Dārilaros-Jaos // принц Верный Пес [18+]

[V] Отречение

В начищенном медном зеркале он на протяжении уже девяти лет упорно пытался разглядеть Симеона Звездоглазого. Может Эймонду стоило выбить себе и второй глаз, чтобы заменить его сапфиром и люди стали обращать на него внимание? Принц оскалился в зеркало, затягивая кожаный шнурок на затылке, тряхнул волосами, улыбнулся, точнее как смог криво оскалился в зеркало — его искреннюю улыбку вызвать было нелегко, и предназначалась она лишь особенным. Когда-то Эймонд еще пытался улыбаться матери, но ни одна из его истинных улыбок не была ценой равна хоть одной из лживых, которые дарили чужие мужчины. Защищать честь королевы-матери и печься о ней Эймонд бросил тогда же, когда отдал глаз щенку Люцерису. И искренне улыбаться тоже.

   У покоев принцессы караулил сир Аррик. Без близнеца-перебежчика он заметно потускнел, даже борода будто грустно поникла. Эймонд всегда больше симпатизировал второму брату Каргиллу, но за такую глупость, как побег к Рейнире, быстро перестал уважать сира Аррика. После победы нужно будет поручить его казнь Эррику: подарить ему почву для ночных кошмаров, а народу — еще один повод ненавидеть Таргариенов.

   И с чего Эймонд решил так вырядиться к сестре? Он внезапно почувствовал себя дурачком, для простой деловой беседы одеваясь как на королевский пир. Принц оглядел угольно-черный дублет с клепками в виде драконьих голов и задумчиво стянул с пальца драконье кольцо.

   «Сколько драконов на себя не нацепишь, о том, кто ты на самом деле, никто не забудет». Уж сам Эймонд точно не позволяет себе забыть, кем является. Лучшим из живых ныне Таргариенов.

   У Рейллис была очень скромная для особы королевской крови комната, раньше смежная с покоями Рейниры. Та, в отличие от младшей сестры, всегда ценила свое положение и стремилась его подчеркнуть. Вид из окна выходил на внутреннюю гавань — принцесса не любила шума и лязга оружейного двора. Сама Рейллис ни словом, ни видом не выдавала, что чувствует себя оскорбленной, находясь буквально в заключении. Она не самым подобающим образом развалилась в узорном кресле, болтая ногой, которую свесила через подлокотник.

— Рада видеть тебя, брат, — самым будничным тоном поздоровалась Рейллис. Она вышивала и даже не отложила пялец. Не подняла взгляда. — Ну что, идем наконец на плаху?

Эймонд не оценил шутки.

— Кроме клятвы Эйгону от тебя требуют письменного и заверенного верховным септоном и Малым Советом отречения от Рейниры. Также ты должна будешь оставить подпись под государственной декларацией, в которой мы обвиняем Рейниру, Деймона и всю шайку с Драконьего Камня в измене, — он сделал короткий шаг, не осмелясь сделать второй. — Я принес мирийские чернила.
— Если я подпишу эти лживые бумажки, меня наконец оставят в покое?
— Ты и так в покое. Покойся сколько хочешь, последнюю неделю двор без твоего общества прямо-таки зацвел, принцесса.

   Эймонд бросил сестре на колени чистые листы и уже составленную декларацию с печатями и подписями нескольких лордов. Вытянулся по струнке.

— Малый Совет не будет ждать вечно, не соизволит ли принцесса поставить подпись и избавить нас от ожидания?
— О, конечно.

   Неспешно, как с интересной книгой, Рейллис знакомилась с содержанием декларации. Затем взялась мучительно долго рассматривать пустые пергаменты, переворачивать их и вертеть из стороны в сторону. У Эймонда кончалось терпение, но он успешно отвлекался, любуясь на ее красивые изящные пальцы.

— Твой долг, мой долг — служить трону Эйгона. Ты или подпишешь эти бумаги доброй волей, или подписи из тебя выжмут в подвалах, или наш новый король не выдержит и распишется на них сам.
— Как скажете, мой принц, — Рейллис все же приступила к написанию отречения.
— Словами на бумаге и самой душой ты должна быть предана семье, королю и государству...
— Разумеется, мой принц.

   «Седьмое пекло!» Эймонд внутри медленно закипал, но внимательно наблюдал, как сестра по несколько раз перечитывает и нарочито медленно, но все же подписывает пергаменты.

— И не говори со мной так, словно я что-то решаю, — наконец осмелился он нарушить гнетущую тишину. Из-за такой покорности Эймонд чувствовал себя виноватым, хотя ему такие эмоции вообще были чужды. — Не стоит вызывать моего гнева.
— Ты просто хорошо дрессированная псина узурпатора, — ответила она, впервые заглянув брату в лицо, чтобы прожечь своими нежными фиалковыми глазами вторую дыру. Дружелюбная улыбка не вязалась с содержанием фразы. — А я бесчестная предательница.

   Печать с трехглавым драконом коснулась скучного серого цвета воска — Рейллис не использовала фамильные черный и красный цвета, не считая себя выскочкой, а зеленый и вовсе перестала переваривать из-за королевы-мачехи. Рейллис протянула бумаги на вытянутой руке, но когда Эймонд только хотел их взять, отпустила, и пергаменты полетели на пол. Она принялась обратно за вышивание, пока благородный принц дома Таргариен ползал на коленях. На виске его пульсировала злобная жилка.

   Вышел принц Эймонд, не прощаясь. Очень хотелось выбросить скрученные свитки с драконьей печатью в очаг вместе со всеми мыслями о проклятой Рейллис.