Темные времена

V - Княгиня Славны

Парфирь неторопливо плела затейливую косицу по образу горичан устроившейся подле неё дочери. Княгиня пела на забытом языке, которого на Севере уже и не помнили, а кольца и грозди самоцветов покачивались у ее висков. Обряженная в лазурь и бирюзу, со стекающими по груди бусами, княгиня за своим занятием производила на служанок величественное и пугающее впечатление. Не зря ее за глаза называли ведьмой, однако прямо сказать никто не решался. Женщина сидела на застеленной лавке, княжна — на ковре, прислонившись спиной к коленям матери. Сквозь медово-золотые пряди Парфирь пропускала нити с крашеными бусинами на концах, на каждой из которых княгиня лично вывела защитный символ, плела волосы с медными медальонами и узкими лентами. Северяне не носили таких кос, но горичанка и не ровнялась на них. Рыжие волосы — вот все, что досталось Парфирь и ее дочери от древних князей Горичи. Даже имя девочки — и то родовое имя северных государей — Зареслава. Город с узорными теремами, пестрыми улочками, медными колоколами и синими стягами, пристани с гружеными ладьями и грозными драккарами — всё это досталось князю Славны. Даже она — княжна великого града — была отдана завоевателю. В старых песнях и перевитых прядях она находила себе утешения, вспоминала, чему её учили в безлунные ночи, и кручинилась, что истинного ремесла своих сестер не успела перенять. Уж их по праву нарекли колдуньями.

С последней прядью закончилась и песня. Женщина погладила дочь по круглой веснушчатой щеке и пообещала прийти вечером. Пятилетняя девочка послушно кивнула матери, и, ухватившись за руку сенной девушки, позволила себя увести. Парфирь распрямилась, сложила на коленях руки.
— Велите готовить мне повозку, богам хочу поклониться.
Расторопные служанки поспешили исполнить наказ госпожи.
   Княгиня ещё сидела, зажав в руке резной гребень и задумавшись. Принесенное накануне прислужником послание от верховного жреца не давало ей покоя. Говорящий-с-богами хотел ее видеть, а без нужды к себе он никого не звал и сам не являлся.
— Ты все-таки поедешь к нему, госпожа? — послышался голос старого слуги, а вскоре и он сам появился перед очами княгини. — Что может предложить тебе жрец чужих богов?
Старик — худой и сутулый, словно уже начала тянуть его к себе земля, — подал своей хозяйке покрывало для волос.
— Когда ты уже привыкнешь, Якуш, что я ныне северным богам служу?
— Нашим богам не нужно, чтобы ты им служила, гнула спину да колени, нашим богам мы сыновья — дети Елея и Амирь. А здесь ... — слуга собрался было сказать, но передумал, махнул рукой и промолчал.
— Славна и без твоих речей принимает меня нерадостно. Верные люди в Горичи остались, так хоть не накличь на меня беды, поминая былое да кляня северных чуров. Муж мой грозился уже тебя языка лишить, а ты знаешь — лишит, да ещё и голову снимет.
— Что мне плаха, что мне дыба? Дряхлый я да бестолковый, что с меня взять? — старик дернул плечами, передавая женщине ларец с украшениями. — Я боюсь только за тебя, госпожа. Слуга чужих богов позвал тебя к себе, подальше от лишних глаз и ушей. Что может быть в этом хорошего?
Княгиня постучала унизанными кольцами пальцами по скамье.
— Против меня ему строить козни поздно: я княгиня Севера, и я глубоко пустила корни. Разве что помощи моей просить захотел. Наконец-то стал считаться со мной, понял, что нынешний государь принимать его не станет. А я поеду, послушаю, что он мне скажет.
Парфирь лишь строила догадки. Но ей хотелось услышать от Говорящего-с-богами только одно: что муж её одумался, отказался от восстания против Степи, согнул свою гордую спину и перед ханами, и перед богами. Светослав был горяч и порой безрассуден, и Парфирь этого боялась. Её слезам, речам и мольбам было не сберечь князя, как уходил много раз, он ушел бы снова. И в этот раз она не знала, защитила бы мужа заговоренная ею кольчуга.