Темные времена

VIII - Степные государи

       Рахья́р всегда въезжал в город как победитель. Ещё перед ним, дорожной пылью, ветром из степей, огненным заревом неслась его слава, летел ропот, нарекший ханского сына то «ярым солнцем», то «коршуном», и говорили, его мечом власть великого хана крепка стоит. Не было еще той земли или того народа, кто не покорился бы его силе или хитрости.

        Путь, что проложил себе Рахьяр, оставил за собой распахнутые ворота и вёл сквозь суматошные улицы захваченного города. Конский топот терялся среди молящих криков, стонов и звона кривых сабель. Все города к западу от земель Золотого ханства были для Рахьяра одинаковы: приземистые дома из бурых, обожженных кирпичей, обветренные стены, охрой выкрашенные крыши. И не первый народ, что откупиться не мог, предан был им огню и мечу. Пусть город ещё слабо сопротивлялся, но он уже принадлежал ему. Оставалось покончить с его правителями.

      Ветер с духом разгоряченной Степи хватал полы одежд, волновал стяги, выхватывал из-под надвинутой до бровей шапки ханского сына каштановую прядь, отливающую на солнце медью. Рахьяр щурил вишнёво-карие глаза, прикрываясь от поднятой лошадьми пыли, искал что-то взглядом среди лепившихся друг к другу хижин, лавок и дворов со сливовыми деревьями, засыпавшими дорогу перезревшими плодами, засиженными мухами.

— Эти осевшие в равнине скотоводы возвели себе каменные стены, чтобы жить среди смрада, — молодой хан оглянулся на державшегося поблизости «верного», — и они думают, что глиняные крыши скроют их от взора Имиехше.

— Мой меч не будет в ножнах, пока есть земли, где люди не чтят Высокого над духами, — с запалом отозвался Дарха́м, горяча коня, чтобы поравняться с господином.

— Мне нет ни славы, ни чести, что приходится возиться здесь, переворачивая все ради пары ковров, скота да десятка девиц, что горбаты от работы и уже со своей первой крови порчены мужчинами.

Рахьяр с ненавистью оглядел улицу и сдернул свешенный над лачугой стяг. Полотнище с белым кругом солнца расстелилось под конскими копытами.

— Однако, — продолжил он, — пускай остальные братья тешатся в своих шатрах, считая меня сосланным, думая, что я далеко. Я не видел рождение моего сына, не нарек ему имени, не сидел подле отца на пирах, но я несу волю великого хана. И однажды он наградит меня за эти три года.