Oh, mine

3

  Тэхён заводит руки назад, меряя шагами гостиную. Хосок осматривает лицо брата, пострадавшего от разъярённого Юнги, восседающего на кресле подальше от всех. Чонгук шипит от боли, когда ссадины на скуле начинают обрабатывать. Чимин уходит на кухню заваривать всем кофе. Чонын, виновато поджимая губы, обрабатывает перекисью руку Юнги, которой тот и вмазал по лицу Чону-младшему. Юнги не смотрит на неё, всё ещё пытаясь совладать с эмоциями, но по нему видно, что у него это плохо получается.

— Юнги, так делать нельзя, — начинает Тэхён и тут же замолкает от взгляда Юнги. — Блин, Хорс, скажи ему!

— Мой брат пиздюк, вмазано за дело, — пожимает плечами старший брат и продолжает обрабатывать лицо. Даже если Чонгук облажался, Хосок ещё и врач, он должен помогать.

— Эй, ты на чьей стороне вообще? — возмущается Гук и тут же получает шлепок по плечу.

— На стороне правды, — спокойно парирует брат. — Нахер вот ты полез к сестре Юнги?

— Откуда я знал, что она сестра, у них даже фамилии разные, — обиженным тоном протягивает Чонгук и встречается взглядом с Чонын. Та смотрит всего пару секунд, отводит взгляд на Юнги, и Чонгук замечает, как старший брат девушки пристально смотрит на него. — Аущ, он пугает меня, — сообщает Гук.

— Если жизнь дорога, держись от неё подальше, — зловеще-спокойно советует Мин, не сводя глаз. Чонгук взнывает от боли, когда Хосок накладывает какую-то мазь. — А ты, — указывает пальцем более здоровой, но тоже забинтованной из-за царапин от разбившейся посуды, руки Юнги, — готовься к серьёзной мозгомойке дома. Я не буду сейчас тебя отчитывать при друзьях и твоём несостоявшемся любовнике. Скажи спасибо, что я тебя не убил вслед за ним.

— А что, ты на такое способен? — чувствуя укол обиды, смелеет Чонын и снова перестаёт чувствовать опасность, когда даже другим она видна за километр. Юнги прожигает девушку взглядом. Блять, думает он, она хочет из него всю душу вытрясти. — Чего ты вообще так завёлся? Кто ты мне? Брат или кто? Ревнуешь что ли? Оставь меня в покое, кто просил тебя сейчас меня защищать? Засунь свои братские функции себе в задницу, Мин Юнги-оппа, — выплёвывает она, разогнавшись на эмоциях. — Лучше не лезь в мою личн...

Все замечают, как мрачнеет Юнги с каждым её словом. Тэхён подрывается с места, чтобы перехватить вскочившего на ноги Юнги, а Хосок оттаскивает школьницу, прикрывая её собой. Чимин выруливает из кухни с подносом.

— Юнги, Юнги, стоп! — орёт Тэхён, приобнимая его со спины, чтобы не вырвался. — Она не со зла! Просто переволновались, не пыли горячку, ладно?

— Да я её сейчас так выпорю, что забудет как сидеть на месяц, — рычит Юнги. — Что ты о себе возомнила, малявка?

— А чё ты так бесишься? — хмыкает Чонын. — Ты больной! Не пылал братскими чувствами десять лет, а тут воспылал? Да пошёл ты!

Все качественно охуевают от сказанного. Тэхён перестаёт держать Юнги, Хосок мотает головой и возвращается к брату. Чимин встаёт между двумя злыми братом и сестрой.

— Так, взяли себя оба в руки и впитываем, — Чимин серьёзен как никогда. — Вам ещё жить вместе три месяца, и если вы поубиваете друг друга к концу первой недели, никому лучше не сделаете. Чонын, — поворачивается преподаватель к девушке, — ты не права. Юнги заступился, потому что все мы знаем, какой Чонгук. Он бабник, — Чонгук что-то мычит в протест, но Хосок его затыкает. — Мы все дружим, и все друг о друге знаем. Нам пофигу на то, как устраивает свою личную жизнь Чонгук, но если она коснулась тебя, Юнги, ясное дело, зная об этом, захочет тебя уберечь. Юнги, — поворачивается к другу Пак, — ты тоже не прав.

— Чего это?

— Того, — хмыкает Чимин. — Ты не должен быть агрессором. Она девушка, Юнги. Она твоя сестра, пусть сводная, но она в первую очередь девушка, которая заслуживает мягкого обращения. А ты что? И на неё с кулаками полезешь? Дай ей свободу, если она так этого добивается, но тогда предупреди, что с последствиями она тоже будет справляться сама. Если же она не хочет разгребать дерьмо, которое творит, пусть слушает тебя. Все всё уяснили?

— Ну вот, пропесочил опять, — уныло замечает Тэхён, и все смеются. — Зануда ты.

— Чья б мычала, — самодовольно усмехается учитель. — Просто признайте, что всем вам мои педагогические советы пошли на пользу. Вот даже тебе с Ухи, разве нет?

— Ну да-а-а... — и все опять смеются подзаебавшийся взгляд Тэхена. — Пошлите уже пить кофе и виски, или что там есть?

— Мелкая пьёт только чай, — вставляет Мин, за что получает взгляд, полный ненависти, но ему уже по барабану. Он снова возвращается в сберегательный похуистический режим и ни на какие раздражители не реагирует. С Чонын он за несколько дней превысил лимит нервозов. То ли ещё будет, судя по всему.

Но Юнги помнит обещание.

Педагогическое правило номер триста девяносто один (правлено Ким Тэхёном 2.06.2018): за развязное поведение несовершеннолетнего нужно наказать ледяным душем и поркой.

Юнги всегда выполняет свои обещания.

***

Чонын не замечает, как Юнги перебирает с друзьями немного лишнего. Виски, как выясняется, очень хорошо заходит под обсуждение, какие нынче подростки охреневшие. Чонгук закатывает глаза, пьёт пиво, а потом ему кто-то пишет, и он улетает со скоростью ракеты на встречу. К тому времени Чонын выпита уже третья чашка кофе и одна чая, потому что от кофе мутит желудок, а что ещё можно найти в холостяцкой обители — она не знает. У Юнги дома такая же голодная тоска. На самом деле Чонын умеет готовить, просто не не говорит об этом. Юнги бы удивился её познаниям, но она зла на него и ничего показывать не собирается.

Их вдвоём плюс Тэхёна садят на такси. Последний едет с ними за компанию, проводить и уехать к себе домой, где его уже заждалась Ухи. Чонын молчит всю дорогу, смотря в окно и коротко отвечая на вопросы Кима об учёбе. Юнги она игнорирует. Но он и сам немногословен.

Когда они высаживаются у дома, Чонын торопится войти внутрь и исчезнуть в своей комнате. Юнги, плетущийся следом на не совсем верных ногах, останавливает её рывком в холле. Теперь пьяные глаза у него, но в отличие от неё, он полностью отдаёт себе отчёт в том, что делает.

Он взвешивал все решения, пока сидел и пил в компании друзей. Он почти не смотрел на Чонын, но ему так хотелось посмотреть и уговорить сесть её поближе.

— Ты что, не помнишь, что говорила мне прошлой ночью? Сказала, что всё помнишь, врунья, — кривит губами он. — Тебе нравится играть со мной в кошки-мышки, Чонын?

— Я с тобой не играю, а ты? — с вызовом смотрит она. — Брось, я хочу спать, отпусти меня, ок?

— Не ок, — мотает он головой и прижимает спиной к стене, грудью к груди. Слышится тяжёлое дыхание. От Юнги тянет алкоголем, но Чонын не противно. Скорее страшно оттого, что он по-прежнему ведёт себя так, будто всё в порядке вещей. Истинно буддийское спокойствие. — Хочешь, чтобы я трахнул тебя? Поступлюсь принципами и трахну, плевать, — он тянется к ширинке, одновременно приставляя колено между её ног. Чонын меняется в лице, глаза округляются, рот приоткрывается. Юнги не медлит и впивается в губы, языком проникая вглубь рта девушки. Она охает сквозь поцелуй и начинает махать руками. Юнги ловит её руки и поднимает вверх. — Так? — усмехается, словно безумный. Чонын замирает, не в силах вымолвить ни слова. — Так ты хотела? Этого ты добивалась? — он подносит её ладони к губам и целует. Она задерживает дыхание. — Я слишком терпелив с тобой, — отмечает он, продолжая возиться с ширинкой, и когда она оказывается расстегнута вместе с ремнём, Чонын хватает его за запястья.

— Не надо! Я была не права, Юнги!

— Надо, Чонын, — вздыхает он и сбрасывает её руки. — Надо дать тебе желаемое, чтобы ты от меня отстала. — Он рывком проникает под юбку школьницы и нащупывает трусы. Она охает от нажима пальцами. — Приятно, правда? Дай своему брату стянуть их с тебя, будет в сто раз приятнее.

— Боже, остановись, пожалуйста! — но Юнги, не слушая, продолжает массировать. Он хватает резинку трусиков и тянет вниз. Чонын начинает пинаться и брыкаться. Юнги прижимает ногами к стенке. Она хнычет, когда он перемещает одну ладонь на грудь, а второй держит за талию. — Юнги, я была не права! Остановись!

— Не права? — переспрашивает он и останавливается. Он довёл её достаточно, чтобы она раскаялась. По лицу трогательно льются слёзы. Он не хотел этого. Но у него свои педагогические методы. Ледяной душ Ким Чонын не охладит так, как реальная угроза быть изнасилованной. — А зачем ты всё это устраивала? Тебе хочется заставить меня злиться? Заставила. Страдать? Заставила. Ревновать? Тройная корона, Чонын. Злишься, что я не был тебе братом все эти десять лет? — она смотрит на него загнанно. Он поглаживает её бедро, прежде чем шлёпнуть по заднице. Звонко и больно, Чонын неосознанно цепляется за его плечи и продолжает плакать. — А это очень по-братски? — он сжимает грудь в своей ладони и шлёпает ещё. Чонын мотает головой. — За что боролась, на то и напоролась. Довела меня, а справляться с этой проблемой не собираешься.

— Прости меня, прости, пожалуйста, — она хватает воздух ртом, пока он продолжает пытку и ударяет по пятой точке вновь.

— Отличная попа, Чонын, брат заценил, — он подтягивается и целует снова, но больше его изумляет то, что она отвечает на него. — Боишься меня? Я тебя испугал? — он гладит её по щеке. — Я больной, говоришь? А ты сама? Зачем ты меня провоцировала? Добилась своего?

— Д-добилась, — чуть ли не рыдая, цепляется за него она. Она обнимает его за шею и дышит в рот, глядя в глаза. Юнги перестаёт хотеть довести всё до конца. Ему стало её жалко ещё на начальном этапе. Он не мягкосердечный, он может быть жёстким, но для чего это всё, если ему не хочется сейчас отпускать её? — Я всего этого добивалась, чтобы ты обрат-тил н-на меня внимание, — сглатывает она. — Я так хотела, чтобы у меня был такой крутой брат, но... Увидев тебя, я не захотела тебя как брата. Я захотела тебя по-другому, — смущённо опускает она глаза. — Мы никогда не были близ-зки, но у нас появился шанс. Я-я знаю, что я всё порчу...

— Я тоже не очень преуспел, — признаёт Юнги и обнимает её, льнущую, дрожащую. Наверняка ягодицы у неё горят. Но за это Юнги не стыдно, а вот за всё остальное... Чувствует себя животным. — Ладно, извини, я перегнул палку. Обещаю, я больше не сделаю тебе больно. Сегодня, — усмехается он, когда отстраняется. — Но свою дозу порки ты ещё получишь. Ты же так напрашивалась.

— Не-е-ет, — стонет она, но не успевает закончить — её рот снова оказывается в плену поцелуя. Юнги бесстыдник. Из них двоих именно он старший, но что он делает? Целует сводную сестру. Он хочет её. Хочет не как сестру, не как брат. Как девушку, как ту, что будет стонать под ним, как ту, что проснётся рядом с ним, как ту, которая примет душ вместе с ним и будет завтракать. Но разве они имеют на это право? Он даже не может признаться в этом себе. Не хочет признавать. И не хочет говорить, что она уложила его на лопатки за считанные дни. — Ты любишь меня? — заглядывает она в его глаза. — Нет, я нравлюсь тебе хотя бы? Ты хочешь быть со мной?

— Да, блять, — шепчет Юнги, закрывая от бессилия глаза. — Да, хочу, Чонын. Но мы не будем. Просто прими это.

Он выпускает её из объятий и скрывается в своей комнате. Чонын ещё несколько мгновений не дышит, а потом бежит в свою комнату и закрывается. Он не должен увидеть, как её затрясло после его последних слов. Не должен заметить рыданий, рвущихся наружу.

— Ублюдок, ты опять меня отверг, — она оседает на пол и кусает руку, чтобы не зареветь в голос.

Она не может знать, как в это же время Юнги мешком падает на пол, ударяясь о столик рядом, жмурится от боли и почти воет, но старается не зашуметь, чтобы не привлечь внимание. Он перестаёт понимать что-либо вообще в этом мире, но кое-что всё-таки откладывается в голове: если они не разберутся в этих отношениях, всё пойдёт по одному органу. Он этого не хочет. Нормально жить как семья они уже всё равно не смогут.