Боже, храни Короля

Глава V

SΛUDΛDƩ — r i t u a l

Серебряная луна застревает ровно посередине чёрного неба, по которому медленно плывут почти прозрачные пушистые облака. Взгляд неосторожно падает на спокойную гладь мрачной бездны глубокого озера, скользит по многочисленным муравьиным дорожкам вокруг. Изредка мелькают чёрные силуэты не спящих разведчиков в масках, которые даже ночью стоят на страже погружённого в полный мрак замка. Иногда можно увидеть тонкие огонёчки, похожие на диковинных светлячков, но они тут же пропадают, растворяясь блёклой струйкой дыма. Вдалеке кто-то жжёт костёр, а чёрные клубы дыма поднимаются вверх, прямо к умиротворённому небу.

Задумчивый взор внезапно останавливается, заметив в окне шевеление. Чимин на миг пугается, а после шумно выдыхает, опустив плечи и осознав, что испугался собственного отражения. Беспокойное сердце ещё пару секунд больно стучит эхом в голове, пока он потирает слезящиеся глаза кулаками, свесив ноги с подоконника, и осматривает свою пустую, погружённую во мрак комнату. Ему кажется, будто кто-то находится здесь, в его спальне, в самом чёрном углу, и жадно смотрит на него из темноты. Чимин щурится, на мгновение задержав дыхание, закрывает глаза и прислушивается.

Ничего.

Это шум в коридоре. Мешает.

Раздражённо выдохнув, Чимин слезает с подоконника, садится на скрипучий табурет перед большим зеркалом и с грохотом раскрывает один из ящиков тумбочки. На стол, прямо перед ним выпадает маленький розовый камень на чёрной верёвке, под который Чимин подкладывает грубую перчатку Чонгука. Юнги сказал, что это всё, что от него осталось. Отражение в зеркале привычно, ничего необычного и пугающего, но внутри отчётливо просыпается чувство, которое объяснить не получается уже на протяжении шестнадцати лет. То самое, которое его мать называла проказой, а отец — выдуманной от скуки дурью.

Розовый кварц возвышается над перчаткой, медленно раскачиваясь из стороны в сторону, и Чимин закрывает глаза, спокойно выдыхая и расслабляясь. Его рука мелко дрожит над столом, об рёбра так гулко стучится сердце, окаймлённое тревогой, погружённое в неясную дымку из предчувствий и сомнений. Тут же ушей настигает дикий глухой хохот из-за двери, который тут же прерывается строгим голосом матери, гремящим уже прямо внутри его головы: перестань придаваться греху, Пак Чимин, иначе снова придётся хорошенько отмыть тебя.