В списках не значился

2

Ночь он пе­ред­ре­мал на хо­лод­ном по­лу глу­хого от­се­ка. Мерз, хо­дил, сно­ва са­дил­ся и сно­ва дре­мал, по­ка оз­ноб не под­ни­мал его на но­ги. На­до бы­ло ис­кать убе­жище, еду, ору­жие, одеж­ду. Он на­де­ял­ся что-ни­будь най­ти и, ед­ва рас­све­ло, под­нялся и по­шел по нез­на­комым ему под­ва­лам.

Те­перь он под­би­рал все то, на что преж­де не об­ра­щал вни­мания: ма­нер­ку с ос­татка­ми ру­жей­но­го мас­ла, ста­рый ват­ник с об­го­рев­шим ру­кавом, пат­ро­ны. Он под­би­рал все пат­ро­ны, ка­кие по­пада­лись: на­ши и не­мец­кие. Тща­тель­но про­тирал, пря­тал в раз­ные кар­ма­ны - ка­либр к ка­либ­ру и счи­тал. Те­перь пат­ро­ны шли на счет, и он за­ранее пос­та­вил ав­то­мат на оди­ноч­ную стрель­бу.

Од­на на­ход­ка об­ра­дова­ла его, как ког­да-то су­хари, - впро­чем, су­хари об­ра­дова­ли бы его сей­час не мень­ше. Он ра­зыс­кал туль­скую са­моза­ряд­ку СВТ с пол­ным ма­гази­ном. Он ра­зоб­рал ее, сма­зал, соб­рал сно­ва, по­щел­кал зат­во­ром. Бо­ек бил, как у но­вой, толь­ко он не был убеж­ден, сра­бота­ет ли по­лу­ав­то­мати­ка: са­моза­ряд­ка дол­го ва­лялась под кир­пи­чами, а нрав у нее был кап­ризным - он знал это по учи­лищу. Но это мож­но бы­ло про­верить толь­ко в бою: он за­ново на­бил ма­газин и дос­лал пат­рон. И ра­ди та­кого праз­дни­ка съ­ел пос­ледний су­харь: пер­вый он из­грыз еще ночью.

Он во­зил­ся с вин­товкой в нез­на­комом под­ва­ле: в уз­кий про­лом про­никал свет хму­рого зим­не­го дня. А ког­да до­жевал пос­леднюю крош­ку су­харя, ус­лы­хал го­лоса. Да­лекие, чу­жие и не­понят­ные. По­дошел к про­лому, выг­ля­нул: нев­да­леке сто­яли трое. Один осо­бо вы­делял­ся и рос­том и сло­жени­ем.

Ему по­чему-то по­каза­лось, что он зна­ет это­го рос­ло­го пар­ня в се­ро-зе­леном буш­ла­те. Нет, он по­нимал, что не зна­ет его и не мо­жет знать: прос­то он вдруг ощу­тил да­вящую тя­жесть на пле­чах, ту тя­жесть, что чувс­тво­вал вче­ра, ког­да ле­жал в ку­че су­хого на­воза. И вин­товка у рос­ло­го бы­ла не­помер­но длин­ной, с прим­кну­тым че­тырех­гран­ным шты­ком.

При взгля­де на этот си­зый хо­лод­ный штык он вновь ощу­тил ра­ну на бо­ку: ту­по за­ныло над­ломлен­ное реб­ро. Так вот по­чему на шты­ке не ока­залось кро­ви: он на­нес ему ко­лотую ра­ну, а та ка­пель­ка, что по­вис­ла на его ос­трие, впи­талась в буш­лат. И все вче­раш­нее счастье зак­лю­чалось, ока­зыва­ет­ся, в том, что ко­лоли его не не­мец­ким, кин­жаль­ным, а сво­им, род­ным, че­тырех­гран­ным, и свой штык не удер­жал его кро­ви, не вы­дал, не до­нес о нем нем­цам. Штык ни в чем не был ви­новат пе­ред ним: ви­нова­ты бы­ли ру­ки, что по­вер­ну­ли этот штык про­тив не­го.