Столб – Дядя!.. Дядя, ты живой, что ли?.. Космохвост целую вечность не открывал глаз. Однако дышал, ресницы вздрагивали. Сквара всё протирал ему мокрой ветошкой то лицо, то ладони, окликал, тормошил и не знал, что ещё сделать. За руку подержать, как Светел его самого, когда палец лечил?.. Только Светелко вправду боль отзывал… Он уже ощупал узника с головы до пят, завернул драный кожаный чехол, рубашку и убедился: повязка на голове была не единственная. Кое-где сквозь тряпки проступала новая кровь. «Иные просто умирают вместо господина и госпожи…» Повязки выглядели очень несвежими. Сквара начал их разматывать, промывать раны и повивать заново, благо стираных полос ему дали в достатке. Вот только как быть с правой рукой, сломанной в локте? Поди вправь, чтобы зажила и снова работала. Если бы хоть эту железную штуку от ошейника отстегнуть… Космохвост вздрогнул, зарычал: – Хорош лапать! Не девка… – Дядя! – обрадовался Сквара. – Живой! Рында отозвался не сразу. Говорить ему, кажется, было больно. – Зря ты, – прошептал он затем, – ему помешал… – Что?.. – переспросил Сквара… и вдруг понял. Космохвост в самом деле знал опальчивый нрав стеня. Он решил укусить Лихаря, добыть огня. Доискаться скорой расправы. Пока не приехал Ветер да не взялся выспрашивать, где скрылись царята. – Ладно, малый, не плачь, – сказал Космохвост. – Что ж теперь… Не свезло. – Дядя, нам тут по одеялу принесли, – виновато захлопотал Сквара. – Я одно постелил, дай тебя перекачу и сверху укрою? Узник кое-как переполз на тощую мякоть, с облегчением вытянулся. Некоторое время оба молчали, потом Сквара спросил: – Дядя, а кто такой Сеггар? Рында сразу открыл глаза. Зоркие, холодные, колючие. – Чего врёшь! Знать такого не знаю. – Сам не ври, – обиделся Сквара. – Ты, пока лежал, три раза просил: «Сбереги, Сеггар…» – А ещё кого я просил? – Я тебе помню? Какого-то Косохлёста… Узник подумал, помолчал, сказал: – Вот что, парень… Если я опять без ума что сболтну, сразу кулаком тычь, добро? Сквара опустил голову: – Не буду. Жалко. Рында усмехнулся: – Себя пожалей, олух. Тебя Ветер тоже спросить может, что от меня слышал. А врать ты не умеешь. Оба снова умолкли. Сквара горестно прикидывал, как бы изловчиться разомкнуть на нём железные путы, утешить и выпрямить руку. А потом Ознобиша со свёртком еды закинул бы им маленький нож. Такой, что сможет просунуться в дверную щель: небось до утра поладили бы с засовом. А там метель, да посвирепее, пусть не только разиню с башни – дозорных сдует со стен. Только до леса бы дохромать, уж тогда-то… Космохвост вдруг начал смеяться. Сквара удивился, поднял глаза. Худое избитое лицо рынды впрямь светилось весельем. Может, он догадался, как ему спастись, и сейчас расскажет об этом? – Дядя, ты что?.. – Чужой беде радуюсь, – фыркнул Космохвост. Охнул, сморщился, но смеяться не прекратил. – Ветер сведает, Лихаря по головке погладит?.. Кабы не пожалел ещё, что у меня из рук увернулся… От беспокойства и наползающей жути Скваре не сиделось на одном месте. Он вскакивал, метался туда и сюда, в сто первый раз обшаривал холодницу, ища ход на волю. Заглядывал в очажную пасть. Пытался двигать расшатанные вроде бы камни внешней стены. Куда там! Едва сбитые с места силами, отворявшими земную твердь, они собирались держаться ещё не один век. А уж если рассыпаться, то всяко не от жалких потуг какого-то мальчишки. Сквара переходил к двери, пробовал дёрнуть или толкнуть, но больше с отчаяния, уже понимая, что не помог бы и ножичек. Когда Инберн уходил, с той стороны не просто засов щёлкнул – ключ в замке проскрипел. Космохвост наблюдал за ним, терпеливо щуря глаза. – Не мельтеши, – сказал он затем. – Сядь! Сквара сел. Поднял щепочку, стал крутить. – Не так, так этак, лишь бы голова вкруг! – проворчал рында. – Чего ради пальцы ломаешь? Сквара ответил: – Они так ножи вертят. Я тоже хочу. – Зачем? Сквара пожал плечами: – Я сюда не просился. Но коли попал, надо все умения превзойти. В это время со двора послышался шум, громкие голоса. Рында тотчас насторожился, даже вскинулся на левой руке, но боль уложила. – Что там? Сквара мигом взлетел к окошку. Неужели Ветер? Так скоро?.. Посмотрел, оглянулся, с облегчением сообщил: – Старшие с Лихарем на деревянных мечах пляшут. Космохвост прикрыл глаза. Некоторое время лежал молча, потом сказал: – Я как ты был. Только время стояло другое. – Я сейчас не бегу, потому что они атю с мамой застигнут, – проговорил Сквара упрямо. – Буду всё знать, чему убийц учат, тогда пусть попробуют. Узник невесело улыбнулся: – Ох, парень… Обойдёт тебя Ветер, а ты и не поймёшь. – Это как? – А так, что хитрости в тебе нет, простая душа. Вдруг меня к тебе нарочно подсунули? Сквара переложил щепочку в левую руку, свёл брови: – Ты-то про меня сначала так и подумал. – Верно, подумал. – Ты царевичей охранял, – сказал Сквара. – А я нужен кому, чтобы ради меня петли метать? Космохвост только вздохнул: о чём с таким говорить. Снова прикрыл глаза. Сквара покосился на него и вдруг понял: если б не цепь, рында сам сновал бы по холоднице, колупал каждую щёлку, пытал дверь, примеривался к решётке… Никому не хочется умирать. Тем более – поднимать муки. Молчать за пределами сил, спасая других… Пока Опёнок соображал, как ещё отвлечь узника разговором, тот сам попросил: – Спой опять, как ты Морану славил. Только тихонько! Сквара спел. – Правда, что ли, не врёшь, будто сам сложил? Сквара покраснел: – Кто дразнил, что врать не умею… – А ещё сочинить можешь? Сквара хотел ответить «куда мне», но вновь вспомнил Кербогу и сказал: – Попробовать можно… Космохвост открыл глаза, заулыбался, хищно, с предвкушением: – Я тебе напою. А ты слова думай. Ветер появился на другой день. Сначала мимо двери холодницы пробежал Лихарь. Сквара узнал шаги и немедленно повис на решётке. Ворота стояли, по обыкновению, открытыми, снегу накануне вывалило под самые стены. Лихарь торопливо вспрыгнул на беговые лыжи, проскочил под деревом Ивеня, унёсся в туман. Сквара проводил его глазами, вздрогнул, похолодел. – Что там? – спросил снизу Космохвост. – Лихарь во все ноги вон побежал… И другие во двор высыпали… Межеумки, старшие, Инберн… Рында сдавленно зарычал. Сквара оглянулся. – Не слезай, парень, – велел Космохвост. – Дашь знать, когда в ворота войдёт. Глаза у него блестели, как в лихорадке. Сквара судорожно вцепился в прутья, стал смотреть. Ветер шёл так, что туман перед ним сам собой разлетался в разные стороны, шарахался, словно в испуге. Лихарь, с пятнистым лицом, поспевал рядом, что-то говорил… Сквара сразу отвёл взгляд, его взяла такая тоска, что не захотелось даже злорадствовать. Ветер смотрел прямо перед собой и не слушал, что говорил стень. Спохватившись, Сквара оглянулся на Космохвоста: – Вошли, дядя… Пора? Тот напряжённо вслушивался: – Погоди… Ветер остановился посередине двора. Сбросил лыжи. Потом рукавицы с рук. Куда они улетели, Сквара не разглядел, только то, что даже Инберн не решился подойти к источнику с приветствиями. Было тихо и жутко. Лихарь стоял, опустив голову, красные пятна на лице то вспыхивали, то пропадали. Ветер произнёс очень негромко, но услышал весь двор: – К столбу! Сквара втянул голову в плечи. – Учитель… – одними губами выговорил Лихарь. Ветер не пошевелился. Стень отвернулся, пошёл, двигаясь, как деревянный. Пятна погасли на его лице, теперь оно было серым. Он встал у столба, почти касаясь лопатками. Опустил голову… Ветер кому-то кивнул. Подошли двое старших, такие же бледные и пришибленные, вытащили блестящие ножи, начали спарывать с Лихаря одежду. Перво-наперво в талую грязь упал ссеченный пояс. Двое резали и кромсали, хотя могли снять или заставить, чтоб снял. Задевали остриями живое. Бросали наземь измаранные кровью лоскуты. Лихарь только вздрагивал и молчал. Когда те спрятали ножи и убрались с глаз, он остался босой и голый. По белому телу волнами пробегала дрожь. Ветер сказал: – Тебе спасибо, державец, что сберёг от поругания имя Владычицы и моё… Пленника сюда, если ходит. Из подвала немедленно отозвался мощный мужской голос: Тяжкая цепь, ошейник тугой, Кости гремят во тьме под ногой. Дверь на замке – не выскочит мышка. Тут нам и крышка! Певший не рассчитал сил, задохнулся, примолк, но рядом с охрипшим голосом тут же взвился другой, мальчишеский и крылатый. В узком оконце меркнет заря. Кончена жизнь – неужто зазря? Что замолчал? Несладко, братишка? Вот она, крышка! Тем, кто с колен подняться посмел, Голод и боль назначат в удел. Вечно на дерзких валятся шишки. Сцапали – крышка! Холод и страх не пустим в сердца. Братья за братьев, сын за отца! Выглянет солнце, щёлкнет задвижка, Сдвинется крышка! Пели слаженно, вдохновенно. В дверном замке торопливо заскрежетал ключ. Двое заточённых переглянулись. Глаза у царского телохранителя были бешеные, жадные и… счастливые. – Эх, малый, – только и сумел он сказать. Сквара ответил: – А у тебя хвоста нету, дядя. Я смотрел… Космохвост расхохотался. По лестнице сбежали несколько старших. Это не межеумки, эти чуть помладше самого Лихаря. Сквара улетел в сторону, как котёнок. Поворот ключа снял узника с цепи, его подняли на ноги, потащили наружу. Сквара бросился следом. От него опять отмахнулись. Так, что пересчитал ступеньки, снова растянулся внизу. Он поднялся, глядя на дверь. Отдышался, стиснул кулаки и уже один допел, что не успели вдвоём: Выпита чаша жизни до дна. Время платить, известна цена. Смерти упряжка мчится вприпрыжку… Будет вам крышка! Качающийся Космохвост стоял перед котляром. – Кто на него надел этот срам? – спросил Ветер, брезгливо указывая на вериги. – Снять! Железную снасть немедля убрали, освободив руки. Правая беспомощно свисла и так потянула Космохвоста за собой к земле, словно весила сто пудов. Глаза Ветра метнули в Лихаря страшную молнию. – Сейчас тебя поцелует Владычица, – обратился он к рынде. – Ты умрёшь, старый друг, но умрёшь с честью. Ты был стойным противником, а я таких чту. – Ветер легонько тряхнул правой рукой, тоже свесил её, расслабленную, вдоль тела. – Драться можешь? Космохвост подобрался, вроде бы окреп на ногах. Ответил: – Могу. Потом сказал Ветру что-то ещё, но тихо, Сквара не разобрал. Ветер выслушал, кивнул. Им живо принесли два прямых андархских меча. Ветер не глядя выбрал один, второй бросил Космохвосту. Тот поймал его. Сразу стало понятно, что он был если не природным левшой, то уж владел левой рукой ничуть не хуже, чем правой. Начали сходиться… Если бы Сквара не помнил, как закованный и уже израненный узник едва не убил Лихаря, он решил бы, что Космохвост заведомо обречён. Но он сам видел, на что тот был способен, и сумасшедшая надежда свела судорогой его пальцы на решётке. Мечи встретились с лязгом, высекли искры. Сквара даже не понял, кто первым ударил, он попросту не заметил ни взмаха, ни обороны. Два клинка провернулись и отскочили. Завораживающий танец Ветра с Лихарем у оттепельной поляны был игрой волка с волчонком. Эти двое ни в чём друг другу не уступали. И одному из них должна была сейчас настать смерть. Новый удар, звон, огненные брызги… Летучее мелькание серебряной стали… долгий звон… И общий, единой грудью, вздох всех собравшихся во дворе. Рында словно бы споткнулся и замер, не кончив движения. Подломился в коленях, начал оборачиваться и не успел, свалился. Он запрокинул голову, его взгляд что-то говорил Скваре, но тот никак не мог понять, что именно, только видел, как у Космохвоста толчками вытекает изо рта кровь. Ветер дышал так тяжело, словно этот бой вместо короткого десятка мгновений длился полдня. Видно, стремительная красота поединка потребовала до того лютого выплеска сил, что обычному человеку представить-то невозможно. Ветер подошёл, припал на колено, склонился к умирающему. – Ты был стойным противником, – повторил он. – Владычица призвала тебя, друг. Кому послать весть? Космохвост трудно прошептал несколько слов, вздрогнул, застыл. Кровавые толчки прекратились. Ветер как-то разочарованно выпрямился над ним. Снова легонько встряхнул правой рукой, словно возвращая себе свободу ею владеть. Сквара смотрел и смотрел на лежавшего в грязи Космохвоста. Никчёмный, слабосильный мальчишка, способный только горланить глупые песни… – Похороним честно, – приговорил Ветер. Отдал меч, мотнул головой, подошёл к Лихарю. – Теперь ты. Голый стень всё так же стоял у столба, не поднимая головы и как будто став меньше ростом. Позже Сквара узнал, что на самом деле он мог отойти, и на этом наказание для него завершилось бы. Вот только бесчестье сделалось бы уже неизбывным. – Я приказывал его в подвале морить? Рука Ветра стремительно выстрелила вперёд. Палец злым болтом воткнулся Лихарю куда-то около шеи. Стень пытался сдержаться, но не сумел, взвыл, его перекосило, мышцы судорожно задёргались. – Я тебе позволял свой колчан трогать? Новый удар, новый крик. Лихарь кое-как выпрямился. И опять не попытался заслониться, не отошёл от столба. – Я его увечить велел? Стень упал на колени, из глаз неудержимо лились слёзы. Он поднялся. Снова встал у столба… Дальше Ветер его ни о чём уже не спрашивал, просто бил. Невероятно искусно, очень жестоко и страшно, в кровь, в сопли, в хлюст. Наконец Лихарь свалился окончательно и уже не мог встать, только дёргался на земле. Тогда из рук в руки поплыли ведёрки с водой. Лихаря окатили несколько раз. Ветер кивнул. Старшие подцепили стеня под мышки, утащили со двора. Босые ноги оставили в грязи две длинные борозды.
