λ λ λ
— Мистер Ким, здравствуйте. Входите, не стесняйтесь!
Ким не двигается, стоя напротив лифта и с подозрением вглядываясь в кабину, где ожидает мужчина в светлом костюме с умиротворённым выражением лица. Под густыми тёмными бровями поблескивают в свете ламп светло-голубые глаза, а на крючковатом носу чуть ниже переносицы красуется небольшая родинка.
У Джина позвоночник мурашками покрывается от одного взгляда на этого коренастого типа, но позади стоит два амбала с явно припрятанными пистолетами за пазухой, так что Ким решается пойти по пути наименьшего сопротивления.
Он неуверенно шагает в лифт, а мужчина с рацией, что приказал Тэхёну пропустить Сокджина, нажимает на кнопку последнего этажа.
Напряжение, что царит в лифте, можно резать ножом, и Джин искренне надеется, что ножа ни у кого из присутствующих нет. Атмосфера, как в этих блокбастерах про шпионов, что любит смотреть Джин, коротая одинокие вечера в своей небольшой квартирке. Ему всегда хотелось какого-то адреналина в жизни, желательно — подобного, ведь в кино всё так эмоционально и напряжённо. Все эти действия и телодвижения будоражат кровь, что грех просиживать пятую точку на диване. И сейчас, поняв, что мысли очень материальны, Ким ставит себе пометочку думать и мечтать поменьше, если, конечно, выберется сегодня отсюда живым.
— Мистер Ким, — говорит незнакомец по-английски, а Сири в кармане пиджака Сокджина так любезно переводит, — зачем Вы здесь? Какую конкретную цель преследуете?
Джин едва заметно вздрагивает от неожиданности и опускает глаза вниз, глядя сверху на мужчину. Ему и самому интересно, что именно он хочет: просто узнать правду или наконец обрести то, о чём всегда мечтал? Сокджин косится на охранника, но тот смотрит на меняющиеся числа проезжающих этажей с неподдельным интересом.
— Хочу знать: врёт система или всё же человек, только и всего, — отвечает сухо и сжимает в карманах руки в кулаки.
— Только и всего, — повторяет так, словно в этом словосочетании заложена вся истина, вся сущность бытия, и переводит взгляд на табло с меняющимися цифрами.
Сокджин думал раньше, что абсолютно во всех лифтах Америки играет лёгкий джаз, но сейчас он слышит только лишь стук собственного сердца, что, кажется, стучит не по рёбрам, а по стенкам лифта — уж такой грохот в ушах стоит, — и непринуждённое мычание мужчины какой-то известной песни. Джин и сам бы с удовольствием помычал её в дуэте, но только вот нервы ни к чёрту.
Когда раздаётся характерный звонок о прибытии лифта в пункт назначения, Киму этот звук кажется нажатием спускового крючка пистолета калибра так сорок пятого. Он даже чувствует, как кровь наружу вытекает откуда-то из области груди, ноги подкашиваются, да и голова кругом идти начинает, но его фантомные боли прерывает чёткое:
— Вы идёте, мистер Ким?
А мистер Ким идти не хочет. Он желает нажать на цифру «один» в лифте и помахать ручкой на прощание, немо утверждая, что и не сунется сюда больше. А ещё мистер Ким отдаёт себе отчёт, что лифт не пожалеют, да и обрубят тросы, и даже аварийный тормоз не поможет. Вот и мистер Ким свои аварийные тормоза отключает и делает шаг в просторный коридор, следуя за двумя своими провожатыми.
На этаже лишь пара массивных дверей, располагающихся на противоположных сторонах просторного холла. Прямо посреди него стоит небольшой стол, а позади секретаря, который разговаривает с кем-то по телефону, вместо стены — панорамное окно, открывающее вид на город, который скрыт сейчас за густой пеленой облаков. Джин ловит себя на мысли, что дождя на самом верху небоскрёба не бывает.
— Пожалуйста, подождите в этой комнате, мистер Ким, — лепечет мужчина и улыбается, показывая на тёмно-бордовую дверь справа. Он поправляет свой светлый пиджак и, отвесив едва заменый поклон, уходит в противоположную сторону.
Охранник же, почёсывая за ухом, кивает Сокджину на дверь. Тёмно-синий костюм подходит к его серым глазам, делая их ярче, выделяя их на фоне загорелого лица. Джин хмурится, одаряя взглядом секретаря, что не без интереса его разглядывает, и шагает направо.
Кофе, что приносят Сокджину, оказывается на удивление вкусным. Мужчина решает не лишать себя скорее всего последней возможности испить один из любимых напитков, поэтому, пристроившись прямо по центру огромного овального стола в не менее огромном кресле, он вглядывается в бесконечную серую пелену за окном и неторопливо смакует напиток.
Охранник сидит рядом и пытается поставить простой карандаш вертикально. В голове Джина рисуется картинка из «Тёмного рыцаря», где Джокер показал фокус с исчезновением этого карандаша, и мужчина вздрагивает, нечаянно пиная стол. Карандаш, который почти встал так, как нужно, падает, а охранник медленно поворачивает голову в сторону незваного гостя. Джину очень хочется оправдаться, что это вышло не специально, потому что вспыхнувший огонёк в глазах мужчины явно недобрый, но он успевает разве что чашку на стол поставить и рот открыть, как...
Сокджин смотрит на массивную дверь, сжимая кулаки с неимоверной силой. Охранник недоуменно глядит на него и вскидывает бровь, разворачиваясь.
— Минута, лифт подъезжает. Президент сразу же направится к себе. Следи за Кимом, — тут же передают в микрофон в ухе, и до охранника доходит, что происходит с Сокджином. Он встаёт и направляется к дверям, пристраивается к ним спиной и скрещивает перед собой руки в замок.
Пятьдесят метров — расстояние, с которого халфы начинают чувствовать себя странно.
Двадцать метров — когда начинается небольшое потоотделение.
Десять метров — когда наблюдается учащённое сердцебиение.
Пять метров — когда зрачок расширяется, практически перекрывая радужку.
Пять метров, когда Сокджин понимает, что, кажется, оказался прав. В голове всплывает очередная картинка, только вот уже он видит не фильм, а размытый образ мужчины в тёмных очках, что сначала приближается, стремительно сокращая расстояние, а затем поворачивает и уходит в другую сторону. Паника медленно, но сходит на нет. Правда, ощущение, что кто-то рядом, прямо за спиной, не покидает.
Джин неуверенно шагает вперёд, отрывая руки от стола, на который ещё мгновение назад опирался, но сталкивается в вытянутой рукой охранника и его запрещающими качаниями головой. Ким снимает очки и с силой трёт глаза. Веки чешутся, глаза зудят, сохнут. Мужчина падает обратно в кресло и стонет, зарываясь пальцами в тёмную шевелюру.
Кости ломит, мышцы тянет, на месте не сидится. Сокджин вскакивает и начинает метаться по кабинету, как тигр в клетке. Ему хочется наружу. Ему хочется ещё. Он не понимал наркоманов до этого момента. Не осознавал, как можно хотеть чего-то так сильно, как можно продать чуть ли не собственную мать ради ещё одной дозы.
До боли впиваясь ногтями в собственные предплечья, Джин смотрит на дверь, даже не обращая внимания на озадаченного охранника.
— Выпусти, — рычит и шагает вперёд, но вновь сталкивается с рукой.
— Нельзя. Оставайтесь здесь. У меня приказ применить физическую силу, если Вы не будете выполнять моих указаний. Вернитесь, пожалуйста, на место. Присядьте, — говорит охранник, а Сири переводит. Говорит это так ласково и нежно, что Джину хочется бросить телефон в стену и потоптаться на осколках.
— Я не могу просто сидеть. Пусти, мне нужно с ним поговорить! — кричит и бросается к двери, но тут же падает навзничь от толчка охранника.
Желваки играют на лицах у обоих мужчин. Сокджин вскакивает и оттягивает воротник рубашки, ослабляя галстук, а охранник демонстративно хрустит шеей и костяшками. Комплекция тел одинакова у обоих, но навыков у Джина точно меньше. Намечающийся мордобой прерывает трезвон стационарного телефона на столе. Красный огонёк мигает, призывая взять трубку. Охранник кивает на аппарат, показывая, что это звонят по душу Сокджина, и тут же выходит из кабинета, запирая его с той стороны.
Ким неуверенно подходит к телефону и нажимает на кнопку громкой связи. Несколько секунд ничего не происходит. Слышно лишь что-то отдалённо напоминающее дыхание, тихое копошение и шуршание.
— Намджун? — произносит Джин и прикусывает язык, ведь он впервые называет своего халфа по имени.
— Здравствуй, Сокджин, — доносится с того конца провода, и эти слова чётким ударом под дых сбивают мужчину с ног. Он оседает на пол, утаскивая за собой телефон.
Джин слышит не голос Сири, а его — Намджуна, с забавным акцентом, но его. Слышит усталость и некую растерянность. Представляет, как президент сидит в кабинете, возможно, похожем на этот всего в нескольких метрах, и озадачен так же, как и Сокджин.
— Значит, правда, — шепчет с ноткой истерики и улыбается, глядя на мигающий красный огонёк первой линии.
— Зачем ты здесь? — спрашивает резко, пытаясь придать голосу серьёзность и властность.
Но Джин улавливает эти напускные нотки строгости и смеётся, прикусывая костяшку указательного пальца. Он смотрит в потолок, где кучевые облака оставляют свои тени от скользящих по ним тёплым лучам, и отвечает:
— Чтобы убедиться, что ты не глюк программы.
— Убедился, а дальше что?
Так далеко Сокджин не заглядывал. Авось покинула его, даже не попрощавшись.
— Хочу знать правду, — отвечает искренне и поднимается с пола, аккуратно прихватывая с собой стационарный телефон.
Он кладёт его обратно на стол и присаживается на столешницу рядом. Ким тревожит заусенец на большом пальце и вслушивается с тяжелое дыхание Намджуна. Тот не спешит отвечать, постукивает ручкой по столу, от чего Джин моргает.
— Ты не глуп, Сокджин. Ты всё и сам прекрасно знаешь, зачем я...
— Я хочу услышать это от тебя, Намджун! — кричит и вскакивает на ноги, начиная наматывать круги.
— Компания, власть... моя жизнь в конце концов. Доволен ответом? — кричит в ответ и стучит по столу.
— Доволен ответом? Твоя жизнь? А обо мне ты подумал? Каково это жить, зная, что у тебя никогда не будет шанса на счастье? Что ты вынужден коротать дни, недели, годы в одиночестве, потому что у тебя нет и не будет халфа, а, Намджун?!
— Я знаю, каково это не иметь права на счастье! Ты — цена всему, что я имею, понимаешь? Ты можешь стать причиной краха всего, что я сделал за все эти годы! Ты станешь причиной моей гибели!
Джин наблюдает за мигающим красным огоньком и моргает чаще, чтобы не дать выступить подкрадывающимся слезам обиды. Он отступает на шаг, кривя рот в истеричной улыбке, и с силой трёт лицо.
И правда, о чём Сокджин думал, когда рвался сюда? Как у президента компании, который занимается созданием своеобразных контрацептивов от амориума, может быть халф? Это как мусульманину есть свинину, а остальных уверять, что это — грех.
— Тогда, почему сейчас?..
— У меня много врагов, Сокджин. Они копают под меня, под моих близких... — говорит и тяжело вздыхает. Слышно, как скрипит кожаное кресло, и Намджун поднимается.
По телу Джина пробегает табун мурашек, когда он поворачивает голову к двери. Он делает пару шагов и приближается к ней вплотную. Он слышит чьи-то шаги, стук собственного сердца в ушах. Он всем своим телом чувствует приближение Намджуна.
— Сокджин, — доносится из-за двери, и мужчина припадает рукой к холодному дереву. — Уезжай сегодня же, куда хочешь. Любой город, любая страна, только подальше от меня. Ты же в Пекин хотел этим летом, так? Езжай, я всё устрою.
Джин утыкается лбом в гладкую тёмно-бордовую поверхность и кладёт руку на золотистую ручку двери. Хосок, этот старый чёрт, был прав «от и до». Сокджину не хочется душить от злости, но хочется душить в объятиях человека, которого ни разу не видел вживую, которого знает лишь по слухам из интернета и лицо которого мелькало только на фото. Но внутри кипит нечто, доселе Джину не знакомое. Оно крутит кишки, завязывая их в морские узлы; вытягивает нервы по струнке, одну за одной. Кожа горит и хочется, чтобы к ней прикоснулся не кто-то, а именно Намджун. Джин сам хочет прикоснуться к человеку за дверью, хочет ощутить запах, почувствовать мягкость кожи и грубость пальцев. Нутро выворачивается наизнанку. Каждая клеточка, каждое D-тело хочет вырваться, пробить эту дверь и прильнуть к халфу.
— Джин, не нужно было приезжать, — больше походит на скулёж, но Намджун пытается сохранить хладнокровие, но все те принципы, которых он когда-то придерживался, накрылись медным тазом ещё десять минут назад. Стоя в лифте и поднимаясь в свой кабинет, волна паники и какого-то безрассудного желания подняться наверх как можно быстрее, накрыла с головой, выбила из колеи и перевернула жизнь вверх тормашками.
Спорить с природой — было и оставалось до сих пор одной из главных целей Намджуна. Он и правда не ощущал какого-то одиночества, не стремился обзавестись семьёй и начать жить как все. Ему хватало тех немногих верных людей, которых он считал друзьями; пары компаньонов и помощников. Больше в его жизни ему было не нужно.
Но сейчас, стоя перед запертой дверью, за которой находится его халф, что-то внутри Намджуна кричит и требует впустить его. Словно у Кима всегда оставался какой-то пустой уголок, скрытый за ширмой работы и помощи миллионам незнакомцев. И этот уголок просит, чтобы его заполнили тем, кто сейчас так запредельно близко.
— Уеду, и дальше что? — отвечает Джин и поворачивается спиной к двери. — Думаешь, не найдут? Я уже засветился. Меня уже нашли.
— Мои люди контролируют ситуацию. Никто даже не вспомнит о том, что ты здесь был.
— Но ты-то будешь помнить, так? Уж я точно не забуду.
Намджун стоит вплотную и кажется начинает срастаться с этой дверью, сплетаясь невидимыми нитями с тем, кто стоит за ней.
Даже волосы на загривке Сокджина тянутся к халфу, сердце, мысли, но толика здравого смысла шепчет, что иного выхода, чем просто уйти, нет.
— Прощай, Сокджин. И купи себе велосипедный шлем.
От мужчины по кусочку отрывают мясо, соскребают его с костей, когда слышатся удаляющиеся шаги.
Когда раздаётся сигнал, оповещающий о прибытии лифта, внутренности, одну за одной покалывают спицами, крутят и пускают кровь.
Таким образом природа тонко намекает, что сопротивляться её воле — больно. Природное любопытство теперь становится синонимом страдания и одиночества.
Даже спустя час, Сокджина не покидает ощущение, что он постарел, пусть не физически, а морально. Всё то, что он знал; всё то, что он думал, что знает, пустилось пеплом по ветру, унося с собой все стремления и желания.
«Это было ошибкой», — вот и весь ответ на допрос Хосока о поездке в Нью-Йорк.Конец первой истории
Прежде чем плеваться в меня ядом за такую концовку, я призываю вас подумать: "а почему?" Как мне кажется, все причины поступков Намджуна лежат на поверхности.
Я не обещал вам сказку :)
Вопрос: "кто сильней?" всё ещё актуален, ребятки :3
YOU ARE READING
Халф
RandomЯ на тебя смотрю и ясно вижу, что час отныне мой уж предрешён. На счастье, что века продлится, слепец лишь обречён. Судьба решила всё за нас, нажав на пуск и говоря: «Пора». Ты долго жил, пока украдкой не заглянул в свои глаза. AU, где халфы име...