Не задавай глупых вопросов

Глава 35

Чудеса там, где в них верят, и чем больше в них верят, тем чаще они случаются...


Никогда бы не подумал, что Грейнджер... тьфу ты, Снейп... а, все равно для меня она по-прежнему Грейнджер... В общем, что она может настолько расклеиться. Даже война так не разбила ее, как полуторамесячное исчезновение профессора. Когда мы с Поттером пришли к ней подтвердить смерть профессора по личной просьбе министра Кингсли, мы увидели кого угодно, только не Грейнджер. До того момента я слабо понимал, как сильно она привязалась к Северусу. Представьте себе человека, которого вы давным-давно знаете, которого вы наблюдаете каждый день да не по разу, и вдруг вы сталкиваетесь с ним в состоянии глубокого горя. Поверьте, это самое странное и, наверное, самое страшное, что мне когда-либо приходилось видеть. И это с учетом войны с Темным Лордом.

Седая, худая, бледная, онемевшая, закутанная в футболку Северуса, она напомнила мне мать во времена судов над Пожирателями. У нее был ровно такой же затравленный взгляд, то же отрицание очевидного и слепая надежда на чудо, которого, как мы думали, нет. Уже дважды я убеждался, что чудесам свойственно появляться в самый безнадежный момент именно возле людей, которые упрямо не перестают надеяться.

Мама сутками не выходила из их темной спальни, почти ничего не ела и, наверное, если бы от природы не была наделена идеально-белыми волосами, тоже бы поседела. Она отказывалась говорить, никого не желала видеть, не позволяла убирать вещи отца, разучилась улыбаться и слепо верила, что отца оправдают и отпустят. Даже когда нам прислали письмо с приговором на Поцелуй Дементора, она продолжала верить в лучшее – она отказалась подписывать уведомление о казни, утверждая, что они ошиблись адресом, и ее твердая уверенность привела к чудесному исходу: кто-то из Доверенных поручился за отца, тем самым сохранив ему жизнь. После Азкабана на отца было жалко смотреть – гордый и статный аристократ превратился в жалкий отголосок себя прежнего, а мама... Она умудрилась оправиться от ужаса пережитого меньше, чем за сутки, и встречала его после заключения бодрой и полной сил, бросив всю себя на его «оживление».

Гермиона сумела чуть ли не в точности повторить мамин подвиг, если не превзойти его. Мало того, что она парализовала двух похитителей и выпытала у второго местонахождение профессора, она еще и вытащила его и его «сокамерника» из заточения, подлатала и оставила отсыпаться, и все это после Синдрома Разбитого Сердца, месячной депрессии и тотального истощения.
Кто еще раз заявит мне, что девушки – слабый пол, того я лично отправлю к маггловскому мозгоправу.

Кстати о «сокамернике», мы так и не смогли выяснить, кто он. Судя по его словам, он провел там довольно много времени, но сколько именно, он сказать не может. Имени своего он не помнит, похитителя он за все время заточения не видел. Раз в один-два дня в подземелье появлялась еда, дважды там появлялся другой пленник. Мы действительно нашли разлагающийся труп, но опознать его уже не представлялось возможным. Поместье успели покинуть до того, как туда нагрянули сотрудники Авроата с Поттером и домовиком во главе. Владелец поместья по всем базам был мертв уже около четырех лет, а его наследник утонул буквально пару месяцев назад. Все ниточки по выяснению этого вопроса исчезали на глазах, заводя расследование в тупик. Но старик оказался неунывающе боевой и чрезвычайно жизнерадостный. Его порадовало, что он может жить нормально, но ему, видно, и жизнь в подземельях не была в тягость.

Гермионе он был признателен за спасение и относился к ней, словно к дочке, что та неожиданно принимала с величайшей радостью.

Но важнее всего было самочувствие Северуса. Война и так изрядно подкосила его здоровье, потому такие испытания сопровождались все более и более крупными последствиями. Крестный показательно храбрился, рвался работать и всеми силами старался убедить окружающих, что с ним все в порядке, хотя все мы ясно понимали, что это не так.
Гермиона настояла на том, чтобы его осмотрел лекарь, хотя профессор был рьяно против этого. Надо было видеть Грейнджер в тот момент. Я впервые видел, чтобы она так орала, и это при том, что большую часть своей учебы я потратил на попытки унизить и разозлить Золотое трио в целом, и ее в особенности.

- Ты против?! Да как ты можешь быть против?! Ты полтора месяца провел в каком-то грязном подземелье с черт-те как перевязанными ранами без возможности не то, что обработать их, а даже просто как-то оправиться от битвы! Ты семь недель ел Мерлин пойми как и Моргана пойми что, а теперь отказываешься пройти элементарное обследование? Тебе мало того, что я один раз уже вытаскивала тебя из предсмертного состояния?! Я тебя всего год назад у самой Смерти отобрала! Я вовсе не желаю проходить через это снова только потому, что ты, наплевав на собственное здоровье, заработаешь какое-нибудь слабенькое заражение крови, которое потом сожрет тебя за несколько дней! Я больше не хочу смотреть, как ты болеешь. Поэтому, либо ты сейчас позволяешь лекарю тебя осмотреть, либо ты остаешься здесь один и забываешь, что я вообще когда-либо существовала в твоей жизни.

Сказать, что Северус был в шоке, это то же самое, что назвать феникса попугаем. Он был просто ошарашен таким ее поведением. Она явно еще ни разу не то что не повышала на него голос, но и не перечила ему. Но она была абсолютно и полностью права в своей настойчивости. Разумеется, он согласился, хоть и с неохотой, но она явно много для него значила. Он никому не позволил бы с собой так разговаривать, если только мнение этого человека не было для него важнее собственной гордости.

Медик похвалил Гермиону за правильно оказанную профессору помощь, запретил ему перенапрягаться, прописал несколько зелий и посоветовал, где их лучше купить (на что крестный только усмехнулся), плюс сказал приехать в Святого Мунго через неделю, чтобы убедиться, что лечение протекает нужным образом. Эти двое переглянулись, и по одному взгляду Грейнджер было ясно, что он сделает все, что потребуется для его скорейшего выздоровления.

Эти двое поражали своей непохожестью и той явной связью, которая возникала между ними. Как мы только раньше не заметили этого в них? Какие же мы, все-таки, болваны, как говорит Луна.

Звездочка провела с Гермионой все те дни, что Северус отсыпался: она не позволяла подруге замыкаться в себе, ни на секунду не оставляла ее в одиночестве, стремясь доказать ей, что она не одна, что мы рядом, что мы ее не бросили, в то время как мне приходилось ездить с Поттером и его отрядами в поисках тех, кто посмел напасть на профессора. Хотя, все попытки что-либо выяснить были совершенно тщетны – мы снова и снова утыкались в тупик и начинали поиски с начала.

Я все пытался свыкнуться с мыслью, что Северус снова сумел выкарабкаться живым из этой передряги, хотя мне до сих пор не понятно, как. Когда он прибыл, схватка была в самом разгаре, и, хотя нас и было больше, нас беспощадно давили. Но появление его на поле боя резко изменило происходящее в нашу пользу. Он дрался за троих – сразу был виден многолетний военный опыт – и, как ни странно, побеждал, хоть и изредка пропускал часть заклинаний и был несколько раз ранен. В последний момент и я, и Гарри были заблокированы и не успевали ему помочь. Мы лишь успели увидеть, как его палочку переломило напополам, руку, которой он бросал беспалочковые заклинания, перебило мгновением позже, следом промелькнула зеленая вспышка, прогремел оглушающий хлопок, и крестный исчез; лишь обломки палочки тихонько стукнулись о каменную брусчатку.

На Поттера этот хлопок сработал, как сигнал к действию. Он в мгновение ока раскидал врагов, приказал оставшимся из его отряда связать их, а сам рванулся на то место, где исчез Северус. Я оказался рядом с ним секундой позже. Кроме двух отныне бесполезных кусочков дерева и пары капель крови, там ничего не было. Мы лично принесли новость министру и, надеюсь, мне не показалось, что в его глазах блеснули слезы. Он искренне сожалел о случившемся, тогда как нам с Поттером в голову пришла одна и та же мысль – как рассказать об этом Гермионе? Он обещал разобраться с этим сам, и мы позже сильно пожалели, что согласились. Мало того, что она на следующее же утро попала в госпиталь, где нам запретили ее посещать, «для ее же блага», так потом и вовсе замуровалась в их домике, прервав все контакты с миром. Чего нам только стоило сорвать ту защиту, что она установила на входные двери... Но, вломившись наконец внутрь, мы поняли, почему она так поступила. Она настолько привыкла показывать себя сильной и несгибаемой, что просто не могла позволить другим увидеть себя в таком жутком виде. Да и мы тоже хороши: пришли через неделю после трагедии – настоящие друзья.

Насколько нам тогда хотелось ей помочь, настолько мы понимали, что помочь ей ничем не можем. Мы приходили к ней в эти дни, она никак на нас не реагировала, а мы продолжали приходить и разговаривать с ней, рассказывать всякую ерунду, только чтобы ей было не настолько одиноко. Но что такое друзья, когда умер самый близкий человек...

И вдруг, сидим мы в конторе, и нам прилетают патронусы от нее, где она дрожащим голосом просит нас прийти как можно скорее. Она, девушка, которая разучилась говорить и из гордого упрямства не желавшая нас видеть все это время, просила нас о помощи! Это что же должно было случиться, чтобы такое произошло, - мелькнуло у каждого из нас в голове, не на шутку нас испугав.

Помню, Поттер, вернувшись из того поместья, долго ругался на Гермиону за глупый риск. Ее запросто могли если не убить, то изрядно покалечить, ее могли использовать для шантажа, и с Поттером бы это точно прошло. Она могла вызвать помощь, могла послать сообщение, могла хотя бы как-то сообщить о случившемся, она же позвала их только когда все глупости уже были совершены. Правда на все его замечания у нее был один ответ, который сполна ее оправдывал: «Я не могла рисковать Северусом». Гриффиндорец злился, возмущался, но прекрасно понимал, что сделал бы ровно то же самое, если бы это касалось кого-то из его близких, тем более Джинни.

Когда профессор появился на кухне, едва передвигая ноги и цепляясь за стену, она снова позволила себе стать слабой. Это не то, что должны видеть другие люди, потому мы ушли. Хотя в последующие дни мы все равно к ним возвращались, чтобы точно знать, что у них все налаживается, и с удивлением обнаружили, что это не так. Они ругались, прятались по комнатам, явно что-то друг другу не договаривая. Они как будто снова вернулись в то время, когда они не смели признать, что нужны друг другу. Каждый переживал свои терзания отдельно, не позволяя помочь себе. Будто они не муж и жена, а Учитель и Ученица, вынужденные жить в одних покоях. Гермиона даже как-то сказала Луне, что думает уйти из дома, чтобы не мешать Северусу нормально жить.

Мы никак не понимали, что с ними происходило, но вмешиваться не решались. Семейные проблемы – это дело двух человек, и остальным в это лезть в высшей степени бестактно. Однако, мы дружно жили одной только мыслью: только бы у них все наладилось; только бы все вновь стало хорошо.