Закат эпохи человеческой | #wattys2016

Изгой

(для атмосферы читайте главу под эту песню Pink Floyd "Comfortably Numb".)

Я был потрясен. Застыв в центре комнаты и все ещё напряженно сжимая уже пустой 38-й, я разглядывал останки генерала, лежащие на полу у стены. Верхняя часть изрешечена дробью, из головы и шеи выплескивается жирными пузырями темно-красная артериальная кровь. Минус один.

У меня вырвался нервный смешок. Я оглядел комнату — шикарная мебель (если мебель во времена апокалипсиса вообще может быть такой), на столе бутыль с дорогим и наверняка вкусным коньяком. Зараза! Пока мы воевали, сидели в окопах и защищали горожан, они просиживали жопы на дубовых стульях с бокалом в руках. Ублюдки.

От бессильной злобы я ударил кулаком по столу — тупая боль прошлась от костяшек до локтя. Вспомнил то, как убили моего мальчика. Вспомнил из-за чего и захотел проехать кулаком по морде генерала, но вместо этого бессильно рухнул в кресло и выпил коньяк Литердона. Алкоголь обжигал горло, прожигая разум. Едкий дым осел в легкие, верчу в пальцах тлеющую сигарету, маленький огонек которой медленно тухнет. Затяг, ещё затяг.

Выдыхая, выпускаю наружу струйку дыма. Снова наливаю себе немного коньяка, подумав, всё же поднимаю стакан и тихо, едва слышно шепчу, нервно усмехнувшись:

— Гори в аду, мразь! — залпом выпиваю и кашляю с непривычки. Но коньяк чертовски хорош.

Вчера я быстро захмелел и напился в зюзю, поэтому сейчас голова раскалывалась. Дверь медленно открылась, и вошли Арнольд Вольт и Тир Аднос. Двое верзил, которые прислуживали у Литердона. Могу поклясться, что видел довольную ухмылку на лице Вольта, когда он заметил труп бывшего губернатора. Мне было уже все равно — даже если убьют, то хотя бы с генералом на том свете встречусь.

Ничего не объясняя, на меня нацепили наручники и повели в корпус, который функционировал как тюрьма. Горожане смотрели с ужасом и непониманием, и чем ближе я был к моему личному аду, тем большее количество людей знали о моем преступлении.

Тюрьма была в корпусе на самом нижнем этаже, где всегда было холодно и сыро. Корпус состоял из двух частей — пыточная и камеры. Меня вели по длинному, почти узкому бесконечному коридору, а по обе стороны от меня были камеры с заключенными — истощенные, худые и бледные, они тянули ко мне и моим инквизиторам дрожащие руки. Не все заключенные такие — чем дальше мы шли, тем упитаннее и крепче выглядели преступники. Наверное, они в этой тюрьме совсем недавно — иначе бы были просто скелетами, обтянутыми кожей. Либо эти заключенные раньше числились в любимчиках уже мертвого генерала.