Семь ключей Маргарет

Бумажная кукла.

«Все на свете хрупкое.
И особенно всё красивое» 
Энн Брешерс

Томас лежал на кровати, расположенной рядом с постелью мисс Камерон. Пять часов спустя она спала спокойно, излучая невиданную нежность в бархатном молочно-белом платье, которое обвивало её фигуру, словно утренний туман. В тишине ночи между ними стоял всё тот же аппарат — старинная техника, напоминавшая радио с изысканным деревянным корпусом.

В капельнице была капсула небесно-синего оттенка, плавно танцующая в прозрачной жидкости. Препарат, как волшебный эликсир, медленно растворяется, проникая по трубочке в тело юной леди, через тоненькую иглу.

Эта простая, но величественная сцена — магия науки, грань между тем, что мы знаем, и тем, что никогда не сможем понять.

— Маргарет, ты словно хрупкая бумажная кукла, — произнёс господин Доджсон с печалью в голосе. — Я надеюсь, что твой внутренний мир закален, как сталь, и в нём все еще живёт искра жизни. Я смогу возродить тебя, вырву из когтистых лап безумия. Ты снова обретёшь смех, вновь ощутишь слёзы, вернёшь чувства. Дорогая, страдания — они не столь опасны, как капля змеиного яда; любая отрава может стать противоядием. В боли можно найти вакцину, даже когда на сцене разыгрывается великая трагедия, ты способна отыскать путь к лучшему сценарию этой пьесы. Знай, прекрасная Маргарет, даже я познал вкус страшных мук. Когда ты не нуждалась в моей любви, я блуждал во тьме, хотя жизнь вокруг бурлила яркими красками. Маргарет. Ты слышишь меня?

Возлюбленная молчала; она не ответила на слова, которые, как оказалось, растянулись длиннее, чем он изначально предполагал. Ему сильно хотелось вновь услышать голос любимой, даже если дочь Маркиза Брендона Камерона произнесла бы грубые слова, как делала это ранее. В глазах психолога она всегда оставалась святой и невинной.

Медработники, казалось, не слышали слов доктора. Один из мужчин сосредоточенно настраивал прибор, другой, углубленный в записи, что-то писал в блокноте, в то время как медсестра стояла рядом с пациенткой, словно охраняя её пределы. Блондинка с бледно-голубыми глазами никогда не считалась красавицей, но когда один из безумных обитателей клиники изуродовал лицо молодой женщины, то она в этом уродстве нашла своё сходство с душами тех же самых больных людей. Её звали Луна Вербер, и она оказалась пленницей собственного тела. Когда пришёл момент выбирать врача для испытаний, она, полная отваги, первой предложила свою кандидатуру. Однако Доджсон, отверг это предложение, сочтя испытание слишком личным и интимным. В разум Маргарет, словно в священное место, мог войти лишь жених девушки, ни один другой разум не имела прав на это.

Луна смотрела на нежные черты лица Маргарет, невольно её пальцы нащупали болезненные шрамы на своём лице. В разум прокралась зловещая мысль — непристойное желание, украсть чужую жизнь.

"Ты не сможешь, Луна," — подумала она, устремив взгляд на доктора, погружённого в сознание своей невесты. — "Он не позволит! А вдруг, у меня, всё получится?"

Медсестра подошла к двери, повернувшись спиной к остальным, достала из кармана фиолетовую капсулу, один из неудачных экспериментов, но ей удалось усовершенствовать лекарство. Женщина не нуждалась в воде, Луна просто проглотила таблетку. Тьма. Она упала, и никто не успел её подхватить.

"Луна!" — до неё донёсся мужской голос, преследующий каждую ночь, голос, который невозможно забыть. Скальпель, холодный, как лёд, коснулся кожи; кровь текла, сливаясь со слезами, а сильные руки сжимали шею: "Луна! Луна!"

— Прошу, ненужно, мы можем вам помочь! — говорила она, снова слышала своё имя чужими устами и грубым голосом. — Вы способны свернуть с пути забвения, позвольте нам вам помочь.

Сознание дрейфовало между реальностью и бездной, где эхо его восклицаний разрывали кромешную тьму. Каждое слово, становилось последним маяком, раскрывающим забытые воспоминания, столь далекие, но одновременно так близки. Среди хаоса и страха, она продолжала искать свет, который, казалось, навсегда ускользнул от Луны или его вовсе не было никогда?