Итак, они заплыли за край знакомых земель: корабль вышел из Урсы и заскользил по зыбкой границе между бездонным морем и серой оградой скал. Горы были такие высокие, что увидеть вершины нельзя было и закинув голову - разве что вытянуться на палубе на спине. Но зрелище это было настолько страшным и подавляющим, что вся команда «Пьяной Осы», покинув порт, как по команде съёжилась, втянула голову в плечи и уставилась себе под ноги. Если Змей разъярится и швырнёт корабль на скалы – перемелет, как горошину перца в ступке. Горы здесь подминали под себя море, с каждым годом становясь всё выше и загибаясь назад, как рога западного исполина – носорога, а море уходило всё ниже, и Ильяш шёпотом поведал им, что однажды попытался измерить глубину, но сколько ни привязывал канатов к лоту, пока палуба совсем не опустела, тот так и болтался безвольно где-то в чёрной толще воды. Если где ещё и водятся гигантские трёхсотлетние каракатицы, навек впечатавшиеся в камень в Проливе Чудовищ, то только здесь. Но друзья увидели только смешливые, усатые морды морских сомов: иногда их дохлыми выбрасывает на берег, и чешую собирают на доспехи, а мех вываривают в отваре полыни, чтобы перебить рыбный запах, и пускают на шапочки, а живыми их не удавалось поймать ещё никому.
Погода стояла ласковая и тёплая, хоть по ночам подмораживало – чем ближе к скалам, тем сильней, - и гамаки всех троих обросли мягким ворохом одеял. Даже Явор распробовал тепло и млел под шерстяными покрывалами – первую осень за долгие-долгие годы им не овладело сонное оцепенение, тяжёлым комом лежащее в животе, и сок всё так же бился и распирал жилы.
В толще воды плавали пёстрые морские цветы и русалочьи кошельки, и пару раз на рассвете мимо проплывали крошечные лодочки морских странников, выдолбленные из сушёной тыквы. А однажды Анабель подняла спутников посреди ночи и выволокла на стылую палубу: на бледной громаде горы там и здесь мерцали светлые синеватые огни, и свет этих чуждых факелов выхватывал разверстые створки каменных ворот, за которыми сновали косматые, длиннорукие тени. Как заворожённые, они подглядывали за этой пляской призраков. Ужели там, в каменной толще, живут загадочные существа, возделывают корни гор, как свой сад, и возделывают с любовью?..
А через несколько дней, разморенные послеполуденным солнцем и бездвижностью, подрёмывавшие в уютных кольцах свитых канатов, они чуть разлепили глаза и сквозь ресницы посмотрели туда, куда указывал радостно вопящий дозорный. И увидели на горизонте бесконечное бирюзовое небо, водопадом рушащееся в пушистые клубы зелени. Горы закончились! Как будто неведомая сила обрубила их здесь тесаком: уже через полчаса удаляющиеся скалы больше всего походили на кусок каштанового пирога, бурого и влажного. И лес, Великий лес Яхонтовых земель, заставлял позабыть о путешествии в тени каменных великанов, подползая к кораблю сотней трепещущих багряных лиан. Листья здесь не знали увядания, и нижние из них, изъеденные бабочками и червями, уже были так стары, что заросли голубоватым мхом, и так велики, что на них большеухие кошки охотились на попугаев. Деревья росли на каждом жалком клочке земли, впиваясь корнями-подпорками в жирный, глинистый ил берега, где копошились крабы и пучеглазые рыбки-прыгуны. Ну а некоторые не гнушались расти и на других деревьях – эдакие чудовищные омелы-переростки в золотых сполохах цветов. Лиза с Анабель переглянулись, без слов поняв друг друга: никакого воображения не хватило бы им понять, о чём толковал тем вечером старый Харракут. Здесь, под гнетом разлапистых веток, из птичьих перекличек, из вдавленных глубоко в землю следов буйвола, редких солнечных бликов, хруста жвал огромных сороконожек, из лягушачьих косточек и рыжих ворсинок со спины лесного великана мог вырасти за века многорукий, тонкогубый, буйный дух, не знающий ни милости, ни злости, ничем не похожий на понятных богов Королевства.

ВЫ ЧИТАЕТЕ
Всякий случай
FantasiaВ сонном городке под названием Кармин девочка Лиза раскручивает гончарный круг и знать не знает о богах и проклятиях, о дорогах и городах, о дружеских перепалках и сладости последнего куска зачерствелой лепёшки. Не знает - до поры до времени.