ˣ ㅤㅤˣ ㅤㅤˣ
Юнги смотрит в потолок, лежа на полу. Рядом лежит она - разрушитель тишины. На Юнги она смотрит взглядом, полным необдуманной нежности и необоснованной ласки. Ей хочется растормошить его. Она ждет от Юнги то ли решительных действий, то ли каких-то слов, то ли просто - любой ответной реакции. Хочет услышать его, не его голос услышать - услышать то, что внутри происходит. Она просто хочет почувствовать себя причастной к его жизни - не быть просто человеком рядом, а быть человеком внутри. Она хочет чертовых разговоров, проклятых бессонных ночей на крыше и всей той бессмысленной фигни, от которой у Юнги по коже мурашки пробегают - так ему все это не нравится. Она хочет слушать Юнги, но Юнги только молчит, глядя в потолок.
― Юнги.
Окликает она его. Юнги только поворачивается к ней лицом и ловит ее взгляд. По телу пробегают мурашки - не от приятного чувства, что кто-то смотрит на него с любовью, вовсе нет. Мурашки от осознания того, какая это ответственность - быть объектом чьей-то любви. Ему от жизни ничего не нужно, абсолютно ничего. Только тишину бы слушать оставшееся время и одиночеством наслаждаться. Ему бы от всего мира отгородиться и запереться в высокой башне, чтобы изредка из окна наблюдать за восходом солнца и закатом луны. Юнги - он такой, отчужденный, и поменяться не может.
Вопрос, заданный девушкой, так и висит в воздухе. Для нее «чувствовать» значить «жить», эти слова равноправны в ее лексиконе. Она хочет, чтобы жизнь кипела внутри, чтобы бури сменялись ливнями, а затем - солнечным зноем. Она хочет знать, что в своей безграничной любви не одинока, что, находясь рядом с ним, может рассчитывать на компанию, с которой пройдет по жизненному пути. Ее мозг, припудренный классическими романами и фильмами о любви, отказывается замечать мелкие детали, разрушающие картину мира, центром которого является он - Юнги - лежащий сейчас рядом, источающий мертвенный холод просторов Арктики. Она хочет его целиком, хочет раствориться в нем, хочет чтобы и он растворился в ней. Она хочет нормальности между ними, никаких сложностей и замудренных философствований на тему страданий и смысла жизни. Она хочет быть обычным человеком, который любим. И хочет, чтобы Юнги был таким же.
― Что ты чувствуешь?
Ее голос такой тихий, с нотками страха в нем. Юнги замечает, как ее зрачки расширяются, когда смотрит на нее, а уголки губ едва заметно приподнимается, словно она радуется каждому его взгляду неосознанно, на уровне инстинктов. Юнги улыбается в ответ ей, только улыбка дальше лица не проникает. Внутри у Юнги - черная дыра. Раскроешь двери и она засосет в себя все окружающее. Внутри у Юнги - ядовитое озеро. Капля просочится из него и весь мир отравит за долю секунды. Внутри у Юнги - прожженные земли, ожидающие дождя пустыни, засохшие устья рек, потопленные корабли и разграбленные деревни. Он не понимает, почему она сейчас здесь, почему лежит рядом, почему смотрит на него. Почему во взгляде ее - любовь, любовь, любовь, такая навязчивая и такая ненужная ему, такая приторная и такая бессмысленная, такая несвоевременная и пришедшая не по адресу. Юнги не понимает ее, ее мысли не понимает, ее саму - нет, она чужая, далекая от него, как одна из этих полумертвых звезд на небосводе, которые делают вид, что все в порядке, испуская тусклый свет.
Юнги так не хочет ее.
Так не хочет ее взглядов.
Так не хочет ее прикосновений.
― Что ты чувствуешь?.. ― спрашивает она вновь и вновь, как зациклившаяся пластинка на старом проигрывателе; смотрит с такой надеждой, как щенок, которого принесли к реке, чтобы утопить; и так за руку держит крепко, будто отпусти она руку - мир расколется пополам.
― Тебя, ― отвечает Юнги, прикрывая глаза, проваливаясь во тьму, где только он и его черти, водят хоровод вокруг замка, выстроенного из вранья и лживых надежд, коими он одаривает ее каждую секунду, находясь рядом. И вроде чувствует укол совести, потому что отпусти ее руку - пусть катится к черту со своей любовью. И вроде даже готов бы сказать ей это прямо в лицо, но вместо этого - крепче сжимает ее теплую ладонь, проваливаясь все глубже и глубже внутрь самого себя, отгораживаясь от мира непроницаемой стеной. А ее - тащит с собой, потому что не просил себя любить вовсе и не хочет этого. Не хочет этого, но остаться по-настоящему одному во всем мире - боится до дрожи в теле, ведь на самом деле - просто мальчишка, который хочет прикрыть свою внутреннею черствость налетом романтической меланхолии, делая вид, будто ни в ком не нуждается...
...но руку ее не отпускает. Потому что не дай ему Бог остаться одному. По-настоящему одному. Тогда никакие лекарства и не помогут.
