Dārilaros-Jaos // принц Верный Пес [18+]

[XIII] Королева мотыльков

Как всегда меланхолично-спокойная королева держалась с братом прохладно, и ни один мускул на ее лице не выдавал, что Хелейна рада «приглашению» или злится на него. Единственным ее замечанием по поводу визита был смех над его нелепо отросшей щетиной цвета пыльного снега. Ей было все равно, и Эймонд знал, что единственным желанием сестры является мечта, чтобы ее с детьми оставили в покое. Но сейчас она была нужна ему, как никогда.

По рукавам платья Хелейны были вышиты парчовые мотыльки, порхающие между длинными витиеватыми стебельками полевой осоки. Она не поднимала глаз на брата, внимательно слушала и очень артистично кивала, разглядывая его кожаный наглазник, ремешок которого теребила в руках. Эта привычка сестры всегда напрягала Эймонда, но как можно было злиться на эту невинную душу... Хотя лучше бы эта душа перестала ему дерзить тогда, когда должна помогать.

— ...ты не любишь меня, не любишь никого в целом свете. И точно не любишь ее, — Хелейна прямо-таки увещевала, гипнотизировала, но Эймонд отчего-то ей не верил. Распластав свою душу сердечными монологами, он ждал чего угодно, но не лекции о том, какой он монстр.

Раз королева Хелейна права, и он правда является таким морально искалеченным уродом, откуда в нем чувства? Любовь Эймонда была похожа на раскрывшийся по неосторожности капкан, который забросили в сердце очень-очень давно. Может он всегда любил, от того и чувство кажется естественным и логичным? Или именно эта любовь разжигала другие чувства, как раз те, о которых говорит Хелейна: ненависть, обиду, боль... Стальные зубы капкана, который сотню лет назад Рейллис закинула в его душу, больно драли внутренности ледяного принца в клочья. Только сейчас, совсем недавно, он наконец смог немного разобраться в себе, открыв природу своей многолетней любви-ненависти к ней, а Хелейна своими наставлениями хочет вдруг взять все разрубить и разрушить?

— Raqnon nākostōbāves issa, — классической цитатой, что любовь равна слабости, выразился Эймонд, все крепче сжимая пальцы в замок.
— Само твое существо соткано из слабости, дорогой брат, — королева отвечала ровным тоном, вот кто в их семье настоящий «вышколенный» дракон. Дождаться от Хелейны хоть капли сожаления для Эймонда было почти невозможно. — А еще из недоверия, — спокойно продолжала она, — тревоги, жалости к себе и чувства неполноценности, так что же теперь, только опошлять древневалирийский, чтобы кое-как оправдаться?

Будь на месте Хелейны Таргариен кто угодно другой, он бы уже получил по зубам, или принц кинжалом пригвоздил бы плечо собеседника к спинке кресла, но на сестру ему было тяжело даже поднять голос. «Чертова лиса». Хелейна была способна манипулировать им, как хотела: конечно, она могла без зазрения совести пользоваться сочувствием всей семьи, обитателей замка и челяди — все ведь знали, как их молодая королева настрадалась в браке с Эйгоном. А Эймонд ко всему прочему ощущал перед ней вину, долг, ответственность — в общем, все то, что сопутствует отношениям брата с сестрой, несбывшихся любовников и жертв одного колеса большой политики королевства.

Он терял терпение. Дружелюбная маска понемногу стекала с лица, обнажая раздражение и усталость. Ну как же она не поймет, что именно он имеет в виду? Эймонд принялся раскачиваться на стуле взад-вперед, заламывая руки, как нервный ребенок в приступе истерики.

— Всю жизнь, всю эту жизнь она отравляла меня... Все это время, а ты говоришь, что это ничего не значит?! — Эймонду очень хотелось упасть на колени и трясти сестру за подол платья, чтобы как-то растормошить ее. — Она нужна мне. Только она одна, никто...
— Ты просто хочешь ее, вот, собственно, и весь разговор, — бесстрастность Хелейны поражала.
— Да! То есть...
— Обратился бы к примеру своего короля и навестил один их тех борделей с женщинами из Лисса. У них такие же серебряные волосы и фиолетовые глаза, — почти грозно с некоторым надрывом, но спокойным как вода лицом, королева Хелейна заткнула брата. — Все знают, что ты не умеешь любить. Kesir gīmī, брат.

Эймонду была охота завыть волком. Ох зря он доверил все свои переживания сестре раньше, чем окончательно сформулировал все сам. Зря вообще было ожидать от женщины, которая запросто могла быть до сих пор влюблена в него, хороших советов.

— Уходите, королева. Я вас понял, — уставившись в ворс ковра и согнувшись в три погибели, произнес Эймонд. Он будто совсем потух. Тянуло спать.
— Уже ухожу, мой принц, — сказала Хелейна, сию же минуту подскочив с кресла, которое как-то слишком жизнерадостно скрипнуло. Она с присущей рассеянностью и непосредственностью потрепала брата по голове, не скупясь на тактильность, запустила пальцы в свалявшиеся белые волосы. — Боги, Эймонд, помойся наконец.