Круглосуточный Книжный Мистера Пенумбры.

Мэтрополис...

- Некоторые работают и впрямь очень усердно.- А что они делают?- Как что?Пенумбра вскинул брови. Как будто ничего нет более очевидного.- Читают, мой мальчик!

Чтобы круглосуточный магазин мистера Пенумбры не закрывался ни на минуту, хозяин и два продавца делят сутки на три части, и мне достался самый темный кусок. Себе Пенумбра забрал утро - наверное, это время можно было бы назвать часом пик, только у этого магазина никаких пиков не бывает. Я к тому, что один посетитель - уже событие, а этот одиночка с равной вероятностью может забрести как в час пополудни, так и в полночь.В общем, я передаю эстафету за стойкой Пенумбре, а принимаю ее от Оливера Гроуна, тихони, который несет ее сквозь вечерние часы.Оливер высок и дороден, с мощными конечностями и здоровенными ступнями. У него кудрявые медно-рыжие волосы, а уши торчат перпендикулярно голове. В другой жизни он, наверное, играл бы в футбол, греб на гонках или отсеивал публику из низших классов на входе в клуб по соседству. В этой жизни он студент магистратуры в Беркли, изучает археологию. Оливер готовится в музейные кураторы.Он флегматичен - даже слишком для такой комплекции. Говорит короткими простыми фразами и всегда как будто думает о другом, о чем-то давнем и/или далеком. Оливер грезит об ионических колоннах.Знания у него глубокие. Как-то вечером я погонял его по книге «Ткань легенд», выдернутой с нижней полки куцего исторического стеллажа Пенумбры. Я закрывал ладонью подписи, показывая ему только фотки:- Минойский бычий тотем, тысяча семьсот лет до нашей эры, - чеканил он.Точно.- Кубок из Бас-Юс, четыреста пятьдесят лет до нашей эры. Может, пятьсот.Верно.- Черепица, шестисотый год. Должно быть, корейская.Опять в точку.По итогам теста Оливер дал десять правильных ответов из десяти. Мне стало ясно, что его мозги просто работают в другом временном масштабе. Я едва могу вспомнить, что ел вчера на обед, а для Оливера в порядке вещей знать, что творилось за тысячу лет до Рождества Христова и как это все выглядело.Я завидую ему. Сейчас мы с Оливером равны: у нас идентичные должности, и мы сидим на одном и том же стуле. Но скоро, оглянуться не успеешь, он перешагнет на новую, весьма серьезную ступень и рванет вдаль. Он найдет себе место в большой жизни, потому что хорошо знает свое дело - и речь не о скачках по стремянкам в полузаброшенной книжной лавке.Каждый вечер я прихожу ровно в десять и застаю Оливера за стойкой неизменно читающим: книгу с заглавием типа «Хранение и уход за керамикой» или «Атлас наконечников стрел доколумбовой Америки». Всякий раз я барабаню пальцами по темной крышке стойки. Он поднимает глаза и говорит: «Привет, Клэй». Всякий раз я сменяю его за стойкой, и мы на прощание киваем друг другу, как солдаты - как люди, которым очевидно положение друг друга. Моя смена заканчивается в шесть утра - не самое удобное время для поиска приключений. Обычно я отправляюсь домой и читаю или режусь в игры. Я бы сказал, что расслабляюсь, но вообще-то ночные смены у Пенумбры совсем не напрягают. Так что я просто убиваю время, пока не проснутся соседи по квартире.Мэтью Миттельбранд - наш приглашенный художник. Худой, как палка, бледный и живет по странным часам - даже страннее моих, потому что они менее предсказуемы. Зачастую мне не приходится утром дожидаться его пробуждения: наоборот, придя, я вижу, что он еще не ложился, корпя над новым проектом.Днем (более или менее) Мэт трудится на ниве спецэффектов в «Индастриал лайт энд мэджик», в Президио[?], ваяет бутафорию и декорации для фильмов. Ему платят за придумывание и изготовление лазерных ружей и замков с привидениями. Но - и это по-настоящему впечатляет - Мэт не прибегает к помощи компьютеров. Он из вымирающего племени художников по спецэффектам, до сих пор работающих с ножницами и клеем.Все время, не занятое работой, Мэт трудится над различными собственными затеями. Работает он с фантастическим усердием, час за часом, бросая время, будто сухие сучья в огонь, истребляя начисто, сжигая дотла. Спит он недолго и чутко, бывает, просто сидя в кресле, а то вытянувшись в позе фараона на кушетке. Сущий эльф из сказки или какой-то маленький джинн, только его стихия не воздух и не вода, а воображение.Последний проект Мэта - самый масштабный, грозящий вскоре вытеснить и меня, и кушетку. Он уже захватывает гостиную.Мэтрополис, как зовет его автор, сделан из коробок, банок, бумаги и пены. Это игрушечная железная дорога без самой дороги. Несущий ландшафт - крутые холмы, сотворенные из полистироловых упаковочных шариков, стянутых металлической сеткой. Он зародился на садовом столике, потом Мэт добавил еще два, разного роста, эдакие тектонические плиты. На настольной местности раскинулся город.Модель футуристического пейзажа, сияющий и блистающий гиперполис, сделанный из оческов привычного мира. Изгибы в духе Фрэнка Гэри, вылепленные из гладкой оловянной фольги. Готические шпили и зубцы из сухих макарон. Эмпайр-стейт-билдинг из битого зеленого стекла.К стене позади столов прилеплены фотки моделируемой натуры: распечатанные снимки музеев, соборов, административных башен и таунхаусов. Есть и панорамные виды, но в основном все же крупные планы: поверхности и фактуры, снятые Мэтом собственноручно. Частенько он встает перед ними, глядит, трет подбородок, оценивает и разбирает зерно и блеск, а потом воссоздает их в собственном уникальном лего. Мэт самые обычные материалы использует так виртуозно, что их исконное происхождение блекнет, и ты видишь только крошечные здания, которыми они стали.На диване валяется черный пластиковый пульт радиоуправления. Я беру его в руки и щелкаю каким-то рычажком. Миниатюрный дирижабль, дремавший у притолоки, оживает и, гудя, плывет к Мэтрополису. Его хозяин умеет им управлять так мастерски, что легко причаливает к шпилю Эмпайр-стейт, но меня хватает лишь на то, чтобы врезаться в оконное стекло. По коридору, сразу за Мэтрополисом, моя комната. У нас три спальни, по числу съемщиков. Моя меньше всех, просто белый кубик с эдвардианской лепниной на потолке. У Мэта самая большая, намного больше двух других, но там все время сквозит - она на чердаке, туда ведет узкая крутая лестница. А третья комната, с оптимальным балансом комфорта и размера, принадлежит нашей третьей соседке, Эшли Адамс. Сейчас она спит, но это ненадолго. Эшли поднимается точно в шесть сорок пять каждое утро.Эшли прекрасна. Пожалуй, слишком прекрасна: неизменно лучезарная и безупречно сложенная, точно 3D-модель. Волосы у нее светлые и прямые, строго по плечи. Руки в тонусе, спасибо двум тренировкам по скалолазанию в неделю. Кожа круглый год позолочена солнцем. Эшли - клиент-менеджер в пиар-агентстве, и ей довелось вести кампанию «НовоБублика». Так мы и познакомились. Ей понравился мой логотип. Сначала мне показалось, будто я в нее влюбился, но потом я понял, что она андроид.Я не имею в виду ничего плохого! В том смысле, что андроиды ведь, когда ты их просек, абсолютно клевые, да? Милые, сильные, организованные и глубокомысленные. Все это про Эшли. К тому же она наш покровитель: квартира ее. Она живет здесь не первый год, и наша невысокая квартплата - следствие длительной аренды Эшли.Лично я только приветствую наших новых повелителей-андроидов.Я прожил тут примерно девять месяцев, когда наша третья соседка Ванесса уехала в Канаду писать диссер по экологии, и это я ей на замену нашел тогда Мэта. Он был другом моего друга по художественному колледжу. Я видел его выставку в одной малюсенькой галерейке с белыми стенами: игрушечные кварталы, построенные внутри винных бутылок и ламповых колб. И когда так совпало, что нам понадобился сосед, а Мэту - жилье, я загорелся идеей жить под одной крышей с художником, но не знал, понравится ли такое Эшли.Мэт пришел знакомиться в синем обегающем блейзере и в слаксах со стрелками. Мы сидели в гостиной (центром которой был тогда плоскоэкранный телевизор, а настольных городов не было и в мечтах), и Мэт рассказывал нам о своей тогдашней задаче в Ай-Эл-Эм: придумать и смастерить кровожадного демона с синей джинсовой кожей. Он был нужен для фильма ужасов, где дело происходит в «Аберкромби и Фитч».- Я сейчас учусь шить, - рассказывал Мэт.Потом он указал на манжет Эшли:- Вот тут отличные швы.Потом, когда он ушел, Эшли сказала, что ей понравилась его опрятность.- В общем, если думаешь, что он нам подойдет, я не против, - заключила она.Тут и лежит ключ к нашему гармоничному сосуществованию: при всей разнице интересов Мэта и Эшли роднит пристальное внимание к деталям. У Мэта это малюсенькое граффити на стене крошечной станции метро. У Эшли - нижнее белье, подобранное под офисный костюм.Но настоящая проверка произошла позже, на первом проекте Мэта. Дело было на кухне.Кухня - святая святых Эшли. Я по кухне хожу на цыпочках: я готовлю еду, которая легко отмывается, типа пасты или печенья из коробки. Я не притрагиваюсь к ее модным терочкам и навороченной чеснокодавилке. Я знаю, как включать и выключать конфорки, но не знаю, как активировать конвекционную камеру духовки, для которой, по моим подозрениям, нужны два ключа, как для пускового устройства ядерной ракеты.Эшли обожает кухню. Она лакомка, эпикуреец, и она наиболее прекрасна - или находится на пике своего андроид-совершенства, - когда в выходной готовит духмяный ризотто, облачившись в подобранный по цвету фартук и стянув волосы в золотистый узел на макушке.Мэт мог бы затеять это все у себя на чердаке или на заднем дворе, тесном и запустелом. Но нет. Он выбрал кухню.Это происходило в период моей постновобубличной безработицы, так что я был дома и наблюдал за развитием событий. Вообще-то я как раз наклонился поближе, чтобы рассмотреть Мэтово творение, и тут появилась Эшли. Она только что пришла с работы, еще в деловом беже и антраците. Эшли ахнула.Мэт поставил на огонь здоровенную пирексовскую кастрюлю, в которой медленно колыхалась смесь масла и краски. Она была тяжелой и вязкой, и с медленным нарастанием жара под днищем кастрюли вихрилась и распускалась в ритме замедленного кино. Весь свет на кухне был потушен, а позади кастрюли Мэт поставил две ярких дуговых лампы: они отбрасывали багровые и фиолетовые тени, что тянулись по граниту и травертину.Я выпрямился и молча ждал. Последний раз меня так застукивали в девять лет за насыпанием вулканчиков из соды и уксуса на кухонном столе после школы. На маме были такие же брюки, как на Эшли.Мэт медленно поднял взгляд. Рукава у него были засучены до локтей. Темные кожаные туфли поблескивали в сумраке, как и кончики пальцев, испачканные маслом.- Это имитация туманности Конская голова, - пояснил он.Ну конечно.Эшли молча взирала на нас. Рот у нее все еще был приоткрыт.На пальце болтались ключи, перехваченные на середине полета к крючку, где они обитают, прямо над списком дел.Мэт жил у нас четвертый день.Эшли подошла еще на пару шагов, наклонилась поближе, как до того я, и уставилась в космические глубины. Шафрановый пузырь прорастал вверх сквозь текучий пласт зелени и золота.- Усраться, Мэт, - ахнула она. - Это чудесно.Так что Мэтова астрофизическая солянка осталась кипеть, а за ней потянулась череда новых проектов, все более крупных, вызывающих все больше бардака и занимающих все больше места. Эшли интересно за этим наблюдать: зайдет в комнату, упрет руку в бедро, наморщит нос да и выдаст какое-нибудь полезное замечание. Телевизор она вынесла сама.Это секретное оружие Мэта, его пропуск, его ключ ото всех дверей: он делает прекрасные штуки. Естественно, я сказал Мэту, что ему стоит заглянуть к Пенумбре, и сегодня он появляется, в половине третьего. Колокольчик над дверью брякает, объявляя о его приходе, и прежде чем Мэт успевает сказать хоть слово, голова его запрокидывается и взгляд устремляется по стеллажам в сумрачные выси. Он оборачивается ко мне и, указывая рукой в шотландке строго в потолок, заявляет:- Хочу туда залезть.Я работаю здесь всего месяц и пока не набрался нахальства нарушать правила, но любопытство Мэта заразительно. Он шагает прямиком в Дальнеполочный фонд и, остановившись между стеллажами, наклоняется к полкам, рассматривая прожилки древесины и фактуру переплетов.Я сдаюсь:- Ладно, только держись крепко. И книги не трогай.- Не трогать? - спрашивает Мэт, встряхивая лесенку. - А если я захочу купить одну из них?- Эти не продаются - их берут читать. Надо быть членом клуба.- Раритеты? Первые издания?Мэт уже далеко от земли. Он шустрый.- Скорее единственные издания, - отвечаю я. - Вне книжного индекса.- А о чем они?- Не знаю, - признаюсь негромко.- Что?Повторяя громче, я понимаю, насколько тупо это звучит.- Я не знаю.- Ты что, ни разу не заглянул?Мэт останавливается и смотрит на меня сверху. Недоверчиво. Мне уже тревожно. Я вижу, к чему идет дело.- Серьезно, ни разу?Он тянется к полке.Я думал потрясти лестницу, чтобы показать свое недовольство, но единственным исходом, более неприятным, чем Мэт, заглянувший в книжку, был бы Мэт, который разбился насмерть, упав со стремянки. Наверное. Книжка уже у него в руках: толстый том в черной обложке, с ним Мэту нелегко удержать равновесие. Мэт балансирует на ступеньке, а я скриплю зубами.- Эй, Мэт, - говорю я, и голос у меня внезапно тонкий и плаксивый. - Может, ты просто постави... - Занятно.- Тебе не...- Правда занятно, Дженнон. Ты этого не видел?Прижав книгу к груди, он делает первый шаг вниз.- Погоди!Почему-то кажется, что, если книгу не уносить далеко от ее места, нарушение будет не таким серьезным.- Я поднимусь.Я ставлю вторую лестницу рядом и карабкаюсь скачками. Через миг мы с Мэтом на одном уровне, и на высоте тридцати футов шепотом совещаемся.
Правда такова, что мне, конечно, до смерти любопытно. Я злюсь на Мэта, но и благодарен, что он сыграл роль беса, подталкивающего под локоть. Удерживая толстый том перед собой, он показывает мне страницы. Здесь темно, и мне приходится отклоняться в проход между стеллажами, чтобы хоть что-то разглядеть.Вот за этим Тиндэлл и остальные прибегают посреди ночи?- Я-то надеялся, это энциклопедия колдовских ритуалов, - говорит Мэт.На развороте я вижу плотную вязь из букв, полотнище значков практически без единого пробела. Буквы крупные и жирные, отпечатанные на бумаге острохвостым шрифтом. Алфавит знакомый, романский, то есть обычный, а вот слова - нет. То есть, вообще-то, слов там и не видно. Страницы покрыты сплошными рядами букв - беспорядочная мешанина.- С другой стороны, - продолжает Мэт, - почем мы знаем, что это не энциклопедия колдовских ритуалов...Я выдергиваю с полки другую книгу, высокую и тонкую, в ярко-зеленой обложке с шоколадным корешком, на котором написано «Крешимир». Внутри то же самое.- Может, это ребусы для развлечения, - говорит Мэт. - Типа, суперпродвинутый судоку.Клиенты Пенумбры вообще-то как раз такого типа чудаки, которых видишь в кофейнях ломающими голову над шахматной партией с самим собой или решающими субботний кроссворд, с шариковой ручкой, угрожающе нацеленной в газетную страницу.А внизу тренькает колокольчик. Ледяной страх пробегает от мозга к кончикам пальцев и обратно. От дверей доносится низкий голос:- Есть кто-нибудь?Я шиплю Мэту:- Поставь на место.Потом скатываюсь с лестницы. Сопя, выруливаю из-за стеллажей и вижу у дверей Федорова. Из всех клиентов, что я видел, он самый старый - у него белоснежная борода, а кожа на руках тонкая, как бумага. Но, пожалуй, он же и самый проницательный. Вообще, он сильно напоминает Пенумбру. Федоров двигает по столу книгу - он возвращает Клутье, - потом, четко пристукнув двумя пальцами, объявляет:- Теперь мне нужен Мурао.Вот и ладно. Я нахожу в базе MVRAO и посылаю Мэта обратно на лестницу. Федоров с любопытством разглядывает его.- Еще один продавец?- Приятель, - поясняю я. - Просто помогает.Федоров кивает. Тут до меня доходит, что Мэт вполне мог бы сойти за молоденького члена клуба. Они с Федоровым оба сегодня в коричневом вельвете.- Вы здесь уже сколько, тридцать семь дней?Я не считал, но не сомневаюсь, что цифра точная.У этих ребят все точно, как в аптеке.- Верно, мистер Федоров, - бодро отвечаю я.- И как вам?- Мне нравится, - говорю я. - Лучше, чем сидеть в офисе.Федоров кивает и подает карточку. У него 6KZVCY, конечно.- Я работал в Эйч-Пи, - он произносит «хейч пи», - тридцать лет. Вот это был офис.И развивает тему:- Приходилось пользоваться хьюлеттовским калькулятором?Мэт возвращается с Мурао. Это большой том, толстый и широкий, переплетенный мраморной кожей.- Ну да, еще бы, - отвечаю я, заворачивая книгу в коричневую бумагу. - Всю старшую школу у меня был графический калькулятор. «Эйч-пи-38».Федоров сияет, как гордый дедуля.- Я разрабатывал двадцать восьмой, это был предшественник!Я улыбаюсь.- Он, наверное, еще где-то у меня лежит, - добавляю, протягивая ему через стойку Мурао.Федоров хватает ее двумя руками.- Благодарю вас, - говорит он. - А вы знаете, что у тридцать восьмого нет обратной польской нотации?Он со значением похлопывает свою книгу (колдовских ритуалов?).- ...а надо сказать, ОПН - удобная вещь для такой работы.Пожалуй, Мэт прав: судоку.- Я запомню, - обещаю я.- Ладно, спасибо еще раз.Тренькает колокольчик, и мы смотрим вслед Федорову, неспешно топающему к автобусной остановке.- Я заглянул в эту книгу, - говорит Мэт. - То же самое.То, что и до сих пор казалось странным, становится еще страннее.- Дженнон.Мэт поворачивается и смотрит мне прямо в лицо.- Я должен у тебя кое-что спросить.- Дай угадаю. Почему я ни разу не заглянул... - Ты интересуешься Эшли?Что ж, этого я не ожидал.- Чего? Нет.- Вот и отлично. Потому что я интересуюсь.Я моргаю и тупо пялюсь на Мэта Миттельбранда, стоящего передо мной в аккуратном, идеально скроенном пиджачке. Будто Джимми Олсен признался, что положил глаз на Чудо-Женщину. Контраст слишком разителен. И все же...- Я собираюсь к ней подкатить, - продолжает Мэт с серьезным видом. - Может получиться неловко.Он произносит это, будто диверсант перед ночным рейдом. Типа: само собой, это дико опасно, но не психуй. Мне не впервой.Картинка в моем воображении меняется. А если Мэт - не Джимми Олсен, а скорее Кларк Кент, под личиной которого скрывается Супермен? Конечно, это Супермен ростом пять футов и четыре дюйма, но все же.- То есть, строго говоря, у нас уже началось.Как это, погодите-ка...- Две недели назад. Тебя не было дома. Ты был тут.Мы выпили вина.Голова у меня слегка плывет: не от диссонанса Мэта и Эшли как парочки, но от понимания, что эта нить взаимной приязни скручивалась у меня перед носом, а я ничего не заметил. Бесит, когда так.Мэт кивает, будто все уже решено.- Ладно, Дженнон. Клево у тебя тут. Но мне пора.- Домой?- Нет, на работу. Ночная смена. Монстр из джунглей. - Монстр из джунглей.- Из живых растений делаем. В павильоне нехилая жарища стоит. Я к тебе, наверное, приду в следующий перерыв. Тут и сухо и прохладно.Мэт уходит. Позже я записываю в журнале:Прохладная ночь, безоблачно. Магазин посетил самый молодой клиент за (как думается пишущему) много лет. Он носит вельветовый пиджак, скроенный по фигуре, а под ним безрукавку, расшитую миниатюрными тиграми. Клиент приобрел одну открытку (под давлением), затем ушел, чтобы продолжить работу над монстром из джунглей.Полная тишина. Я сижу, опершись подбородком на ладонь, перебираю в памяти своих друзей и гадаю, что там еще прячется на самом виду.