Hermann and Petty

LII

Первый раз за несколько дней солнечным лучам удалось пробиться сквозь плотный слой сиреневых облаков. Двое сидят на полу, поддержку в этом доме оказывает только светлая стена за их спинами. Герману кажется, что он разлетается пылью по комнате, или острыми осколками, потому что все, что он делает - это причиняет боль близким в их жалких попытках собрать его заново. Сейчас бы чего-нибудь крепкое пить, а не Earl Gray с прокисшим молоком.

- Ты идиот, - констатирует факт, уже в который раз, Мартина.

У него в руках серый свитер, который пару часов назад согревал ее тело. Он уже открыл рот, но в далеке снова залаяла чья-то собака, и он ничего не сказал. Дома напротив казались обычными и скучными, пара пьяниц тащилась вдоль улицы. Почему все это время дверь в дом была открыта? Как-то странно. Но вставать неохота, да и одинаковые дома с проходящими мимо людьми тоже не плохи. Что же с ним случилось? Раньше он таким не был, от него даже пахло лавандой и теплом, а теперь за версту от души его несет гнилью и сажею. Он перепачканный и поломанный, из-за него. Опять.

Петти не знает, каким он был, как он был за чертой, был проклят и каждый день просыпался с новым лицом. И наверное, это было не правильно. Она имела право знать. Не знала она и того, как Пауэлл подменял его таблетки сильными транквилизаторами, как ломал Герману ноги и каждое утро учил танцевать по новому. Ничего уже не важно, ему лишь хочется встать перед ней на колени и покаиться во всем. Его гложет одиночество и хочется написать книгу, только вряд ли получится что-то путное. Скорее дешевый роман.

Он бы сорвался с места, но кто же знает, когда в следующий раз его настигнет тот, кого он скрывал так долго в себе и снова все испортит, наговорит ей всякого или мало того, сделает больно. Хочется рассказать Мартине про все их любимые моменты, например, как он нес Петти на руках, закутанную в его пальто под снегопадом, какого еще никогда не было в Фарго. Попросить совета или чтобы она хоть дала ему пинка под зад, успокоила или, на худой конец, просто улыбнулась.

Когда человеку плохо, ему не нужны громкие слова утешения, по крайней мере, Герману точно. Лишь человек с которым можно помолчать, которому не надо ничего говорить, ведь вы так много вместе пережили, что он сам все поймет. Но Мартина либо совершенно ничего не понимает, либо ей понравился чай с просроченным молоком, так долго она разглядывает его.