Тихий омут

Седьмая

"Мягкие руки заботливо проводят по твоей особенной для этих рук щечке, ты мило улыбаешься, смотришь в твои кровные глаза, смеешься самым чистым смехом... А когда нет этих рук и глаз, ты обливаешься самыми горькими слезами. Но самое приятное-это волосы этой женщины. Самые красивые, вкусно пахнущие, вечно молодые. Сколько бы отдали те люди, что лишены возможности трогать эти волосы или касаются их в последний раз. Самые правдивые слова-слова из ее уст, самые настоящие чувства-чувства этой женщины. Нити судьбы действительно существуют. Красные, синие, белые, люди выбирают разные цвета для своей жизни. А нити вашей судьбы не имеют цвета, потому что они уникальные и самые крепкие. Их не порвать словами или руками, ничем не разорвать. Сколько бы каждый отдал, чтобы каждый момент посветить ей. Эта женщина достойна только хороших слов и любящих взглядов. Потому что она подарила жизнь и единственное, что ты именно ДОЛЖЕН в этой жизни, это горячо любить свою мать."
Мартин вытер лоб своей худой рукой и сглотнул. Он дышал грузно, будто у него на груди лежал тяжелый предмет. Парень скинул с себя одеяло и привстал в постели. Футболка была мокрой, он снова вспотел ночью. Мысли о недостатке материнской заботы и ласки все чаще приходили к нему в последнее время. Он, порой, долго стоял у столика с фотографиями и проводил рукой по снимку отца, представлял, что он рядом. А о матери он никогда не вспоминал, отец не давал ему это делать. А вот сейчас Мартин совершенно одинок, его никто не удержит от плохих мыслей, никто не запретит курить или с горечью разбивать руки в кровь. На счастье, Мартин никогда не злился на его запреты и ценил все и сразу, многим нужно брать с парня пример.
Лютер скинул с себя футболку и посмотрел на свое нездорово худое тело. Кожа желтоватая и сухая. Он брезгливо поморщился и надел майку. Генри услышал шаги и остановил грузовик. Он открыл двери, парень спрыгнул и пошел мимо джипа. Его старые кеды шаркали об асфальт, сигарета сыпалась в усталых руках с облезшими ногтями. Охранники в недоумении смотрели на него. Один хотел уже окликнуть  его, но Генри пригрозил кулаком. Парень встал по середине дороги и не двигался. Ветер трепал его не расчесанные  волосы, лучи солнца согревали его, защищали его мысли от этого мира. Еще минута и Мартин сорвется со своей вечной цепи, маленькой ключик уже почти открыл запретный замочек в его сердце. Его сознание было пошатано, маленькая черная трещина дала о себе знать и снова все пошло по швам. Он схватился за майку и согнулся. Глаза уставились на раскаленный асфальт, тело было крепким и не поддавалось тряске. Генри порылся в своем кармане и кинул в Мартина тюбик с таблетками. Парень пошатнулся и упал на колени, он резко вскрыл упаковку и засунул себе в рот две таблетки. Жевал он медленно и вдумчиво, как и учил его врач. Глоток. Тело немного немеет, ноги становятся ватными. Мартин ложится на асфальт спиной и поднимает глаза к небу.
-Почему судьба так ненавидит меня?-парень говорил так, будто ничего не происходит,-В чем я виноват?
-Вы ни в чем не виноваты,сер.  Вы должны быть сильным,- Генри не слышал босса, но он на зубок знал о чем пойдет речь.
-У меня был только отец, он сотворил меня, понимаешь? Кто она эта женщина, что родила меня  и носила в себе 8 месяцев, я ведь недоношенный, Генри!-Мартин начинал говорить тихо и чем выше был его голос, тем быстрее Генри просил уезжать все фуры. Этот добрый мужчина хотел отгородить Мартина от всех ненужных ушей и глаз.
-Ваша мать была порочной женщиной, забудьте ее.
-Ты видел ее?
-Видел, сер.
-Скажи, у нее голубые глаза?
-Нет, глаза были серыми.
-А волосы какие?
-Волосы у вас ее. Это единственное, что Вам от нее досталось. Бог бы не дал вам ее внешность, так как, как ему то и не знать, что она не сыграет в вашей жизни главной роли.
- Тогда почему этот Бог отнял у меня отца?!? Где мой отец, Генри? Где он?!-Мартин схватился руками за голову, таблетки вызывают сильные головные боли, когда происходят всплески ярости.
- Он там, куда вы смотрели пару секунд назад. Взгляните наверх  еще раз. Вы видите там покой?- Мартин посмотрел вверх. Солнце коснулось его лица и высушило слезы.
-Вижу.
-Ваш отец спокоен,ему хорошо там. Он будет счастлив, если будет видеть, как вы смотрите вверх и спрашиваете у него покой. Ваша боль будет утихать, только дайте наконец небесам посмотреть в ваши глаза.
-Разве только отцу позволю увидеть мою душу и только ему. Пойми меня, Генри.С годика до трех никто не помнит себя, а я помню, потому что там отец был каждый день рядом. Потом нанял мне няньку, няня сунет мне игрушку и просит не плакать, а я хотел плакать. В те минуты я понимал, что значит быть отданным самому себе, что значит держать все в себе.Я стал понимать какой вес имею в своем доме,когда она впервые накричала на меня и дала пощечину, потому что я  разбил чашку. Я стал циничным, а так же я увидел свое положение в обществе. Когда мне исполнилось 7 уже я давай ей пощечины и говорил, что ее выкинут, лишь я пожелаю. После моей отец стал чаще появляться дома и до 10 лет отучал меня быть "нехорошим мальчиком", как он выражался. Когда он приезжал с работы и я видел как он устал, я всегда отвечал, что у меня все хорошо. Я стал чувствовать своего отца. Он стал единственным, кто был домом и укрытием для меня. Я научился всегда говорить правду после того, когда узнал, что моя мать суррогатная. Ведь от меня скрывали правду с самого рождения, я не мог позволить себе скрывать настоящее и правдивое от людей.Я тогда впервые понял сколько оболочек может принять этот мир. Я срывал все, пока не дошел до конца. После этого я не терплю ложь и даже невесомые не договоры. Я верил в Бога и молился за всех христианин, я желал вечной жизни себе и отцу, желал всем здоровья, целовал крест. А когда узнал, что самолет разбился, я понял, что Бога нет. Он не уберег отца. Крест сорвался вместе с телевизором. Я ненавижу грёбаную религию, она всего лишь иллюзия. Я и знаю, что ты понимаешь меня, Генри. Я чувствую тебя.
Крупные капли слез скатились по щекам парня, но он их сглотнул. Мартин остался лежать и смотреть на небо. Как и сказал ему его новый друг. Генри заварил ему малиновый чай и оставил остывать на столике в машине.