоченным. Сквозь заклеенные газетными листами окна просачиваются вечерние лучи: спина под футболкой греется, как и вся комната. Эта часть дома всегда на солнечной стороне.
– Если я сказал, что все под контролем, значит, так и есть. В клубе было полно моих ребят, так что не имей мне мозги. Я сюда не за этим пришел.
– Я знаю, зачем ты пришел. – Кирилл звучит насмешливо. – Пока не разберешься со всем, трахай суку своего брата. Мне кажется, прошлый раз тебя ничему не научил.
Илья сжимает губы в полоску. Он знает, что Кирилл блефует. Они не встречались здесь порядка трех недель, а теперь отец Пегова наконец уехал. Кирилл молча изнывает и таращится на Илью голодным взглядом, так, будто действительно хочет его сожрать.
– Может, там и был кто-то. – Илья встает с кровати. Скрипит матрас. – Но что он мог увидеть? Фонарей нет. И ты укуренный был, забыл?
– Ну да. – Кирилл мерзко усмехается. Илья хоть и выглядит грозным, макушкой едва дотягивает ему до носа. – Тебя бы точно не заметили, ты же мелкий, возможно тебя приняли за девчонку. Это ты хочешь сказать?
– Я хочу сказать, что было бы неплохо въебать тебе по зубам. – Теперь очередь Ильи блефовать: он, может, и дрался с Кириллом, но его лицо никогда не трогал. – У тебя есть идеи, кто там был? Назови имя, я сам разберусь.
Кириллу точно тогда не померещилось, он может ясно мыслить даже обдолбанным. Но свои подозрения стоит подтвердить, и Кирилл сделает это сам, без помощи чужих кулаков и непробивной тупости. Пусть Илья и дальше считает его чересчур мнительным, плевать, главное перестраховаться.
– Нет, идей ноль. – Ему панически страшно, и потряхивает от осознания того, что их действительно могли разглядеть, но врать выходит с возмутительной для себя легкостью. – В любом случае я выясню. И я буду очень признателен, если ты перестанешь выколачивать деньги из нищего Генки и займешься чем-то более важным.
– И чем?
– Кто знает. – Кирилл призывно раздвигает колени. Домашние трико натягиваются посередине.
Илья никогда не позволяет ему быть сверху, но всегда отсасывает, если Кирилл попросит. Перебирая жесткий черный ежик волос, он прижимает его голову к самому паху. Илья ненавидит подобные жесты, говорит, что чувствует себя безропотной шавкой. Кирилл дает ему себя трогать, но за спиной бдительно держит кнут. Не будь он таким осторожным, Илья при первой же возможности убил бы его.
В прошлом почти так и вышло. В выпускном классе средней школы Кирилл проводил с ним профилактическую беседу, а потом на выходе из корпуса шестеро старшеклассников сомнительного вида завели Кирилла в подворотню и испинали до полусмерти. Все это не важно, поросло быльем, ведь сейчас Илья покорно трудится у него между ног. Но один их день Кирилл будет помнить до самой смерти.
Тот ужасный день, когда Илья, выписавшись из больницы, вконец озверел. С его стороны произошел просто апофеоз безумия: он не сдерживал себя. Кирилл терпел, метался на кровати от режущей боли, вгрызался зубами в ребро собственной ладони. Он тогда плакал, как никогда прежде, и совершенно точно видел, как под веками звезды выстреливают в разные стороны. И он не терял надежды когда-нибудь сделать с Ильей все то же.
Простынь потом пришлось обрызгать шоколадным молоком, чтобы скрыть кровь. Мать поверила в то, что ее сын действительно неудачно открыл бутылку, сидя на кровати. Она вообще женщина глупая, до сих пор не догадывается, почему Кирилл так часто меняет постельное белье, почему так спешит в комнату после школы, для чего на самом деле ему пришлось заклеить окна газетными листами.