В списках не значился

3

Ран­ним ап­рель­ским ут­ром быв­ший скри­пач и быв­ший че­ловек Ру­вим Свиц­кий, низ­ко скло­нив го­лову, быс­тро шел по гряз­ной, разъ­ез­женной ко­леса­ми и гу­сени­цами обо­чине до­роги. Навс­тре­чу сплош­ным по­током дви­гались не­мец­кие ма­шины, и ве­селое сол­нце иг­ра­ло в вет­ро­вых стек­лах.

Но Свиц­кий не ви­дел это­го сол­нца. Он не смел под­нять глаз, по­тому что на спи­не и гру­ди его тус­кло, жел­те­ла шес­ти­конеч­ная звез­да: знак, что лю­бой встреч­ный мо­жет уда­рить его, об­ру­гать, а то и прис­тре­лить на краю пе­репол­ненно­го во­дой кю­вета. Звез­да эта го­рела на нем, как прок­лятье, да­вила, как смер­тная тя­жесть, и гла­за скри­пача дав­но по­тух­ли, не­сураз­но длин­ные ру­ки по­кор­но ви­сели по швам, а су­тулая спи­на ссу­тули­лась еще боль­ше, каж­дую се­кун­ду ожи­дая уда­ра, тыч­ка или пу­ли.

Те­перь он жил в гет­то вмес­те с ты­сяча­ми дру­гих ев­ре­ев и уже не иг­рал на скрип­ке, а пи­лил дро­ва в ла­гере для во­ен­ноплен­ных. Тон­кие паль­цы его ог­ру­бели, ру­ки ста­ли дро­жать, и му­зыка дав­но уже от­зву­чала в его ду­ше. Он каж­дое ут­ро то­роп­ли­во бе­жал на ра­боту, и каж­дый ве­чер то­роп­ли­во спе­шил на­зад.

Ря­дом рез­ко за­тор­мо­зила ма­шина. Его боль­шие чут­кие уши бе­зоши­боч­но оп­ре­дели­ли, что ма­шина бы­ла лег­ко­вой, но он не смот­рел на нее. Смот­реть бы­ло зап­ре­щено, слу­шать - то­же, и по­это­му он про­дол­жал ид­ти, про­дол­жал ме­сить грязь раз­би­тыми баш­ма­ками.

- Юде!

Он пос­лушно по­вер­нулся, сдер­нул с го­ловы шап­ку и сдви­нул каб­лу­ки. Из от­кры­той двер­цы ма­шины вы­сунул­ся не­мец­кий май­ор.

- Го­воришь по-рус­ски?

- Так точ­но, гос­по­дин май­ор.

- Са­дись.

Свиц­кий по­кор­но сел на кра­ешек зад­не­го си­денья. Здесь уже си­дел кто-то: Свиц­кий не ре­шал­ся пос­мотреть, но угол­ком гла­за оп­ре­делил, что это - ге­нерал, и сжал­ся, ста­ра­ясь за­нять как мож­но мень­ше мес­та.

Еха­ли быс­тро. Свиц­кий не под­ни­мал го­ловы, гля­дя в пол, но все же уло­вил, что ма­шина свер­ну­ла на Каш­та­новую ули­цу, и по­нял, что его ве­зут в кре­пость. И по­чему-то ис­пу­гал­ся еще боль­ше, хо­тя боль­ше пу­гать­ся бы­ло, ка­залось, уже не­воз­можно. Ис­пу­гал­ся, съ­ежил­ся и не ше­вель­нул­ся да­же тог­да, ког­да ма­шина ос­та­нови­лась.