Вальс на льду

Танец восьмой. Наедине с ним

  Кацуки сонно приоткрыл глаза, приподнимаясь и цокая языком, понял, что хочет пить. Он так и не уснул сегодня, а всё из-за того, что стоило ему на минуту прикрыть глаза, как перед ним появлялся русский фигурист. Вот и сейчас, вспыхнув алой краской, он заставил себя встать и направиться на кухню вниз. Про себя он постоянно твердил, что не стоит вспоминать о Викторе. Надо было выкинуть его как-нибудь из головы. Налив стакан воды, он взглянул на часы. Был первый час. Немудрено, что он так провалялся, а сна так и не было ни в одном глазу. Стукнув чашкой о стол, он выругался про себя, возвращаясь обратно. Сердце предательски стучало, словно запертая птица в клетке, которая пытается оттуда выбраться, но всё тщетно.

Кацуки неожиданно остановился, проходя мимо комнаты Никифорова. Он слышал слова, которые шептали, словно молитву. Пересилив себя, он всё-таки решил заглянуть, да так и замер: Виктор ворочался в постели, смяв одеяло и вцепившись в него, как в последнюю надежду. Он громко и быстро дышал, словно пытаясь ухватиться за последнюю нить жизни, которую так боялся потерять. Русский спортсмен повторял и повторял:

— Не делай аксель! Не сейчас! Не надо!

Кацуки мало что разбирал, но одно было ему известно: Виктору снится кошмар.

- Потолок обвалиться вот сейчас, ты же чувствуешь... Так зачем же ты продолжаешь программу?

Юри опасливо вошёл в комнату. Он вспомнил, как бывший фигурист говорил, что ему сняться кошмары. Разве не поэтому он спал вместе с японцем? Так зачем же Кацуки его оттолкнул? Парень понял, что совершил ужасную ошибку. Оттолкнув его от себя, он сделал только хуже. Что же Юри творит?

Японский фигурист присел на кровать, не зная, что делать. Где-то проскулил Маккачин. Он тоже не знал, что делать, переживая за хозяина. Собака с надеждой взглянула на Кацуки, как бы говоря: «Сделай что-нибудь! Ты же человек!». И правда, Юри был человеком. Он пришёл сюда и заявил, что именно он поможет Виктору.

Японский спортсмен неуверенно коснулся руки Виктора. Она буквально-таки горела. У Никифорова был жар. В японце поселилась паника. Он не заметил, как Виктор открыл глаза.

— Юри, — слабо произнёс русский. — Зачем ты пришёл?

— У тебя температура, — выдохнул Кацуки, зажигая лампу и прикладывая руку ко лбу русского.

Он был словно раскалённый.

— Правда? — удивился бывший фигурист, неожиданно срываясь на кашель.

— Когда ты только успел? — растерялся Юри.

— Видимо, вчера вышел на мороз забрать флаер, куртку не надел... — прохрипел Никифоров. — Градусник и лекарства в комоде напротив, второй ящик, — ответил он на не произнесенный вопрос японца, который был сейчас не в том состоянии, чтобы спрашивать.

— Тебе снилось, что ты снова там? — спросил Юри, протягивая Виктору градусник и наливая ложку сиропа.

— Да. Я говорил во сне? — усмехнулся Никифоров.

Кацуки кивнул, сунув в рот русского спортсмена ложку. Когда рот его был освобождён, Виктор произнёс:

— Тебе не кажется, что ты слишком заботишься обо мне? Смотри, даже очки забыл надеть, — засмеялся, насколько это было возможно, бывший фигурист.

Сердце Юри опять заныло и он поспешно вынул градусник, пытаясь скрыть свой красный оттенок на щеках.

— Тридцать восемь! — выдохнул Кацуки, а потом неожиданно сказал: — Тебе надо принять горячую ванну, срочно.

— А мыть-то меня кто будет? У меня еле руки поднимаются... — фыркнул Виктор. — Да и ванну принимать...

— Значит я и буду мыть! — заявил серьёзно японец. — Мне только так температуру и сбивали, а если ещё и горячего молока...

— Погоди, как ты? — удивился Виктор, едва краснея.

Только сейчас до Юри дошло, что он сказал.

— Сказанного не воротишь... — вздохнул Кацуки. — К тому же, тебе правда нужна ванна. Потому что если температура не собьётся...

— Я тебя понял-понял. Вы, японцы, помешаны на чистоте, что же поделать. Просто у тебя сейчас так глаза горят, будто это вопрос жизни и смерти, — улыбнулся Никифоров.

Японский фигурист едва смутился, но продолжил настаивать на своём, направляясь набирать воду. Когда было всё готово, он помог Виктору добраться до неё. Пришлось помогать: снимать одежду и класть больного в тёплую воду. Сказать, что русский спортсмен оказался в Раю — ничего не сказать. Начав намыливать волосы, Юри умолк и достаточно надолго. Ему было очень приятно прикасаться к Виктору, к его горячей, распаренной коже, к мягким волосам. Он чувствовал умиротворение в душе, словно так и должно быть.

— Ты словно мой личный дворецкий, — улыбнулся, не поднимая век, больной.

Было видно, что ему стало намного легче, пускай и ненадолго.

Юри не знал, что им руководило, когда он начал протирать шею бывшего фигуриста. Он замер, разглядывая ключицы и поднял взгляд к губам. Кацуки приблизился так, что Виктор чувствовал, как волнительно и неровно выдыхал и вдыхал, но Виктор не шелохнулся. Казалось, он заснул. Наконец, Юри приблизился и едва коснулся его губ своими, чувствуя жар больного тела и отстранился.

— И это всё? — приоткрыл глаза Никифоров, заставая раскрасневшееся, прикрытое руками лицо.

— Что со мной? — тихо прошептал Юри, выронив мочалку.

Услышав всхлип, русский не на шутку перепугался. Неужели Юри и вправду?..

— Юри... — прошептал Виктор приподнимаясь, чтобы коснуться рукой японского парня, но тот лишь отстранился чуть дальше.

— Я однажды испытывал это... — продолжил горестно шептать фигурист. — Это было очень больно, очень ужасно... Мне страшно... Страшно, что я не могу себя контролировать...

— Юри... — выдохнул Никифоров, начиная понимать отстранённость японца, — иди сюда. Если ты не хочешь, то я буду вести себя сдержанней, я же не знал, — он слабо улыбнулся, раскинув руки. — Но ты, в свою очередь, расскажешь о этой твари, что заставила твоё сердце треснуть, договорились?

Кацуки ничего не сказал. Он лишь долго колебался, но потом, кое-как шатаясь, подошёл к ванне, опрокинувшись на колени и позволяя заключить себя в мокрые горячие объятья. Он позволил себе уткнуться в плечо Виктора, вдыхать запах шампуня и омывать бывшего фигуриста слезами. Он не позволял себе любить кого-то. Он держался очень долго, либо не держался никогда. Может, на самом деле, за восхищением Виктором, всё время скрывалась любовь, которой Юри так не желал.

— Я сегодня схожу в бальную студию и запишу нас, — тихо пробубнил Кацуки, вытирая слёзы и улыбаясь.

— Если только ты всё решишь рассказывать мне, — заявил Виктор. — Такова моя плата за твою помощь.

— Ладно... — согласился фигурист, включая душ и настраивая воду.

— Так, кто же она была? — поинтересовался русский спортсмен, явно позабыв о своём состоянии.

— Она была пианисткой, училась на втором курсе... Я постоянно бегал к ней по вечерам послушать, как она играет... — он направил воду на больного, начав смывать шампунь. — А потом, как-то всё закрутилось... Она даже мне музыку написала для выступления... Ничего не предвещало беды, но однажды всё обрушилось, стоило мне только в финале, не получить даже бронзы. Я был раздавлен, ещё и собака скончалась... Она меня попыталась упокоить, а я нечаянно отстранился... Я не хотел выглядеть слабым, только не в её глазах... Мы тогда поругались, я думал, это ненадолго, но был неправ. Постепенно её возмущений становилось всё больше и больше. Она была недовольна тем, что я уделяю больше внимания фигурному катанию; тем, что у меня много фанаток. Она заявляла, что к ней я мало проявляю любви, а я старался, отдавал всего себя, надеялся, но всё было тщетно. А потом...

— Она тебе изменила, — догадался Виктор.

— Да, а дальше просто уехала со своим новым парнем, решив таким образом меня бросить... Возможно, в этом я виноват, не стоило мне тогда...

— Ты не виноват ни в чём, ей просто нужен был повод, — фыркнул Виктор, выбираясь из ванны и закутываясь в полотенце, присаживаясь на стул.

Юри включил фен, принявшись сушить волосы.

— Думаешь?

— Я знаю. За свои двадцать семь лет, я успел изучить женский пол! Чтобы сохранить репутацию, приходилось с несколькими встречаться, — на его лице появилась коварная ухмылка. — Скажу честно, с парнями было в сто раз лучше.

От таких слов Кацуки, чуть не выронил фен, но еле удержал. С кем он связался?

— Девушки слишком хитрые, хотя есть исключения. Но это очень редкий вид, а вот хитрюг полно. Вся суть отношений для них — это просто повертеть мужчиной. Говорить так, чтобы он точно понял. Они думают, что мозгов в нас мало.

— Это ты просто так выглядишь, — вставил неожиданно Кацуки и получил недовольный взгляд со стороны Виктора.

— Думай что хочешь, но мой вывод такой. Конечно, возможно дело во мне, но никто не знает точно, что в головах у этих лисиц. В этом и проблема. С мужчинами легче: ты всегда знаешь, что чувствует он, чего хочет, что скрывает, — на этом моменте бывший фигурист, довольно заулыбался, словно эта истина для него была как крем на душу.

Фен выключился и Виктора одели в халат, помогая дойти до комнаты и лечь в постель.

— Сейчас ещё тёплого молока принесу, — заявил Юри.

— Можешь не нести. Ты и так много для меня сделал. Сейчас мне хочется знать лишь одно: как ты будешь записываться в студию, если не знаешь русского языка?

Повисла тишина, позволившая Кацуки, осознать все масштабы проблемы.

— Что же, придётся тебе идти с переводчиком, — заявил Никифоров.

— Ты знаешь, кто ещё умеет говорить на японском? — засиял японский фигурист.

— Не волнуйся, есть у меня один на примете, — хмыкнул довольно Виктор, выключая лампу и отправляя Юри спать.

Завтра предстоял трудный день. А первая трудность заключалась в том, чтобы уговорить непослушного и вредного подростка, сопровождать Кацуки.