Dārilaros-Jaos // принц Верный Пес [18+]

[XI] Бледный и беспокойный

За окном стоял мертвец, как подумал Эймонд, пока дряхлый дед не захрипел, вдыхая. Искореженные артритом суставы делали его руки похожими на сухие ветки, одетые в парадный черный камзол с пряжкой червонного золота. Узловатые пальцы бордового цвета с почерневшими ногтями, торчащие ледяные вены. Высокий, но согбенный тяжестью лет, он гордо пытался придать осанке прежний угрожающий вид, но лишь кряхтел от боли в пояснице. У старика были длинные, но редкие беленые уже сединой, а не серебром, космы. Сухое вытянутое лицо напрочь лишено цвета, кожа обтягивает череп так туго, что, кажется, вот-вот лопнет на скулах, рот свирепо изогнут, скрывая отсутствие половины зубов. Один глаз горит фиолетовым, второй — зияет бездонной тьмой.

Рама окна на деле оказалась искусно отполированным зеркалом. Над самым ухом Эймонда раскатился мелодичный и едкий, как хвойный дым, жалеющий смех принцессы Рейллис. Старец замахнулся, захотел развернуться и придушить злорадную суку — но за спиной никого.

— Не пугайся, красивый принц, — пропел женский голос на валирийский манер. — Не пугайся! Тебе не суждено состариться.
— Нет! — вскричал дряхлый принц Эймонд. — Нет!

Пергаментная кожа облетала с пальцев осенней листвой, обнажались и в то же мгновение песком крошились кости. Оставшиеся зубы рядком выпали в подставленную ладонь принцессы. Рейллис обнимала брата сзади, и спиной он чувствовал ее обнаженную горячую грудь. Она стала покрывать поцелуями его лысеющую рябую голову, торчащие кости челюсти, пустую глазницу. Когда полные губы Рейллис коснулись правого глаза, Эймонд ослеп окончательно.

   Он проснулся с таким криком, что услышал моментально поднявшийся во внутреннем дворе замка собачий лай. Бред, наваждение.

   Принц Эймонд не страдал знаменитым валирийским недугом и будущее в снах не предсказывал. Но он не был дураком и всегда подмечал в сновидениях, если не посыл самих богов, то хотя бы мрачный символизм. Он верил интуиции и старался разгадать значения снов самостоятельно — сегодня и ломать голову не пришлось, что неясного? Эймонд все равно не собирался доживать до старости, вот бы только на тот свет захватить за собой побольше врагов короны и успеть перед смертью овладеть принцессой Рейллис. Вполне себе скромные запросы калечного ледяного принца.

   В реальном мире сегодня было скучно, серо и уныло. Собаки во дворе угомонились под руганью псарей, утро вступало в свои права, и замок Таргариенов оживал, освещенный тусклым рассветом.

   С самого возвращения со Штормовых земель принц не покидал покоев. Думал. Волосы свалялись в сухой колтун, который Эймонд наспех собирал замшевым шнурком, под ногтями он видел тонкие полоски пыли и пота, которые ковырял острием кинжала, чтобы вычистить. У него даже отросло подобие редкой белесой щетины. Он думал и любил. Любил и думал, любит ли. Никакой горячей ванны, никакой свежей головы и никаких разумных мыслей — Эймонд Таргариен загонял себя в осознанный мазохистский морок. Он читал любимые заморские исторические эпосы с конца к началу, подбрасывал, вертел между пальцами и пытался жонглировать валирийским кинжалом, стоял на руках у стены, пока на третий день на него не свалился пыльный браавосский гобелен. Каждую ночь принц Эймонд смотрел то ли кошмары, то ли постыдные похотливые картины — каждое утро затем просыпался в холодном поту с напряженным до боли членом.

   Он не ел уже несколько дней, плохо спал, но чувствовал себя живее всех живых. Любил и думал. Даже сейчас, с воплем очнувшись от кошмара, Эймонд быстро пришел в себя и был истерически счастлив новому дню самовольного затворничества. Единственное, чего ему сейчас не хватало — полета на Вхагар, чувства седла между ног, стремен, крюков и кнута, вкуса облаков на языке и ветра в ушах. Но нет, нельзя опустошать голову. Одноглазый принц любил и думал, примерял любовь и обдумывал причины и последствия, пока не уверился. Пока на седьмой день — то есть сегодня, ему не приснился последний вещий кошмар.

   С ноги вышибив дверь своей горницы, Эймонд, ссутулившийся на галерее как дикий волк, полной грудью дышал осенней свежестью замка. Лохматый и осунувшийся — разве что не гавкал и не скалился. Принц схватил за шкирку пробегающего с пустым ведром парнишку-стюарда.

— Будь добр, парень, найди кого-нибудь из Белых плащей, пусть передадут королеве, что я хочу ее видеть!
— Милорд, — слуга поморщился от страха (наверное, от принца еще и попахивало), — королеву Алисенту?
— Королеву Хелейну, боги! — Эймонд затряс мальчика, как полоумный, совсем сбив того с толку. Он хрипло рычал, перебарывая глупый смех. — Мне нужна королева Хелейна, болван. Нужна, я хочу ее видеть! Ты совсем идиот?
— Нет, милорд...
— Тогда почему ты еще здесь?! — принц принялся было ругаться мальчику вдогонку, да того уже след простыл. — Мне нужна Хелейна! — убедил сам себя Эймонд Таргариен.

   Никто в целом замке не мог помочь ему. Единственным представителем рода дракона, который был способен любить, была сестра, королева Хелейна. Интересно, как громко она будет смеяться, услышав от него о Рейллис? Будет ли злиться, ревновать или упадет в обморок? Эймонд любил и думал. Любил и думал, впервые в жизни разрешив себе на что-то надеяться.