Вальс на льду

Танец семнадцатый. Разговор

  Юри устало налил воды из-под крана, закинув туда пакетик с малиновым чаем и засунул в микроволновку, поставив таймер.

— И какая это по счёту чашка? — заставил вынырнуть из раздумий голос Виктора.

Когда японец повернулся, он наткнулся на облокотившегося на стену Виктора. Парню он показался очень манящим в пижамных штанах, которые висели на бёдрах, и растянутой майке.

— Ты смотрел на часы? — устало устало Никифоров, подходя и стал разглядывать, как в микроволновке вертится чашка.

Удовлетворившись картиной, он кивнул собственным мыслям и повернулся обратно к Юри, изучая его жадным взглядом.

— Но я рад, что ты наконец-то отлип от меня и хоть немного прошёлся.

Кацуки взглянул в окно и устало, словно мешок с картошкой, упал на стул, разглядывая блеклый фонарь во тьме.

— Эй, ты чего? — Виктор сел напротив, пододвинувшись к столу.

— Кошмары... — выдохнул фигурист так, словно всё это время он был державшим в себе воздух шариком, который наконец развязали, и он спокойно сдулся, обретая покой.

— Так что же тебе сниться? — не отставал Никифоров.

— Подвал. Тот самый подвал... — тихо прошептал Юри.

Вдруг таймер дзынькнул, оповещая, что вода разогрелась. Это заставило Кацуки подняться и достать свой напиток, но потом снова вернулся на место. Он отпил глоток, согревая горло и неожиданно продолжил:

— Мне снится словно меня насилует тот парень в красном пиджаке, а ты стоишь и наблюдаешь... Я кричу, зову тебя, а ты ничего не делаешь. Просто стоишь, словно тебе нравится смотреть на меня такого... А потом я вижу, как ты разворачиваешься и уходишь... Во мне поселяется ещё большая паника, я пытаюсь вырваться... дотянуться до тебя, но этот насильник прижимает меня к стене ещё сильнее... Дверь закрывается и я в страхе открываю глаза...

— Эй, — Виктор нежно коснулся его руки, накрывая её своей и сжимая, не сильно, бережно, словно боясь навредить. — Ты же знаешь, что этого никогда не случиться. Эти твари оказались за решёткой и больше тебя не тронут, а я тебя люблю. Ты же знаешь, — он поднял руку Юри, заключая её в своих ладонях, словно сокровище и стал нежно целовать пальцы. — Ты для меня дороже мира, я никогда не отвернусь от тебя. Когда же ты это поймёшь, глупенький?

— М-мне... Мне снится ещё кое-что... — краснея, опустив взгляд на чашку, пробубнил фигурист.

В глазах Виктора мелькнули озорные огоньки.

— И что же?

— А... Ну... — парень замешкался, а потом вздохнув сказал. — Мне сниться, как ты занимаешься со мной непристойностями... А... А потом выкидываешь меня из дома...

— Опять кошмары, — надул губки бывший спортсмен. — Да с чего я тебя должен выкидывать?

— Потому что ты так выкинул своего первого любовника! — неожиданно заявил Кацуки и, выдернув руку, сжался в страхе на стуле, заставляя Никифорова в непонимании вылупить на него глаза.

— Т-тот... В красном пиджаке мне сказал... — заплетаясь говорил Кицуки. — Так... Так ты гей?

Виктор ошарашено смотрел на это существо, которое было готово полностью спрятаться под майкой, пока до него не дошло сказанное его половинкой. Хохот охватил весь дом заставляя заскулить Маккачина, который был где-то в его глубине и так прекрасно спал, а тут эти ржут как кони, сны прерывают.

— То есть... — не мог успокоится бывший фигурист, вытирая слёзы. — То есть, ты думал, что я соблазнился твоей фигуркой и живо поменял свои вкусы? Так что ли?!

Кацуки вообще выпал, чувствуя, что сморозил глупость.

— Ну... Ну... У тебя были девушки... Ещё говорили, что ты менял их постоянно, вдоволь наигравшись... — бедный парень уже не знал куда себя деть, только подливая масла в огонь, что заставло Никифорова чуть ли не падать со стула.

— Да это же для вида! — вздохнул, наконец успокоившись, бальник и налил себе воды. — Я с ними встречался, решив не портить репутацию. Даже пресса не могла вынюхать моих приоритетов, а так я и с парнями гулял, да ещё как! Вот только истинных никогда не находил... — он покраснел опуская взгляд. — Даже мой первый, и то был лишь заинтересованностью, но парень всё не так понял и втрескался в меня по уши, а я, быстро поняв к чему идёт дело, решил его оттолкнуть, мягенько так, но он был страшно обидчив... Ужас! Потом создал эту группировку в пиджаках, решил доказать, насколько он крут. У него же папа богатеньким был, вот и позволял многое сыночку, что, словом, его и погубило. Он обрубал все мои отношения, я как-то встречался с официантом из борделя, так он подослал своего человека в качестве жиголо и увёл его у меня... Правда, история закончилась не так хорошо... Его человек просто взбунтовал и убил официанта в том же подвале... Я тогда не успел... Кажется, у него друг в этом борделе работал, из-за этого друга у Мии начались проблемы...

Юри вздрогнул, заслышав знакомое имя.

— Она решила сама тебе всё рассказать, как наберётся смелости, так что уж потерпи, — Виктор поднял взгляд и улыбнулся. — Ты всё ещё во мне сомневаешься?
— Нет... — вздохнул Кацуки. — Но у меня ещё есть два вопроса...

Русский посмотрел на него выжидающе.

— Первый: я тоже лишь заинтересованность? — как-то грустно спросил фигурист.

— Ничего подобного! — фыркнул Виктор. — Я же тебе уже говорил, — он поднялся со стула и подошёл к японцу. — Я тебя люблю сильнее жизни. — Никифоров нагнулся и поцеловал того в лоб.

— То есть ты и в бездну спрыгнешь ради меня? — неуверенно поинтересовался Юри.

— Я даже повешусь или застрелюсь. Как тебе угодно, милый, — заворковал бывший спортсмен.

— Ну, это уж через чур...

— А какой второй? — опомнился Виктор.

— А... Ну... Тот насильник... — Кацуки опять покраснел, став напоминать помидорку. — Он... Он ещё кое-что сказал... Это, наверное, глупо...

— Я не буду смеяться, — пообещал Никифоров, пристраиваясь на полу и целуя опять руку возлюбленного. Ему так нравились пальцы и запястья японца, что он невольно начинал думать, что это мог быть фетиш.

— Ну... Он сказал, что я девственник... — Кацуки замолчал отводя взгляд, поскольку почувствовал, как Виктор остановился, замирая.
— Но... Но это ведь не так! — совсем растерялся Юри. — У меня... У меня был секс! Почему?.. Что это вообще значит?!

Вдруг он услышал, как его партнёр прыснул, пытаясь снова не заржать.

— Эй! Хватит! Что?.. — хотел было возмутиться фигурист, но ему не дали, прикрыв его ротик чужой рукой.

— Тс-с-с, — фигурист поднялся, оказавшись совсем близко с Юри. — То что, ты развлекался в кровати с девушкой ещё не значит, что ты не девственен в другом месте... — прошептал тихо Виктор, заставляя ещё больше раскраснеться Кацуки. — Но не волнуйся, моя свинка, — он прижал к себе Юри, чмокнув в нос и обворожительно улыбнулся. — Когда-нибудь мы исправим это! Но не сегодня и не завтра! А только тогда, когда ты будешь готов! Я же не могу торопить того, кого люблю, ведь так?

Японец не знал, что и ответить — он слишком растерялся. Раньше он как-то об этом не думал, но теперь... Сколько Виктор сможет продержаться?

— Я вижу, что с тобой уже всё в порядке, — отлип от него русский. — Так что завтра идём в студию!

— А твои ноги?! — спохватился Кацуки. — Ты же бежал.

— Не переживай! Я сходил к врачу, он прописал мне мазь, и вот я уже здоровый! Так что хватит тут ворчать как старик, иди спать!

— П-погоди... — залепетал Юри, но его уже вытолкнули к лестнице.

Никифоров подождал, пока шаги в коридоре стихнут и, усмехаясь, взглянул на луну.

— Да-а-а... Куда нас приведёт эта история... Я и сам не знаю, — но ему никто так и не ответил.

И лишь только круглое светящееся блюдце, глядело на всех сверху, словно смеясь над людьми и их жизнями. Ведь всё это выглядело настолько никчёмно по сравнению с самим миром. Это были лишь крошки, которые затерялись среди еды. Их никогда никто не съест, а просто смахнут, подумав, что это всего лишь крошки. Зачем они нужны, если их можно сдуть лишь дуновением лёгкого ветерка? Такова была жизнь и её законы. Вот только люди об этом не догадывались...