Запретное

7 глава

Лочен

Лето сменяется осенью. Воздух становится резче, а дни короче, серые тучи и постоянный дождь чередуются с холодными голубыми небесами и сильным ветром. У Уиллы выпадает третий зуб, Тиффин пытается отрезать собственные волосы, когда учитель путает его с девочкой, а Кит наказан на три дня за курение травы. Мама начинает проводить свои выходные с Дэйвом и, даже когда она работает, часто остается в его квартире над рестораном, чтобы избежать ежедневных поездок. В те редкие случаи, когда она дома, то редко надолго остается трезвой, и Тиффин и Уилла перестают просить ее поиграть с ними или уложить спать. После наступления темноты я постоянно хожу в пункт приема бутылок.
Семестр в школе тянется долго. Еще так много дел, но слишком мало времени, чтобы успеть: курсовые продолжают накапливаться, я забываю сделать покупки, Тиффину нужны новые брюки, а Уилле - туфли, счета не оплачены, мама снова теряет свою чековую книжку. Когда она отдаляется от семейной жизни, мы с Маей молча делим работу: она убирает, помогает с домашними заданиями, укладывает всех спать; я же делаю покупки, готовлю, разбираю счета, забираю Тиффина и Уиллу со школы. Единственное, чем мы не можем управлять, - это Кит. Теперь он начал курить открыто - хоть и выходит на крыльцо или на улицу. Мая спокойно говорит с ним о риске для здоровья, а он смеется ей в лицо. Я пытаюсь использовать более решительный подход, но в ответ получаю лишь череду ругательств. В выходные дни он уходит куда-то с хулиганами из школы: я уговариваю маму дать мне денег, чтобы купить ему подержанный мобильник, но он не отвечает на мои звонки. Я умолял ее ввести комендантский час, но она слишком редко ночует дома, чтобы его контролировать. А когда все-таки остается, то приходит даже позже, чем он. Я сам устанавливаю комендантский час, и Кит тут же начинает приходить еще позже, как будто возвращение домой в установленное время является признаком слабости и капитуляции. И, в конце концов, происходит неизбежное: однажды вечером он и вовсе не приходит домой.
В два часа ночи после нескольких звонков и переадресации на голосовую почту я в полном отчаянии звоню маме. Она где-то в клубе - шум на фоне оглушителен: музыка, крики, аплодисменты. Так как до утра остается всего несколько часов, ее речь невнятная, и она, похоже, не осознает тот факт, что ее сын пропал. Смеясь и прерываясь через каждые несколько слов, чтобы поговорить с Дэйвом, она сообщает мне, что нужно научиться расслабляться, и что Кит еще молод и ему следует повеселиться. Я собираюсь заметить, что он, может быть, лежит лицом в канаве, когда вдруг понимаю, что зря сотрясаю воздух. С Дэйвом она может притвориться, что снова молодая, свободная от ограничений и материнских обязанностей. Она никогда не хотела взрослеть - помню, наш отец сослался на это, уходя от нас. Он обвинил ее в том, что она - плохая мать, а единственной причиной, по которой он на ней женился, было то, что она забеременела мной - она любит напоминать об этом в споре. И сейчас, когда у меня остается несколько месяцев до законного взросления, она чувствует себя свободней, не на свой возраст. У Дэйва уже есть своя молодая семья. И становится ясно, что ему не нужен никто другой. И поэтому она благоразумно держит его подальше и приводит домой только, когда все спят или в школе. С Дэйвом мама по-новому открыла себя - молодую женщину, увлеченную страстным романом. Она одевается как подросток, тратит все свои деньги на одежду и косметические процедуры, лжет про свой возраст и пьет, пьет, пьет, чтобы забыть, что молодость и красота уже за спиной, что Дэйв не намерен на ней жениться и что на заре своих дней она - всего лишь сорокапятилетняя разведенная женщина в тупике своей карьеры, с пятью нежелательными детьми. Но все же понимание причин ее действий не избавляет от ненависти.
Сейчас половина третьего, и я начинаю паниковать. Сидя на диване, специально расположенном так, что слабый свет голой лампочки падает прямо на мои книги, я стараюсь прочесть свои записи, по крайней мере, последние три часа, нацарапанные слова перетекают одно в другое, танцуя на странице. Час назад Мая приходила пожелать спокойной ночи, под глазами у нее лежат фиолетовые тени, а веснушки резко контрастируют с бледной кожей. Я сижу все еще в форме, обычно испачканной чернилами на манжетах, рубашка наполовину расстегнута. Глубоко внутри моего черепа металлическое копье боли сверлит себе путь сквозь мой правый висок. Я снова бросаю взгляд на часы, и мои внутренности сжимаются от страха и ярости. Я смотрю на свое призрачное отражение в темном окне. Глаза болят, все тело дрожит от стресса и усталости. Я не имею ни малейшего понятия, что делать.
Одна часть меня хочет просто забыть обо всем: лечь в постель и лишь помолиться о том, чтобы к тому моменту, как я проснусь утром, Кит уже вернулся. Но другая часть вынуждена помнить, что он ненамного старше ребенка. Несчастный ребенок с саморазрушающим поведением, который связался с плохой шпаной, потому что они обеспечивают ему компанию и восхищение, которые тот не получает в семье. Он мог ввязаться в драку, подсесть на героин, нарушить закон и пустить свою жизнь под откос прежде, чем та успела начаться. Хуже всего то, что он мог стать жертвой грабителя или какой-нибудь соперничающей банды - его поведение начало создавать ему такую репутацию в этой сфере. Он мог где-то истекать кровью, раненый ножом или выстрелом. Он может ненавидеть меня, обижаться на меня, обвинять во всем плохом, что происходит в его жизни, но если я махну на него рукой, то у него совсем никого не останется. Тогда его ненависть ко мне будет полностью оправдана. И все же что я могу сделать? Он отказывается делиться со мной любой частью своей жизни, поэтому я не знаю никого из его друзей или где он тусуется. У меня даже нет велосипеда, на котором можно было бы прочесать улицы.
Часы уже показывают без четверти три: прошло около пяти часов после начала комендантского часа Кита. На самом деле, он никогда не приходит домой до десяти, но и редко подолгу отсутствует после одиннадцати. Какие места в округе еще могут быть открыты в такое время? В ночных клубах требуется удостоверение личности - у него, конечно, есть поддельное, но даже идиот не смог бы принять его за восемнадцатилетнего. Он никогда раньше не задерживался до такой степени.
Страх осторожно пробирается ко мне в голову. Он сворачивается клубочком, его тело прижимается к стенкам моего черепа. Нет, это не бунт - с ним что-то случилось. Кит в беде, и ему некому помочь. Я чувствую, как липкая дрожь и пот пробегают по спине. У меня нет выбора, как только выйти и ходить по улицам в поисках открытого бара, ночного клуба - чего угодно. Но сначала нужно разбудить Маю, чтобы она могла позвонить мне, если Кит вернется. В памяти вспыхивает истощение, читающееся у нее на лице, и мысль вытащить ее из постели вызывает у меня отвращение, но у меня нет выбора.
Мой первый стук слишком слабый - я боюсь разбудить малышей. Но если Кит ранен или в беде, то нельзя терять ни минуты. Я поворачиваю ручку и открываю дверь. Свет уличных фонарей проникает сквозь щель между занавесками, освещая ее спящее лицо, рыжевато-коричневые волосы, разметавшиеся по подушке. Она спит раскрывшись и лицом вниз, вывернувшись как морская звезда и выставив трусики напоказ.
Я наклоняюсь и осторожно трясу её:
- Мая?
- Мм... - она отворачивается от меня в знак протеста.
Я пробую снова:
- Мая, проснись, это я.
- А? - переворачиваясь на бок, она поднимается, опираясь на локоть, и сонно смотрит на меня снизу вверх, моргая под копной волос.
- Мая, мне нужна твоя помощь, - слова выходят громче, чем я намеревался их произнести, возрастающая паника застревает в горле.
- Что? - она встревоженно вскакивает, пытаясь сесть, и убирает волосы с лица. Она включает прикроватную лампу и, щурясь, косо смотрит на меня. - Что происходит?
- Кит, он не пришёл домой, а уже почти три. Я... я полагаю, мне следует пойти и поискать его. Я думаю, что-то случилось.
Она зажмуривает глаза и затем снова открывает их широко, словно пытается собраться с мыслями.
- Кит ещё не дома?
- Да!
- Ты пробовал дозвониться до него?
Я перечисляю свои бесполезные попытки достучаться до Кита и мамы. Мая вылезает из постели и идёт за мной вниз в прихожую, где я ищу свои ключи.
- Но, Лочи, у тебя есть какая-либо идея, где он может быть?
- Нет, мне просто нужно посмотреть... - я роюсь в карманах куртки, затем в куче ненужной почты и нераспечатанных счетов на столе, заставляя их разлететься. Мои руки начали трястись.
- Господи, где, черт подери, мои ключи?
- Лочи, ты никогда не найдешь его, бродя по улицам. Он может находиться на другом конце Лондона!
Я поворачиваюсь к ней лицом.
- Что, черт возьми, ты тогда предлагаешь мне делать?
Я пугаю сам себя силой своего голоса. Мая делает шаг назад.
Я останавливаюсь и делаю глубокий вдох, закрываю руками рот, затем провожу ими по волосам.
- Прости. Я просто... я просто не знаю, что делать. Мама бессвязно говорила по телефону. Я не смог даже убедить эту суку прийти домой! - я задыхаюсь на слове "сука" и обнаруживаю, что мне едва хватает воздуха, чтобы закончить говорить.
- Хорошо, - быстро говорит Мая. - Хорошо, Лочи. Я останусь здесь и буду ждать. И позвоню тебе, как только он появится. Ты взял свой телефон?
Я проверяю карманы своих брюк.
- Нет, черт, и мои ключи...
- Вот, - Мая тянется за своим пальто, висящем на вешалке, и достаёт свой телефон и ключи. Хватая их, я открываю дверь.
- Подожди! - она кидает мне куртку.
Я натягиваю её на себя, ступая в холод ночного воздуха.
Темно, все дома спят, за исключением некоторых, продолжающих мерцать синим светом от экранов телевизоров. Царит гробовая тишина: я могу слышать, как многотонные грузовики перевозят свои грузы в тысяче миль отсюда, на краю автомагистрали. Я быстро иду вниз до самого конца дороги, а затем сворачиваю на главную улицу. Место выглядит пустынно, призрачно, жалюзи магазинов закрывают тёмные помещения. Мусор с рыночных прилавков ещё валяется по всей улице, пьяница, шатаясь, выходит из круглосуточного "Теско", и две бедно одетые молодые женщины, идущие рука об руку, плетутся по тротуару, их пронзительные голоса разрезают неподвижный ночной воздух.
Внезапно машина, трясущаяся от музыки, разгоняется по улице, едва объезжая пьяницу, её шины скрипят на повороте. Я замечаю группу парней, слоняющихся у закрытого паба. Все они одеты одинаково: серые толстовки, мешковатые джинсы, сползающие вниз по бёдрам, белые кроссовки. Но когда я перехожу дорогу и иду по направлению к ним, то понимаю, что они слишком взрослые, чтобы быть частью тусовки Кита. Я вновь отворачиваю голову, но один из них выкрикивает:
- Эй, на что, черт подери, ты смотришь?
Я игнорирую их и продолжаю идти, засунув руки глубоко в карманы и борясь с желанием ускорить шаг. Словно волки, они следуют за запахом страха. На секунду мне кажется, что они собираются пойти за мной, но в след мне доносятся лишь их смех и ругательства.
Моё сердце продолжает колотиться, когда я достигаю конца главной улицы и перехожу через перекресток, мой мозг работает на полную мощность. Именно поэтому тринадцатилетнему мальчику не следует бродить по улицам в ночное время. Тем парням было скучно: они были пьяны или под кайфом, или всё вместе и просто искали драку. По крайней мере, у одного из них оказалось бы какое-нибудь оружие: разбитая бутылка, если не нож. Дни обычных кулачных боёв прошли, особенно здесь. И каковы были бы шансы у кого-то вспыльчивого, вроде Кита, выстоять против такой банды?
Начинает моросить, и свет от фар проезжающего мимо такси прорезает темноту, освещая мокрый асфальт. Не глядя по сторонам, я перехожу через перекресток, из-за чего раздражённый таксист сигналит мне. Я вытираю пот с лица рукавом рубашки, адреналин наполняет моё тело. Внезапный вой полицейской машины заставляет меня сильно вздрогнуть. Звук исчезает вдали, и я вновь подпрыгиваю, когда какофония безумных звуков вырывается из моего кармана. Когда я достаю телефон Маи, мои руки трясутся:
- Что? - кричу я.
- Он вернулся, Лочи. Он дома.
- Что?
- Кит вернулся. Он только что вошёл в дверь, так что ты можешь возвращаться домой. В любом случае, где ты?
- Перекрёсток Бентам. Увидимся через минуту.
Я кладу телефон обратно в карман и разворачиваюсь. Моя грудь вздымается, дыхание приближается к удушью, я смотрю на проезжающие мимо автомобили. "Верно, успокойся", - говорю я себе. Он дома. Он в порядке. Но я могу чувствовать пот, струящийся вниз по моей спине, и это давление в груди, словно шарик, который вот-вот лопнет.
Я иду слишком быстро, дышу слишком быстро, думаю слишком быстро. В боку появляется колющая боль, и сердце стучит о грудную клетку. "Он дома", - продолжаю говорить я себе. - "Он в порядке". Но не знаю, почему мне не становится от этого легче. Вообще-то, мне физически больно. Я был уверен, что с ним случилось что-то плохое. По какой еще причине он не мог ответить на телефон или позвонить?
Когда я приближаюсь к дому, фонари расплываются и танцуют, и всё вокруг кажется удивительно ненастоящим. У меня так сильно трясутся руки, что я не могу открыть дверь: металлические ключи продолжают выскальзывать из липких пальцев. В конечном итоге, я отбрасываю их и прислоняюсь одной рукой к двери, опираясь на неё, потом опускаюсь вниз, чтобы найти ключи. Когда дверь внезапно открывается, я вслепую вваливаюсь в ярко освещённую прихожую.
- Эй, аккуратно, - руки Маи восстанавливают моё равновесие.
- Где он?
Из гостиной доносится звук сдавленного смеха, и я протискиваюсь в неё. Кит лежит на спине, заведя одну руку за голову, сложив ноги на диване и смеясь над чем-то по телевизору. От него разит сигаретами, алкоголем и травкой.
Внезапно сдерживаемый в течение нескольких месяцев гнев взрывается в моем теле как расплавленная порода.
- Где, черт возьми, тебя носило?
Снова и снова вращая пульт в руке, он медлит прежде, чем ненадолго оторвать взгляд от экрана.
- Это абсолютно не твое дело.
Его глаза возвращаются к телевизору, и он снова начинает смеяться, увеличивая громкость звука, тем самым пресекая дальнейшие попытки разговора.
Я стремительно бросаюсь к нему и, застав его врасплох, вырываю пульт у него из руки.
- Отдай его обратно, придурок!
Он тут же вскакивает, хватая меня за руку и выкручивая ее.
- Уже четыре утра! Какого черта ты делаешь?
Я борюсь с ним, пытаясь оттолкнуть его, но он на удивление силен. Мою руку от ладони до плеча простреливают вспышки боли, и пульт падает на пол. Когда Кит наклоняется за ним, я хватаю его за плечи и дергаю назад. Он резко разворачивается, и я чувствую ослепляющий болезненный удар, когда его кулак касается моей челюсти. Я бросаюсь на него и хватаю за воротник, потеряв при этом равновесие и утянув его за собой на пол. Моя голова ударяется о кофейный столик, и на мгновение мне кажется, что огни сейчас погаснут, но мне удается прийти в себя, и я обхватываю руками его за горло: его лицо темно-красное, а глаза расширены и выпучены. Он бьет меня в живот снова и снова, но я не отпускаю. Я не могу отпустить, даже когда он попадает коленом мне в пах. Кто-то еще тянет меня за руки, пытается помешать, кричит на меня, орет прямо на ухо:
- Прекрати, Лочи, хватит! Ты убьешь его!
Я отпустил его, он, согнувшись, отползает на коленях, кашляя и блюя, изо рта у него свисают слюни. Кто-то держит меня сзади, прижимая мои руки к бокам, но внезапно все силы покидают меня, и я едва могу сесть. Я слышу задыхающиеся звуки со стороны Кита, когда он, пошатываясь, поднимается на ноги и вдруг возвышается надо мной.
- Тронь меня еще раз, и я убью тебя, - его голос хриплый и скрипучий. Я слышу, как он уходит, его топот вверх по деревянной лестнице, детский плач. Кажется, я падаю вниз на жесткий ковер и прижимаюсь спиной к холодной, твердой стене. Сквозь тусклый туман я вижу Уиллу, обхватившую ногами талию Маи, а та обнимает ее и бормочет:
- Все хорошо, все хорошо, любимая. Это всего лишь глупый спор. Уже все хорошо. Давай вернемся наверх и уложим тебя спать?
Они выходят из комнаты, и плач стихает, но продолжается все выше и выше надо мной.
Когда я иду в свою комнату, у меня подкашиваются ноги. Оказавшись внутри в безопасности, я сажусь на край кровати, опираюсь о колени локтями, прижимая ладони к носу и рту и пытаясь остановить учащенное дыхание, боль в животе отзывается толчками во всем теле. Я чувствую, как по лицу стекает пот, и не могу перестать дрожать. Сияние вокруг лампочки надо мной расширяется и сжимается, создавая кружащиеся пятна света. Весь ужас того, что произошло, только сейчас поражает меня. Я никогда раньше не применял к Киту физического насилия, но все же сегодня вечером спровоцировал его, я практически хотел этого. Как только мои руки сомкнулись вокруг его шеи, мне честно не хотелось отпускать его. Я не понимаю, что со мной происходит, кажется, я вышел из строя. Итак, Кит вернулся домой на несколько часов позже, а какой подросток так не делает? Естественно, родители сердятся на своих детей: они кричат, пугают, возможно, ругают их, но никогда не пытаются задушить их.
Стук в дверь отдается еще одним толчком в моем теле. Но это всего лишь Мая, совершенно подавленная, она опирается на дверной косяк.
- С тобой все в порядке?
Все еще прижимая ладони к губам, я киваю, мне отчаянно хочется, чтобы она ушла, но я не в состоянии сказать. Трезвым взглядом она осматривает меня в темноте, мгновение колеблется, потом включает верхний свет и заходит.
Я убираю руки от лица, сжимая их в кулаки, чтобы они перестали дрожать.
- Я в порядке, - говорю я, мой голос несчастный и измученный. - Нам всем просто нужно лечь спать.
- Ты не в порядке.
Она закрывает дверь и прислоняется к ней, ее глаза расширены, выражение на лице невозможно понять. Не могу сказать, сердится ли она, шокирована, чувствует отвращение...
- Мая, прости, я... Я просто потерял контроль...
Меня пронзает боль.
- Я знаю, Лоч, знаю.
Я хочу сказать ей, как мне жаль. Хочу спросить, в порядке ли Уилла. Хочу попросить проверить Кита, убедиться, что он не пакует чемоданы и не планирует сбежать, убедить меня, что я не причинил ему боли, хотя и знаю, что это так. Но я не могу вымолвить ни слова. Только звук моего дыхания наполняет воздух. Я прижимаю руки к носу и рту, пытаясь заглушить звук, прижимаю локти к коленям в попытке сдержать дрожь и понимаю, что неосознанно раскачиваюсь взад и вперед.
Отойдя от двери, Мая движется ко мне, садится рядом со мной на кровать.
Инстинктивно моя рука взлетает вверх, чтобы удержать ее.
- Мая, н-не... мне не нужно...
Она берет мою протянутую руку и бережно кладет ее себе на колено, потирая ладони круговыми движениями пальца.
- Постарайся успокоиться, - ее голос нежный, слишком нежный. - Все хорошо. Все в порядке. Уилла снова спит, и с Китом все хорошо.
Я отодвигаюсь от нее, пытаясь высвободить свою руку из ее ладоней.
- Я... мне просто нужно немного поспать...
- Я знаю, но сначала тебе нужно успокоиться.
- Я пытаюсь!
Ее лицо искажено беспокойством, и я знаю, что вид меня в таком состоянии не особо ее убеждает. Ее теплые пальцы на моем запястье движутся вверх, поглаживая внутреннюю сторону руки, ее прикосновение как-то успокаивает.
- Лочи, это не твоя вина.
Я сильно закусываю губу и отворачиваюсь.
- Это не твоя вина, - снова говорит она. - Лочи, ты же знаешь это. Уже очень давно Кит пытается спровоцировать тебя на что-то подобное. Любой бы сорвался.
В горле я ощущаю боль, позади глаз - предупреждающее давление.
- Ты не можешь винить себя во всем только потому, что ты - старший. Ты не виноват ни в том, что мама пьет, что отец ушел, что Кит такой, какой есть. Ты больше ничего не мог сделать.
Я не знаю, как она дошла до этого. И не понимаю, как у нее получается вот так читать мои мысли. Я поворачиваюсь лицом к стене, качая головой, чтобы показать ей, что она не права. Я выдергиваю свою ладонь из ее рук и тру ею лицо, стараясь отгородиться от ее взгляда.
- Лочи...
Нет. Я больше не могу так, не могу, не могу. Я даже не собираюсь прогонять ее из комнаты прежде, чем будет поздно. В глазах пульсирует от возрастающей боли. Если я двинусь, заговорю, моргну, то проиграю эту битву.
Она дотрагивается рукой до моего плеча, гладит спину.
- Так будет не всегда.
По щеке катится слеза. Я прижимаю ладонь к глазам, чтобы предотвратить следующую. Но внезапно мои пальцы влажные. Я глубоко вдыхаю и пытаюсь задержать дыхание, но с губ срывается тихий звук.
- Ох... Лоч, нет. Только... не из-за этого! - в голосе Маи слышится небольшое отчаяние.
Я ближе придвигаюсь к стене, желаю исчезнуть в ней. Я сильно прижимаю кулак ко рту. А потом сдерживаемый вздох с резким задыхающимся звуком вырывается из моих легких.
- Эй, эй... - несмотря на ее успокаивающий тон, я различаю нотку паники в ее голосе. - Лочи, пожалуйста, послушай меня. Просто послушай. Сегодняшний вечер был ужасным, но это не конец света. Я знаю, что в последнее время было очень тяжело, но все нормально, все нормально. Кит в порядке. Ты ведь всего лишь человек. Такое бывает...
Я пытаюсь вытереть рукавом глаза, но слезы продолжают течь, и не понимаю, почему я совершенно не в силах остановить их.
- Ш-ш-ш, иди ко мне... - Мая пытается повернуть меня лицом к ней, но я грубо отталкиваю ее. Она пытается снова. Но я исступленно освобождаюсь одной рукой.
- Не надо! Мая, перестань, черт побери... пожалуйста! Пожалуйста! Я не могу... Я не могу! - рыдания вырываются с каждым словом. Я не могу дышать, я в ужасе, я разваливаюсь.
- Лочи, успокойся. Я просто хочу держать тебя, и все. Позволь мне держать тебя, - ее голос принимает успокаивающий тон, который она использует, когда Тиффин или Уилла расстроены. Она не собирается сдаваться.
Я скребу пальцами одной руки по стене, неистовые рыдания волнами сотрясают мое тело, рукав намокает от слез.
- Помоги, - я чувствую, что задыхаюсь. - Я не понимаю, что со мной такое!
Мая оказывается в пространстве между мной и стеной, и внезапно мне больше некуда спрятаться. Когда она обнимает меня и прижимает близко к себе, я пытаюсь сопротивляться последний раз, но у меня нет сил. Ее тело возле меня такое теплое, живое, знакомое, обнадеживающее. Я прижимаюсь лицом к изгибу ее шеи, вцепившись руками в ее ночную рубашку на спине, будто она может неожиданно исчезнуть.
- Я... Я не хотел... Я не хотел, Мая, не хотел!
- Я знаю, что ты не хотел, Лочи. Я знаю это, знаю.
Теперь она говорит со мной тихо, почти шепотом, одной рукой крепко обнимает, а другой поглаживает затылок, мягко покачиваясь из стороны в сторону. Я цепляюсь за нее, когда рыдания с такой силой сотрясают мое тело, что мне кажется, я никогда не смогу остановиться.