Oh, mine

8

  Время экзаменов близилось. Чонын, сама того не желая, избегала долгих времяпровождений с Юнги, и казалось, он всё понимал. Из Юнги выходил отличный молчаливый психолог, если уж того требовала ситуация.

— Нас сегодня загоняли по сочинениям к литературе, — жалуется Чонын, и Юнги, которому выпал выходной и который большую часть времени провёл в постели, сочувственно кивает. На самом деле выпускные экзамены — это зло. Ещё и потому, что ровно через неделю после выпуска Чонын уедет домой. Неважно, станет ли этот дом всё ещё отцовским или мама заберёт её и они вместе съедут куда-то еще — важно, что не с ним, не с Юнги. Юнги отрицает, что привязался к девчонке. Она молода, умна не по годам, изворотлива из любых ситуаций и очень настырна — своего добивается. И она добьется — бюджета в универе, друзей, может быть, даже поклонников, потому что он видит, как нравится ей заниматься танцами в свободное время. Но он не будет рекомендовать ей Чонгука как учителя — ревность возьмёт вверх. Чонын уедет, и он заживёт опять в спокойствии и стабильности. Разве не по этому он скучает? — Юнги?

— М? — отвлекается от своих мыслей мужчина, замечая, что уже добрых десять минут помешивает в кружке с кофе сахар, который, вообще-то, никогда туда не кладёт. — Блин, кофе испортил.

— Давай я выпью, — тянется она за кружкой. — Я люблю всё сладкое, — и подмигивает.

Юнги никак не реагирует, и озорство в лице Чонын пропадает. Они пьют напитки в тишине и ужинают суши, опять заказанным Мином. Чонын готовить некогда, а Юнги даже не пытается. Странно, он никогда не парился над этим, но теперь строго следит, чтобы еда дома была всегда. Чонын нельзя голодать. Это он привыкший перебиваться кое-как, особенно в дни завала в компании, но точно не подрастающий организм девочки. Юнги усмехается. Она же ещё ребёнок! В нём опять просыпается что-то педагогическое и ворчит.

Педагогическое правило номер восемьдесят один: подросток должен ощущать вашу поддержку в любом начинании. Его надо подбадривать и стимулировать, создавать ситуацию успеха.

Юнги готов стимулировать, да не так, как надо бы. Он с Чонын только как с плохой девочкой — преступления и последующие за ними наказания. Он никак её не поощряет. А тем временем её упорство заслуживает похвалы.

— Сдашь экзамены — свожу тебя куда-нибудь, — говорит Юнги между её болтовнёй о нескончаемых подготовках.

— Правда? — её глаза загораются. — А родители, думаешь, разрешат?

— Я отпрошу. Куда ты хочешь?

— М... На Чеджу.

— Так близко? — усмехается он. Чонын иногда совсем простая. Ей многого вообще не надо.

— Я там никогда не была, — задумчиво кивает девушка. — В Швейцарии была, во Франции, в Америке... А у нас на Чеджу не была. Мама не любит это место.

— Понятно, — хмыкает Юнги. — Чеджу так Чеджу. Тогда сдай экзамены хорошо.

— Я буду стараться! А, — щёлкает она пальцами, — так через две недели выпускной. Ты придёшь?

— Опять?

— Мама... — осекается она. — Там приходят мамы и папы с цветами. Поздравляют, гордятся. Но мама не приходит. Она говорит, что это глупо. Что каждый раз на школьном празднике все пытаются до неё докопаться, потому что она замужем за отчимом и все хотят как-то подобраться ближе...

— Чонын, моё появление там будет странным, — прерывает Мин и они переглядываются. Ким понимающе кивает, но губы выдают её разочарование. — Я не хочу давать лишний повод для слухов. Я тоже, к сожалению или счастью, известен. А ты обещала принять условие, что мы будем скрытны.

— Но как мой брат...

— А я твой брат? — хмурится Юнги. — Чонын... Родители разводятся. Будет много слухов. Нам припишут роман, который ещё начался, когда родители были в браке. И это будет скандал. Я проходил такое кучу раз, вернее, не я, а артисты, с которыми я знаком. Людям стоит дать спичку, и они разведут огромный пожар.

— Разве тебе не всё равно, что говорят?

— Мне — да, — и он смотрит на неё так, что той сразу становится понятно, кого он имеет ввиду с другой стороны этого ответа. Это не ударит сильно по Юнги, может быть, даже не заденет, а вот её да. Хотя Юнги тоже ходит по острию ножа — ей будет девятнадцать только в феврале. До него ещё целый месяц.

Чонын уходит из кухни первая к себе в комнату, игнорируя ласковое прикосновение к ней и вырывая руку из мягкой хватки. Юнги делает вывод, что они опять поссорились, хотя конкретно Юнги — нет.

А ещё то, что слишком уж часто он оправдывает сам себя.

***

— То есть как это песню забанили? — орёт Намджун в трубку, когда Юнги входит в студию напарника с коробкой пивка и находит там ещё и Тэхёна, приличного подзаебавшегося слушать гневного работодателя хрен знает сколько времени. Юнги, наученный опытом, в курсе, сколько может вести переговоры дотошный Намджун. Не зря же он глава компании. — Вы там вообще офонарели, что ли? — видно, как сдерживается из последних сил Джун, чтобы не послать, судя по всему, менеджеров пиар-отдела кого-то из артистов. — Я кому деньги плачу, вам или голубям на крыше дома? Кого хера вы не выполняете свою работу? Отдайте композитору, пусть перепишет слова! В смысле Юнги писал? — на этом месте Юнги, поджимая воображаемый хвост, начинает пятиться назад к двери. Намджун его, наконец, замечает. — Так, я перезвоню. — он кидает телефон на диван, но попадает прямо по Тэхёну. Тот шипит и уничижительно сверлит положившему на художника болт Намджуна взглядом. — Мин Юнги, пиздло ты старое, охуевшее в трёхкратной степени, ты что за дичь там написал? Песню ***** не пропускают в эфир, блядь!

— Бля, да там всего одно словечко...

— Хуечко! — Ким плюхается в свое кресло перед несколькими компьютерами с аппаратурой и начинает рыться в бумагах. — У меня скоро нервный срыв с вами случится, серьёзно. Этот чуть обнажёнку на обложке девочкам не нарисовал, ты словечко вставил в песню, я что, один тут адекватный?

Юнги с Тэхёном синхронно смотрят на Намджуна, мол, чья бы мычала, ты ещё нас хуже. Намджун кидает в Тэхёна ножницами, в Юнги карандашом.

— Я художник, я так вижу, — разводит руками Тэ и тут же опускает взгляд от грозного вида своего начальника.

— Значит, угол зрения поменяй, — ещё пока терпеливо рекомендует тот.

— Я тебе что, астигматик?

— Тэхён, не беси. Я же как друг прошу, в первую очередь.

— Ла-адно, я поменяю.

— Уф, как же меня всё заебало.

— Выпить? — неловко предлагает Юнги, звеня стеклом в коробке.

— Я так понимаю, ты не просто нажраться сюда пришёл? — Джун трет лоб. Тэхён гаденько зыркает, будто знает что-то.

— Неа.

— Ну, хер ли, работать я сегодня всё равно не смогу, — вздыхает Ким-старший. — Давай сюда, холодненькое? Кайф!

Тэхён к ним присоединяется.

— Рассказывай, старичок.

— В общем...

***

В общем Юнги возвращается домой под утро, на такси, а не на своей машине, пьяный, дерзкий и очень весёлый. Чонын видит его такого впервые за всё время пребывания в доме, потому что до этого Юнги при ней не напивался. В такси возвращается чуть менее пьяный Тэхён, который и довёл друга до двери и нажал на кнопку домофона. Чонын, злая и сонная в пять утра, идёт открывать дверь мужчине, но на неё сваливается только практически бессознательное тело. Она еле дотаскивает его до дивана гостиной и так и оставляет его там, накрывая принесённым из его спальни пледом.

Второй раз Мин будит её около семи утра, чуть более трезвый, но всё ещё неадекватный. Он лезет к ней в кровать и целоваться, но от него разит перегаром, и Чонын отпинывает его от себя.

— Ага-а, — тянет он, помутневшим взглядом очёрчивая её фигурку, которую она тут же прячет под одеялом. — Как ты была пьяная, так я за тобой ухаж-ик! -ивал, и отвечал на поца... поцелуи... Блять... А как я...

— Юнги, иди спать в свою кровать, у меня через несколько часов первый экзамен, — устало вздыхает она. — Очень важный.

— А я не важный?

— Юнги... — она сдаётся и даёт себя обнять и залезть в свою кровать. Он быстро успокаивается и устраивается на груди девушки. Она ещё с полчаса не может привыкнуть к запаху, но тёплые руки Юнги, обнимающие её живот и плечи, приятно заставляют покрыться кожу мурашками. Она засыпает.

Третий раз Чонын просыпается всё так же в его объятиях и с ужасом видит, что на полчаса проспала. Она бросается в ванную, быстро принимает душ, одевается, забыв поесть и накраситься, и бежит из дома на экзамен, оставляя Юнги досыпать в одиночестве.

***

У Юнги трещит голова, когда он встаёт ближе к обеду. Он мало что помнит, но ему всё равно стыдно, ведь он просыпается в постели Чонын. Той нет дома, и смутно через полчаса после ледяного отрезвляющего душа он вспоминает, что у неё экзамен.

— Блять, — ругается Юнги, которому очень хочется похмелиться, но он одергивает себя и идёт делать кофе. — Бля-ять, — он видит разбросанные по всему коридору вещи, плед в гостиной, бутылку пива, которую ночью, видимо, доставал из холодильника, но так и не открыл. Сил не нашлось.

Юнги ненавидит напиваться до беспамятства, вообще-то. Обычно он предпочитает хлебать весь вечер одну, максимум две баночки пива, или по праздникам вино или шампанское. В молодости по глупости он пил много, и творил тоже много. Сейчас совесть давит на плечи, да и печень не первой свежести.

Входная дверь хлопает, и Чонын появляется на пороге, когда Юнги всё ещё приходит в себя. Она скидывает обувь, рюкзак, теплую парку и застывает в проёме кухни с покрасневшими в уголках глазами. Губы девушки дрожат. Она смотрит на Юнги, чуть обступает его, чтобы подойти к фильтру с водой, налить себе кружку и осушить её до дна. Но когда она поворачивается к замершему в ужасе Юнги, по щекам уже текут слёзы.

Юнги едва не валится с табуретки. У него в голове проносятся самые худшие предположения того, почему она плачет рядом с ним.

— Ч-Чонын, я... — он протягивает к девушке руки, смотря на неё умоляюще, жалобно, но она резко отходит. Юнги едва не падает на колени — ему до чёртиков страшно. — Господи, я что, сделал с тобой что-нибудь ночью? Малыш... — Чонын всё еще не смотрит на него и продолжает тихо, беззвучно плакать, не подпуская к себе. У Юнги самого скоро появится желание сесть и разреветься — он не понимает, что наделал и его Чонын не хочет даже сказать ему об этом. Разве что потому, что... — Скажи мне... Я что, применил к тебе... — у него застревает ком в горле, — силу? Я...заставил тебя что-то с-сделать?

— Я из-за тебя всю ночь не спала, мудак! — прорывает её. — И уснула на экзамене! Я сорок минут проспала там, пока экзаменаторы меня не разбудили! Весь класс смеялся! А я... — она всхлипывает, а у Юнги что-то внутри ухает с громким хлопком. Он ничего с ней не сделал. Просто не дал спать. Он сам себя уже чуть не повесил. Вот же блядство. — Я старалась, как могла, но если из-за тебя у меня будут плохие результаты, я убью тебя, Мин Юнги! Засужу! Никакой адвокат тебе не поможет, понял?!

Юнги от нервов начинает хохотать. Он прижимает к себе вырывающуюся девушку и в голос ржёт, аж до слёз.

— Я тебе сам лучших адвокатов найму, успокойся, — всё ещё смеётся он. Чонын немного остывает и даёт себя беспрепятственно обнимать. — Какая же ты у меня дурында... Я уже чуть не надумал себе... А ты из-за какого-то экзамена, ох...

— Это английский! Это самый важный экзамен! Я же хочу стать переводчиком!

— Будет всё, малышка, успокаивайся давай. Заказать что-нибудь вкусное? Не стрессуй, м? Я уверен, ты справилась.

Чонын ещё что-то бурчит, но уже обнимает в ответ. А Юнги думает, что без встряски их парочка существовать не может. Ну никак вообще.

***

Выпускной Чонын наступает незаметно. Она всё утро бегает по дому и прихорашивается, несколько раз едва не сбивая Юнги с ног. Юнги готовит завтрак — печёт блины по старому рецепту бабушки, к которой на днях пообещал свозить девушку, когда у неё наступят полноценные каникулы. В Юнги реально просыпается что-то милое, почти отеческое, если не считать реальной причины, почему эта девушка зовёт его по ночам папочкой, и он показывает свои кулинарные навыки во всей красе.

Как и ожидалось, Чонын сдала английский на самые высокие баллы, несмотря на все препятствия, да и все остальные экзамены прошли как по маслу. Мину казалось, что он радовался и гордился своей девочкой больше, чем она сама. Хотя по сияющим глазам всё было видно.

Чонын вышла к нему на кухню в платье персикового цвета, элегантного в пол на коротких бретельках. Волосы она чуть завила и убрала назад, закрепив заколкой, оставляя ниспадать несколько прядей. Губы накрасила привычным вишнёвым. А сверху накинула новенькое белое пальто, присланное родителями на окончание школы вместе с фотоаппаратом, который девушка давно выпрашивала. Знал бы Юнги — подарил бы первым просто так.

Февраль почти заканчивался. Снега уже почти не было, да и вообще зима практически не была холодной. Юнги смотрел на Чонын и думал, что через неделю, прямо на день рождения родители её заберут, а он ещё ничего не придумал. Друзья-педагоги никак не могли помочь в этом вопросе, несмотря на то, что когда Юнги напился вместе с Намджуном и Тэхёном, он рассказал им немного больше, чем мог себе позволить. Но и они, похоже, этого не помнили.

— Кушать будешь? — спрашивает Юнги Чонын перед выходом. — Я взял клубничный джем, не знаю, любишь ли ты.

— Я поем, с удовольствием, — улыбается Чонын, и они вместе завтракают. — Сейчас у нас будет классный час, последний типа, с наставлениями и прочим... А потом фотосессия. А потом мы идём в ресторан!

— Здорово, — отзывается Юнги. — Я буду ждать тебя дома. Хорошо?

— Хорошо, — не подаёт расстроенного вида девушка. — Меня ждёт дома подарок?

— Обязательно.

— Я буду торопиться домой! — она чмокает его через стол в губы и бежит на выход.

Юнги остаётся сидеть в кухне, пока не слышит, как звонят в дверь. На экране домофона высвечиваются три весёлые рожи друзей — Намджун, Чимин и Тэхён.

— Да ну нет...

— Открывай, мудло старое! — орёт Тэхён. — Я видел, как выбегала Чонын, значит, у нас мало времени!

Они вваливаются в квартиру с огромной коробкой. Внутри этой коробки оказывается тёмно-синий костюм.

— Что за?

— Значит, ща мы из тебя делаем конфетку, а ты идёшь и делаешь Чонын праздник, усёк? — Чимин толкает его в ванную. — Бегом!

Юнги ничего не понимает, но подхватывает всеобщее настроение и повинуется. Намджун идёт отглаживать костюм, Тэхён искать подходящие ботинки, рубашку и галстук, а Чимин ждет у ванной, чтобы уложить Мину причёску и слегка подчеркнуть глаза. В итоге Джун с Тэхёном дерутся за блины и джем, Чимин ловит фейспалмы, а Юнги выходит всё ещё какой-то ошарашенный.

Чимин быстро приводит в порядок его лицо и причёску, Намджун помогает завязать выбранный галстук. Туалетную воду выбирает Тэхён — в этом он мастер. Юнги, с пяточек до макушки накрахмаленный, стоит и хлопает глазами.

— Чё как потерянный кот? — басит Намджун. — Возьми себя в руки. Как всегда это делаешь. И срази там всех мамулек и папулек наповал! Хотя на отца ты не тянешь, скорее на папочку...

— Ой, заткнись!

Друзья ржут. Тэхён невесть откуда берёт букет и всучивает Мину.

— Машина твоя там стоит, на выезде уже. Бегом!

Юнги кивает.

— Спасибо, парни.

***

Чонын стоит в окружении своих одноклассников. Фотосессия затягивается, потому что-то у одной шпилька из волос вылетит, то вторая букет всё роняет, а у Чонын вообще букета нет. Она завидует тем, у кого родители смотрят на детей, хвалят, помогают. А Чонын одна.

Классная руководительница помогает Чонын поправить причёску.

— А где твои родители, Чонын?

Чонын поджимает губы.

— Они...

В этот момент к школе на большой скорости, привлекая внимание всех на улице у крыльца, подъезжает очень знакомая машина. Чонын ахает. Из неё выходит безупречно одетый её Мин Юнги собственной персоной. Начинается галдёж.

— Вау, это к кому?

— Он выглядит богато...

— Кто это?

Чонын отталкивает от себя перешёптывающихся одноклассниц и спешит спуститься по лестнице. Юнги медленно, напустив на себя маску надменности, вышагивает к ней. Темно-синий костюм смотрится на нём идеально, Ролекс на руке поблёскивают, едва уловимая улыбка адресуется девушке в персиковом платье.

Он подхватывает её на руки у самого окончания крыльца, кружа в воздухе и опуская, уже улыбаясь во все тридцать два. Родители и одноклассники смотрят, затаившись.

— Я немного опоздал, — он протягивает ей букет.

Чонын вертит головой, едва не светясь как звёздочка.

— Ты как раз вовремя.