Запретное

14 глава

Мая

Я устала. Так ужасно устала. Это давит на меня как невидимая сила, уничтожая все здравые мысли, все остальные чувства. Я устала существовать каждый день, нося маску, притворяясь, что все в порядке. Пытаясь разобраться в том, что говорят другие, пытаясь сосредоточиться на уроках, пытаясь казаться нормальной перед Китом, Тиффином и Уиллой. Я устала проводить каждую минуту, каждый час, каждый день, борясь со слезами, часто сглатывая в попытке унять постоянную боль в горле. Даже ночью, когда я лежу, обнимая подушку, глядя сквозь открытые занавески, то не позволяю себе сдаваться, иначе я сломаюсь, рассыплюсь на тысячи кусочков, как разбитое стекло. Люди постоянно спрашивают меня, в чем дело, и от этого мне хочется кричать. Френси думает, что это потому, что Нико бросил меня, и я ей позволяю так думать - это проще, чем придумывать новую ложь. Пару раз во время перерыва Нико пытается заговорить со мной, но я даю понять, что не в настроении для разговора. Видно, что ему обидно, но мне все равно. Если бы не ты... думаю я. Если бы не то свидание...
Но как я могу винить Нико за то, что он заставил меня понять - я влюбилась в своего брата? Чувство находилось там годами, поднимаясь все ближе и ближе к поверхности с каждым днем; это было лишь вопросом времени, когда оно прорвется сквозь нашу хрупкую сеть отрицания, заставив нас противостоять правде и признать, кто мы есть - два человека, которые любят друг друга, любят так, что никто другой не может понять. Действительно ли я жалею об этой ночи? Тот единственный миг радости между сомнениями - некоторые люди никогда не испытывают ничего подобного и за всю жизнь. Но минус в том, что вкус чистого счастья - как наркотик, проблеск рая, он заставляет вас желать больше. И после этого момента ничего уже не может быть как раньше. По сравнению с этим все становится серым. Мир становится пресным и пустым, ничего больше не имеет смысла. Ходить в школу - зачем? Сдать экзамены, получить хорошие оценки, поступить в университет, встретить новых людей, найти работу, двигаться дальше? Как я смогу жить отдельно от Лочена? Буду видеться с ним только пару раз в год, как мама и дядя Райан? Они росли вместе, они тоже были близки. Но потом он женился и переехал в Глазго. Так что у мамы и дяди Райана общего сейчас? Разделенные чем-то большим, чем расстояние и образ жизни, даже их воспоминания о совместном детстве исчезли из их памяти. То же самое случится со мной и Лоченом? И даже если мы оба останемся в Лондоне, когда он найдет девушку, когда я найду парня, как мы это выдержим? Как мы сможем смотреть друг на друга, живя отдельно, зная, как все могло бы быть?
Я пытаюсь избавиться от боли, думая об альтернативах. Иметь физические отношения с братом? Никто так не делает, это отвратительно. То же самое, если бы Кит был моим парнем. Я содрогаюсь. Я люблю Кита, но сама идея того, чтобы целовать его, отвратительна. Это не будет ужасно, а будет омерзительно - даже если мысль о том, что он целуется и обнимается с той худой американской девчонкой, с которой все время гуляет, довольна плоха. Я не хочу знать, чем он занимается со своей так называемой девушкой. Когда он станет старше, я надеюсь, что он встретит кого-то, влюбится, женится, но я никогда не захочу думать об интимных подробностях, физической стороне вещей. Это его дело. Тогда почему? Почему с Лоченом все по-другому? Но ответ настолько прост: потому что Лочен никогда не ощущался как брат. Ни как надоедливый младший, ни как любящий командовать старший. Мы с ним всегда были на равных. С тех пор, как мы были детьми, мы были лучшими друзьями. Всю жизнь нас связывали узы, крепче простой дружбы. Вместе мы воспитывали Кита, Тиффина и Уиллу. Мы вместе плакали и утешали друг друга. Мы видели друг друга в самом ранимом состоянии. Мы разделяли бремя, непонятное внешнему миру. Мы были там друг для друга: как друзья, как партнеры. Мы всегда любили друг друга, а теперь мы также хотим любить друг друга в физическом плане.
Я хочу все это объяснить ему, но знаю, что не могу. Я знаю, что, каковы бы ни были причины наших отношений, как бы сильно я ни пыталась оправдать их, это ничего не меняет: Лочен не может быть моим парнем. Из миллионов людей, населяющих эту планету, он относится к тем нескольким, с кем я никогда не смогу быть. И я должна это принять, даже если это медленно, как кислота на металле, разъедает меня изнутри.
Время идет, серое, холодное, безжалостное. Дома все следует своим чередом, снова и снова. Осень сменяется зимой, дни становятся заметно короче. Лочен ведет себя так, будто той ночи никогда и не было. Мы оба так себя ведем. А что нам еще остается? Мы разговариваем об обычных вещах, но наши взгляды редко встречаются, а когда это происходит, то это всего лишь одна или две секунды, прежде чем они нервно разбегаются в стороны. Но я задаюсь вопросом, о чем он думает. Я предполагаю, что, видя, насколько это неправильно, он выкинул все это из головы. Но, в любом случае, у него хватает мыслей. Его учительница по английскому все еще пытается сама заставить его говорить перед классом, и я знаю, что он боится ее уроков. Мамино поведение становится все более непредсказуемым - она все больше и больше времени проводит с Дэйвом и редко приходит домой трезвая. Время от времени она уходит в загул по магазинам и возвращается из-за возникающего чувства вины с подарками для каждого: хрупкими игрушками, которые ломаются за несколько дней; компьютерными играми, чтобы приклеить к монитору Кита; сладостями, которые снова сделают Тиффина неуправляемым. Я смотрю на это все, как с очень большого расстояния, не в состоянии больше ни с чем связываться. Напряженный Лочен с бледным лицом пытается сохранить своего рода порядок в доме, но я чувствую, что он слишком близок к критическому состоянию, и я не способна ему помочь.
Сидя за кухонным столом напротив него, наблюдая за тем, как он помогает Уилле с домашней работой, я охвачена его ужасной болью, этим глубоким чувством потери. Размешивая свой давно остывший чай, я наблюдаю за его знакомыми повадками: то, как он каждые несколько минут сдувает волосы с глаз, кусает нижнюю губу каждый раз, когда чувствует напряжение. Я смотрю на его руки с обкусанными ногтями, лежащие на столе, на его губы, которые когда-то касались моих - сейчас обветрены и кровоточат. Боль, которую я ощущаю, глядя на него, больше, чем я могу вынести, но я заставляю себя смотреть, впитывать из него в себя, как можно больше, пытаться снова пережить, по крайней мере, в голове все то, что я потеряла.
- Мальчик входит в п-е-щ-е-р-у, - Уилла произносит каждую букву. Стоя на коленях на кухонном стуле, она показывает на каждую букву по порядку, ее густые золотистые волосы закрывают лицо, их кончики скребут по странице книги слабым шуршащим звуком.
- Какое получается слово? - подсказывает ей Лочен.
Уилла рассматривает картинку.
- Камень? - оптимистично говорит она, глядя на Лочена своими большими голубыми глазами, полными надежды.
- Нет. Посмотри на слово "п-е-щ-е-р-у". Сложи звуки вместе и произнеси их быстро. Какое получается слово?
- Пищер? - Она беспокойна и невнимательна, так как ей отчаянно хочется пойти поиграть, но, тем не менее, довольна уделяемому вниманию.
- Почти, но в середине буква "е" и на конце еще "у". Как мы называем эти буквы?
- Прописные?
Лочен высовывает язык, нетерпеливо потирая им губу.
- Послушай, это прописные буквы.
Он перелистывает учебник в поисках букв, но не находит и сам записывает их на клочке использованной салфетки.
- Фу-у. Тиффин сморкался в нее.
- Уилла, ты смотришь? Это прописные "е" и "у".
- Сопливые прописные "е" и "у".
Уилла начинает смеяться, она ловит мой взгляд, и я чувствую, что тоже начинаю улыбаться.
- Уилла, это очень важно. Это легкое слово, я знаю, что ты можешь прочитать его, если постараешься. Это волшебные "е" и "у". А что волшебные буквы делают?
Она сильно хмурится и снова склоняется над книгой, сосредоточенно высунув язык и согнув его над губой, ее волосы частично прикрывают страницу.
- Они заставляют гласные называть свое имя! - внезапно выкрикивает она, торжествующе вскидывая в воздух свой маленький кулачок.
- Хорошо. И где же здесь гласные?
- Хм... - Так же нахмурившись и высунув язык, она возвращается к странице. - Хм... - еще раз произносит она, стараясь оттянуть время. - "Е" и "у"?
- Хорошая девочка. Итак, волшебные буквы превращаются в звуки...
- "И", "е" и "у".
- Да. Поэтому попробуй снова прочитать слово.
- "Пе-ще-ру". Пещеру! Мальчик вошел в пещеру! Смотри, Лочи, я прочитала его!
- Умница! Видишь, я знал, что ты сможешь!
Он улыбается, но в его глазах что-то еще. Грусть, которая никогда не исчезает.
Уилла заканчивает читать книгу и присоединяется к Тиффину перед телевизором. Я делаю вид, что потягиваю чай, наблюдая за Лоченом поверх кружки. Слишком уставший, чтобы двигаться, он снова садится, прихрамывая. Клочки бумаги, разбросанные книги, школьные письма и портфель Уиллы лежат перед ним. Между нами растягивается долгое молчание, как натянутая резинка.
- Ты в порядке? - в конце концов, спрашиваю я его.
Он криво улыбается и, кажется, колеблется, глядя вниз на заваленный стол.
- Не совсем, - наконец, отвечает он, избегая моего взгляда. - А у тебя?
- Нет. - Я прижимаюсь губами к ободку кружки в попытке остановить слезы. - Я скучаю по тебе, - шепчу я.
- Я тоже по тебе скучаю. - Он по-прежнему смотрит вниз, на книгу, которую читает Уилла. Его глаза, кажется, блестят. - Может... - Его голос срывается, поэтому он пробует снова: - М-может, тебе стоит дать Димарко еще один шанс? Ходят слухи, что он... он, наверняка, без ума от тебя! - Вымученный смешок.
Я гляжу на него в немом изумлении. Чувствую себя так, будто меня ударили по голове.
- Это то, чего ты хочешь? - спрашиваю я его с едва сдерживаемым спокойствием.
- Нет... нет. Я совсем не этого хочу. Но, может быть, это... поможет?
Он смотрит на меня с выражением полного отчаяния.
Я продолжаю кусать губу, пока не буду уверена, что не начну плакать, прокручивая его возмутительное предложение у себя в голове.
- Помочь мне или помочь тебе?
Его нижняя губа на мгновение вздрагивает, и он тут же прикусывает ее, видимо, не замечая, что складывает гармошкой обложку учебника Уиллы.
- Не знаю. Может, нам двоим, - поспешно говорит он.
- Тогда ты должен куда-нибудь сходить с Фрэнси, - выпаливаю я в ответ.
- Хорошо.
Он не поднимает взгляд.
Я на мгновение теряю дар речи.
- Ты... но... я думала, тебе она не нравится? - ужас в моем голосе резонирует по комнате.
- Не нравится, но мы должны что-то делать. Нам нужно встречаться с другими людьми. Это... это единственный способ...
- Единственный способ для чего?
- Чтобы... чтобы перебороть это. Чтобы выжить.
Я опускаю кружку на стол, расплескивая чай на руку и рукав рубашки.
- Ты думаешь, я просто переборю это? - кричу я, кровь приливает к моему лицу.
Втянув голову в плечи и вздрогнув, будто я собираюсь его ударить, он поднимает руку, чтобы держать меня нас расстоянии.
- Не... я не могу... пожалуйста, не делай все только хуже.
- А я могу? - открываю я рот от удивления. - Я могу сделать все хуже?
- Все, что я знаю, это то, что мы должны что-то делать. Я не могу так... я не могу больше так продолжать!
Он неровно вдыхает и отворачивается.
- Я знаю. - Я понижаю голос, заставляя себя вернуться в некое подобие спокойствия. - Так же, как и я.
- А что еще мы можем сделать? - Его глаза умоляют мои.
- Хорошо. - Я закрываю свои мысли, закрываю чувства. - Я скажу Фрэнси завтра. Она будет на седьмом небе от счастья. Но она порядочный человек, Лочен. Ты не сможешь просто бросить ее через неделю.
- Не брошу. - Он смотрит на меня, у него на глазах стоят слезы. - Я останусь с ней так долго, как она того захочет. Я женюсь на ней, если она захочет. То есть, по большому счету, какое, черт возьми, имеет значение, с кем я останусь, если это не можешь быть ты?
Сегодня все по-другому. Дом холодный и чужой. Кит, Тиффин и Уилла кажутся подражателями самих себя настоящих. Я даже не могу взглянуть на Лочена, олицетворение моей потери. Улицы по дороге в школу, кажется, изменились в одночасье. Наверно, я в каком-то незнакомом городе, в какой-то широко раскинувшейся стране. Пешеходы вокруг меня не совсем похожи на живых. Я не чувствую себя живой. Я больше не уверена в том, кто я есть. Девочку, существовавшую до той ночи, того поцелуя, стерли из жизни. Я больше не та, кем была, я все еще не знаю, кем стану. Нервные гудки автомобилей раздражают меня, как и звуки шагов по тротуару, проезжающие автобусы, открывающиеся ставни магазинов, пронзительная болтовня детей, идущих в школу.
Здание больше, чем я его помню: строгий, бесцветный, бетонный вид. Ученики, спешащие по этой дороге, выглядят как статисты на съемочной площадке. Я должна двигаться для того, чтобы соответствовать всему происходящему, как электрон должен подчиняться току. Я поднимаюсь по ступеням очень медленно, по одной, когда мимо меня протискиваются и толкаются люди. Дойдя до класса, я замечаю то, чего не видела раньше: отпечатки пальцев на стенах, пятнистый линолеум, потрескавшийся, как тонкая яичная скорлупа, ритмично исчезающий у меня под ногами. Где-то издали на меня пытаются наскочить голоса, но я отражаю их. Звуки отскакивают от меня незамеченными: скрип стульев, смех и болтовня, сплетни Фрэнси, жужжание учителя по истории. Солнечный свет прорезается сквозь покрывало облаков, проникая сквозь стекла больших окон, через мой стол, прямо мне в глаза. Передо мной образовываются белые пятна, пляшущие пузыри цвета и света, которые держат меня в плену до тех пор, пока не звенит звонок.
Рядом со мной Фрэнси, ее рот полон вопросов, накрашенные красным губы раскрываются и закрываются - губы, которые скоро коснутся губ Лочена. Я должна сказать ей сейчас, пока не слишком поздно, но у меня пропадает голос, и изо рта вырывается лишь пустой воздух.
Второй урок я пропускаю, чтобы избежать ее. Хожу по пустой школе, своей огромной тюремной камере, в поисках ответов, которые невозможно найти. Мои туфли стучат по ступеням, когда я поднимаюсь вверх и спускаюсь вниз, обхожу вокруг и вокруг каждый этаж, ища - что? - своего рода освобождение? Резкий зимний свет усиливается, проникая в окна и отражаясь от стен. Я чувствую его давление на своем теле, прожигающее дыры в моей коже. Я заблудилась среди этого лабиринта коридоров, лестниц, этажей, расположенных друг над другом, как колода карт. Если я продолжу идти, то, возможно, найду обратный путь - путь к тому человеку, кем я была. Теперь я двигаюсь медленнее. Может, даже плыву. Я плыву сквозь пространство. Земля потеряла свою силу притяжения, все вокруг меня кажется жидким. Я дохожу до другой лестницы, ступени растворяются внизу. Подошва моего ботинка отрывается от поверхности, и я ступаю в небытие.