Стоя в тени, он видел, как пожилой мужчина закрыл дверь и на мгновение задержался в полутемном коридоре, застегивая рубашку на толстом животе. Пробормотав что-то себе под нос, мужчина прошел по коридору и исчез, спустившись по лестнице.
Было уже поздно. До рассвета оставалось лишь несколько часов. Стены были красными, и свечи, установленные перед посеребренными отражателями в концах коридора, давали не очень много света. Но для него – в самый раз. Ему так больше нравилось: уютные тени во тьме ночи придавали особый вкус нечестивым желаниям.
Разврату лучше предаваться по ночам. В темноте.
Он стоял в тишине коридора, смакуя свое желание. Ему слишком долго пришлось его подавлять. Он дал волю похоти и почувствовал, как ее радостная, требовательная боль заполняет его.
Закрыв рот, он дышал носом, чтобы острее почувствовать букет ароматов, и постоянных, и мимолетных. Расправив плечи, он дышал медленно и глубоко, наслаждаясь запахами – теми, что принесли с собой приходившие сюда мужчины, запахами их ремесел: конский, клея, штукатурки, ланолина, которым солдаты обрабатывали кожаные доспехи, оружейной смазки, миндального масла и влажной древесины.
Утонченный пир, который только еще начинался.
Он снова внимательно оглядел коридор. Из других комнат никаких звуков не доносилось. Даже для такого заведения, как это, час был уже поздний. Толстяк, вероятно, был последним клиентом на сегодня – разумеется, не считая его самого.
Он любил оставаться последним. Знание того, что происходило перед его приходом, и висящие в воздухе ароматы дарили ему целый букет ощущений. В возбужденном состоянии его чувства всегда обострялись, и он смаковал каждую деталь.
Он на мгновение прикрыл глаза, прислушиваясь к снедающей его внутренней жажде. Ему нужна женщина. Она утолит его желание. Для этого женщины здесь и предназначены. Они предлагали себя добровольно.
Другие мужчины, как тот толстяк, к примеру, просто взгромождаются на женщину, через пару минут удовлетворенно хрюкают, и все дела. Они никогда не задумываются о том, что чувствует женщина, что нужно ей для того, чтобы получить удовлетворение. Эти мужланы – только животные, невежды, не понимающие, что наслаждение должно быть взаимным. Их мысли сосредоточены лишь на объекте их похоти, они не видят главного, того, что приводит к истинному блаженству.
Неуловимое, скоротечное нечто, дарующее невероятные ощущения. Благодаря своей необычной чувственности, редчайшим знаниям он коллекционировал эти драгоценные мгновения и хранил в памяти, придавая этому эфемерному ощущению иллюзию постоянства.
Он полагал себя счастливцем, ибо мог понимать такие вещи и полностью удовлетворить женщину.
Наконец он вздохнул поглубже и медленно двинулся по коридору, отмечая про себя, как тени и тоненькие лучи света, льющиеся от отражателей, перемещаются по его телу. И подумал, что, если захочет когда-нибудь, сможет ощутить прикосновение света и тьмы.
Он без стука открыл дверь, из которой вышел толстяк, и скользнул в комнату, с удовольствием отметив, что в ней тоже царит полумрак. Одним пальцем он закрыл дверь за собой.
Женщина в комнате, слегка присев, надевала трусики. Когда она наконец увидела вошедшего мужчину, то просто опустила платье и небрежно затянула шелковый поясок.
Запах угля, горящего в жаровне, смешивался со слабым ароматом мыла, талька и очень сладких духов. Но запах похоти и спермы был сильнее всего.
Окон в комнате не было. Большую часть помещения занимала кровать, застеленная смятыми ветхими простынями. В изголовье стояла небольшая тумбочка для личных вещей. На стене над кроватью висело весьма откровенное изображение любовной пары.
Возле двери стоял умывальник с потрескавшейся эмалью. По форме он напоминал печень, а трещины в эмали – идущие от печени артерии. С полотенца, висящего возле умывальника, все еще капала вода. Мыльная пена в умывальнике тихонько покачивалась. Женщина только что вымылась.
У каждой шлюхи свои привычки. Некоторые мыться не любят, но это, как правило, более старые, некрасивые, которым платят мало, и поэтому им на все наплевать. Он давно заметил, что молоденькие и красивые женщины, которые получают больше, моются после каждого клиента. Он предпочитал тех, что моются, но вообще-то его похоть от таких мелочей не зависела.
Иногда он задавался вопросом, задумываются ли над такими вещами непрофессиональные шлюхи, с которыми он бывал. Скорее всего нет. Он вообще сомневался, что другие задумываются над такими забавными особенностями. Мало кто обращает внимание на детали.
Другие женщины, женщины, жаждущие любви, тоже удовлетворяли его, но не так. Тем всегда хотелось поговорить, хотелось, чтобы за ними ухаживали. Они хотели, он хотел. И в конечном итоге похоть заставляла его потакать их желаниям, прежде чем он удовлетворял свои потребности.
– Я думала, что на сегодня уже закончила, – сказала женщина. Ее голос журчал как ручеек, но она явно не была по-настоящему заинтересована в очередном клиенте, который к тому же явился в столь позднее время.
– По-моему, я последний, – ответил он, стараясь говорить извиняющимся тоном, чтобы не рассердить ее. Когда они злы, от них не получишь нужного удовлетворения. Больше всего он любил, когда они очень старались понравиться.
– Ну тогда ладно, – вздохнула она.
Она не проявила ни малейшего страха при виде вошедшего без стука мужчины, хотя вряд ли у нее имелось оружие. Не потребовала она и денег вперед. Сайлас Латертон, сидевший внизу со здоровенным кривым кинжалом на поясе, обеспечивал женщинам безопасность. И не пропускал никого наверх без предварительной оплаты, так что женщинам не требовалось брать денег. К тому же это позволяло ему следить за доходами шлюх.
Женщина казалась немного растрепанной после посещения толстяка, но ее взъерошенная головка только будила в нем страсть. Весь ее облик ясно говорил о том, чем она только что занималась, и это придавало ей еще большую эротичность в глазах посетителя.
У нее было подтянутое и стройное тело, длинные ноги и великолепная грудь. Это он успел разглядеть до того, как она одернула платье. И скоро увидит опять, так что может пока не спешить.
Ожидание только еще больше возбуждало его. В отличие от остальных ее клиентов он не торопился. Потому что знал: начавшись, это слишком быстро закончится. Начав, он уже не сможет остановиться. Так что пока он будет просто подмечать каждую деталь, чтобы сохранить их в памяти навсегда.
Он решил, что она не просто хорошенькая. Ее лицо способно свести мужчину с ума, заставить приходить к ней снова и снова. И по уверенности, с которой она держалась, он понял, что ей это отлично известно.
Однако в ее лице за чарующей красотой проглядывала жесткость. Но мужчины видели лишь смазливую мордашку, а всего остального не замечали.
А он заметил. Он всегда замечал все детали, а эта встречалась довольно часто. Всегда одно и то же. Свойства характера, которых нежные черты не могут скрыть от такого проницательного человека, как он.
– Ты новенькая? – спросил он, хотя и так это знал.
– Первый день тут, – ответила она. И это он тоже знал. – Эйдиндрил большой город, а сейчас здесь стоит огромная армия, так что клиентов навалом. Мои голубые глаза напоминают д’харианским солдатам о девушках у них на родине. Так что я пользуюсь большим спросом.
– И платят тебе больше.
Она чуть улыбнулась понимающей улыбкой.
– Если бы это тебе было не по карману, ты бы сюда не пришел, так что нечего жаловаться.
Он говорил безо всякой задней мысли и не хотел, чтобы она обижалась. Вечная подозрительность – тоже свойство натуры. Нужно срочно ее улестить.
– Солдаты часто грубы с такими молодыми и красивыми женщинами, как ты.
Она пропустила комплимент мимо ушей. Должно быть, слышала его так часто, что вообще перестала воспринимать.
– Я рад, что ты работаешь у Сайласа Латертона, – продолжал он. – Он бережет своих девочек. Так что в его заведении тебе ничего не грозит. Хорошо, что ты пришла именно сюда.
– Спасибо. – В ее голосе не стало больше тепла, но хотя бы раздраженные нотки исчезли. – Рада слышать, что его репутация известна клиентам. Однажды меня высекли. Мне это не понравилось. Мало того что было больно – я потом месяц не могла работать.
– Наверное, это было ужасно. Боль, я имею в виду.
– Ты собираешься раздеваться или как? – Он кивнула на кровать.
Он промолчал, но жестом указал на ее платье. Она медленно распустила шелковый пояс.
– Пусть будет по-твоему. – И приспустила платье ровно настолько, чтобы распалить его воображение.
– Мне… мне бы хотелось, чтобы ты тоже получила удовольствие.
– Не беспокойся за меня, солнышко, – усмехнулась она. – Я его получу. Не сомневаюсь, что ты меня заведешь. Но ведь платишь-то ты. Так что давай позаботимся о твоем удовольствии.
Ему понравились саркастические нотки в ее голосе. Она хорошо их скрывала за фальшиво-чувственным придыханием, и другие наверняка их бы не услышали. Но он слушал очень внимательно.
Медленно и аккуратно он выложил на умывальник одну за другой четыре золотые монеты. В десять раз больше того, что брал Сайлас Латертон, и раз в тридцать больше ее доли. Она смотрела на монеты, словно не верила своим глазам. Это были большие деньги.
Потом она вопросительно глянула на него.
Ему понравилось растерянное выражение ее небесно-голубых глаз. Женщин этого сорта редко можно смутить деньгами, но она молода, и скорее всего ни один мужчина не предлагал ей столько. Ему понравилось, что это произвело на нее впечатление. Впрочем, он знал об этом заранее.
– Мне бы хотелось, чтобы тебе было хорошо. И плачу за то, чтобы увидеть, как ты испытаешь наслаждение.
– Солнышко, да за такие деньги ты моих воплей до старости не забудешь!
Ну, в этом-то он не сомневался.
Улыбнувшись самой очаровательной из своих улыбок, она выскользнула из платья и, не сводя с него огромных голубых глаз, повесила его на вбитый в дверь крючок.
Она обвила его руками за талию и нежно, но настойчиво прижалась к нему всей своей крепкой грудью.
– Ну, как ты хочешь, солнышко? Несколько славных царапин на спине, чтобы твоя девушка поревновала?
– Нет. Я просто хочу видеть, что ты получаешь удовольствие. Ты такая красивая. И я подумал что, если тебе как следует заплатить, твое наслаждение будет искренним. Вот и все. Просто я хочу знать, что ты испытываешь наслаждение.
Покосившись на монетки, она улыбнулась ему.
– Ой, да, разумеется, я его испытаю, солнышко! Обещаю. Я очень способная шлюха.
– На это я и надеялся.
– Тебе так это понравится, что ты захочешь снова и снова возвращаться в мою постель.
– Да ты прямо читаешь мои мысли!
– Меня зовут Рози, – жарким шепотом выдохнула она.
– Имя столь же красивое, как ты сама, – и такое же неоригинальное, подумал он про себя.
– А как зовут тебя? Как мне тебя называть, когда ты станешь приходить ко мне часто – а мне так этого хочется?
– Мне нравится, как ты меня уже называешь. Мне нравится, как это звучит в твоих устах.
Она медленно провела языком по своим полным губам.
– Рада познакомиться с тобой, солнышко.
Он просунул палец под резинку ее трусиков.
– Можно мне их забрать?
Она пробежала пальцами по его животу и слегка застонала, коснувшись его плоти.
– Уже конец длинного дня. Эти… не очень чистые. У меня есть свеженькие. За свои деньги ты можешь взять их столько, сколько захочешь. Солнышко, да хоть все забери, если угодно!
– Эти вполне подойдут. Мне нужны только они.
– Понятно… – хихикнула она. – Тебе это нравится, верно?
Он не ответил.
– Так почему бы тебе их не снять с меня? – игриво спросила она. – Возьми свой приз.
– Я хочу посмотреть, как ты это делаешь.
Не колеблясь, она стянула трусики, потом, прижавшись к нему, провела ими ему по щеке и, ехидно улыбнувшись, сунула их ему в ладонь.
– Получай. Только для тебя, солнышко. Именно такие, какие ты хочешь, – с запахом Рози.
Он пощупал их, ощущая под пальцами сохранившееся тепло ее тела. Она потянулась, чтобы поцеловать его. Не знай он истинного положения вещей, не знай, кто она такая на самом деле, он мог бы подумать, что она сходит с ума от желания. Что ж, он действительно доставит ей удовольствие.
– Что ты хочешь, чтобы я сделала? – прошептала она. – Скажи, и ты это получишь. Я никогда не делаю такого предложения другим мужчинам. Но я так сильно тебя хочу… Я сделаю все, что угодно. Только попроси.
Он чувствовал исходящий от нее запах других мужчин. Чувствовал вонь их похоти.
– Пусть идет как идет, ладно, Рози?
– Все, что скажешь, солнышко, – мечтательно улыбнулась она. – Все, что скажешь…
Подмигнув, она сгребла монеты, потом, призывно покачивая бедрами, подошла к тумбочке и присела перед ней на корточки. Он как раз размышлял, что она сделает: присядет на корточки или наклонится. Эта деталь его удовлетворила, напомнила кое-что из прошлого.
Пока она прятала деньги, он заметил в тумбочке маленькую подушечку, расшитую красным. Она заинтриговала его. Уж больно не к месту здесь эта вещица.
– Что это? – спросил он, зная, что за четыре золотых она сделает все.
Рози протянула ему подушечку. Маленькая подушечка, так, безделушка, просто забавная вещица с вышитой алой розой.
– Я сама ее сделала, когда была маленькой. И набила кедровой стружкой, чтобы приятно пахла. – Она любовно провела пальцем по вышивке. – Мой талисман. Рози. Для Роуз. Это отец меня так назвал. Он был родом из Никобариса. На его языке «роуз» значит роза. Он всегда называл меня своей маленькой розой, говорил, что я выросла в саду его сердца.
Эта деталь поразила его. Он и не надеялся узнать о ней что-то столь личное. У него появилось чувство, будто он уже овладел ею. Мысль о том, что теперь ему известна такая маленькая, вроде бы незначительная подробность, согревала кровь.
Глядя, как она убирает подушечку на место, он думал о ее отце. Знает ли он, где его дочь? Или он с отвращением выгнал ее, когда его роза проткнула ему сердце своими шипами? Он представил себе, какой был скандал. Потом он подумал и о ее матери – смирилась ли она, или до сих пор рыдает над пропащей дочерью?
Теперь настала пора ему сыграть свою роль в ее жизни.
– Можно мне называть тебя Роуз? – спросил он, когда она захлопнула тумбочку. – Такое чудесное имя.
Она оглянулась и увидела, как он скатывает в пальцах ее трусики в тугой комок.
Улыбаясь, она подошла к нему.
– Отныне ты – мой особенный. Я никогда никому не называла своего настоящего имени. И мне будет приятно слышать его от тебя.
Его сердце бешено колотилось, желание разгоралось в нем с невиданной силой.
– Благодарю тебя, Роуз, – совершенно искренне прошептал он. – Мне так хочется доставить тебе удовольствие.
– У тебя руки дрожат.
У него всегда так, пока он не начнет. А потом они успокаиваются. Это только от предвкушения.
– Прости.
Она рассмеялась гортанным низким чувственным смехом.
– Не стоит. Меня возбуждает, что ты так нервничаешь.
Он вовсе не нервничает. Ни чуточки. Но очень возбужден. Ее руки быстро выяснили степень его возбуждения.
– Я хочу попробовать тебя на вкус. – Она лизнула ему ухо. – Сегодня у меня больше никого не предвидится. Так что у нас много времени для наслаждений.
– Знаю, – шепнул он в ответ. – Поэтому я и хотел остаться последним.
– А ты можешь сделать так, чтобы это длилось подольше?
– Могу и сделаю, – пообещал он. – Как можно дольше.
Она довольно мурлыкнула и повернулась в его объятиях, прижавшись к нему задом. Выгнувшись, она потерлась затылком о его грудь и опять застонала. Он скрыл самодовольную ухмылку и заглянул в ее небесно-голубые глаза.
Да, действительно способная шлюха.
Он провел рукой по ее спине, и она вновь нетерпеливо застонала.
Из-за того, что она извивалась, он не попал в нужное место.
Она застыла.
Во второй раз он вогнал нож точно туда, куда надо, – между позвонками, перерезав спинной мозг.
Он обхватил ее за талию, чтобы она не упала. На сей раз вырвавшийся у нее глухой стон был настоящим. Никто в соседних комнатах не отличит его от тех звуков, которые она обычно издает под клиентом. Люди никогда не замечают деталей.
А он замечал и наслаждался этой разницей.
Когда ее рот раскрылся в вопле, он быстрым движением заткнул его скатанными в комок грязными трусиками. И как раз вовремя, так что у нее вырвался всего лишь приглушенный всхлип. Он вытащил шелковый пояс из висящего на крючке платья и обмотал четыре раза вокруг ее головы, чтобы закрепить кляп. Одной рукой и зубами он затянул узел.
Он с удовольствием бы послушал ее душераздирающие крики, но это положило бы преждевременный конец наслаждению. Ему нравились крики, вопли. Они всегда искренни.
Он прижался губами к ее виску, вдыхая сохранившийся в ее волосах запах других мужчин.
– О, Роуз, ты доставишь мне огромное наслаждение! Такого ты никогда не доставляла ни одному мужчине. И я хочу, чтобы ты тоже его испытала. Я знаю, что тебе всегда этого хотелось. Я тот самый мужчина, которого ты ждала. Я пришел наконец.
Он отпустил ее, и она соскользнула на пол. Ноги у нее не работают, так что она никуда не денется.
Она попыталась ударить его в пах. Он легко поймал ее запястье. Глядя в ее небесно-голубые глаза, он разжал ей кулачок, взял ладонь большим и указательным пальцем и выгибал до тех пор, пока не треснули кости.
Рукавами ее платья он связал ей руки, чтобы она не могла вынуть кляп. От ее приглушенного воя у него радостно трепетало сердце. Из-за кляпа он не мог разобрать слов, но они все равно возбуждали его, потому что в них слышалась боль.
Чувства клокотали в нем как в кипящем котле. Наконец-то голоса замолчали и оставили его наедине с похотью. Он не знал толком, что это за голоса, но был уверен, что может слышать их исключительно благодаря своему выдающемуся интеллекту. Он может ловить эти эфемерные послания, потому что у него очень острое восприятие и потому, что его всегда интересуют детали.
По ее лицу текли слезы. Безукоризненно выщипанные брови сошлись на переносице, и из-за этого ее лоб покрылся морщинами. Он тщательно пересчитал их, потому что он обожал детали.
Испуганными небесно-голубыми глазами она смотрела, как он снимает себя одежду и аккуратно складывает. Не годится пачкать одежду кровью.
Теперь руки его не дрожали и нож он держал крепко. Он встал над ней, голый и сильно возбужденный – чтобы ей было видно, как хорошо она на него воздействует.
А затем приступил.
