Крещендо

16 глава.

- Жас?

Я слышала, что меня позвали, но решила не отзываться. Не было сил. Я была истощена как морально, так и физически.

- Жасмин, ты где? 

Дверь в мою комнату открылась, и в нее зашел папа. Жаль, что он нашел меня так быстро. Надо было прятаться на чердаке, ибо здесь - слишком предсказуемо. 

- Почему ты не отзываешься? - голос был уже совсем рядом - прямо надо мной.

Я лежала, свернувшись калачиком, и со всех сторон была накрыта одеялом. Притворяться, что не слышу, было уже глупо, поэтому я высунула свою голову из "кокона". Волосы были в невероятном беспорядке, учитывая то, что я не мыла и не расчесывала их уже четвертый день. Для старой Жасмин это являлось бы чем-то ужасным. Да и для новой тоже. 

Я без понятия, какой являюсь сейчас. Новейшей? Бред. Скорее никакой.

- Ты собираешься выйти из своей комнаты?

Я покачала головой. Выходить отсюда - последнее, что мне хотелось бы сделать. Первое - умереть поскорее.

- Прости, Жас, но ты должна понимать, что так нужно. Не я же это придумал - врачи сказали, что тебе теперь лучше находиться дома.

- Я и нахожусь, - пробурчала я. Впервые за последние три дня я сказала что-то вслух, так что с удивлением обнаружила, что мой голос стал хриплым. Поначалу я его даже не узнала.

- Но не лежать целым днями в своей постели! К тому же ты должна есть, иначе...

- Да-да, я знаю, что мне может стать еще хуже, я могу скорее умереть и бла-бла-бла.

Не стоило говорить папе, что именно этого мне и хочется.

- Жасмин, прекрати так говорить! Ты должна быть сильной.

Должна это, должна то... Я постоянно что-то кому-то должна, даже несмотря на то, что умираю. Хотелось высказать свое недовольство отцу, но в этот раз я решила промолчать, чтобы не сделать еще хуже.

- Ладно, я пойду в ванную, а потом спущусь на кухню, - я наконец подняла глаза на отца, ожидая его одобрения. Выглядело так, будто я делаю ему одолжение.

Он недовольно вздохнул и явно собирался сказать что-то еще - может, даже накричать на меня, - но, видимо, передумал и, кивнув, вышел из комнаты.

Я выпуталась из одеяла и легла на спину, смотря в потолок. Вести себя как последняя сволочь было не самым правильным решением, особенно в такое время. Тяжело не только мне, но и отцу, и пусть наша боль отличается. Он страдает морально, а я еще и физически. Всю прошлую неделю мне пришлось пролежать в больнице, где мне сделали множество процедур. От уколов ужасно болело тело, но я напустила на себя маску безразличия. После отец забрал меня домой из всего этого кошмара, который, собственно, и не прекращался, но теперь был хотя бы в домашних условиях - ко мне приходила медсестра, чтобы проверить меня и сделать анализы. Но перед этим он проинформировал меня, что теперь я не буду ходить в школу. Слишком тяжелым стало мое состояние, так что рисковать он не намерен. Папа думал, что я одобрю это решение. Думал, что я все понимаю. Я понимала, но не одобряла. Школа позволяла мне чувствовать себя живой, но теперь я осознавала, что скоро придет конец. Последнее, за что я цеплялась, ускользнуло от меня.

Конечно, друзья приходили проведать меня, но я не хотела видеть абсолютно никого. Ни Николь, ни Лили, ни Клэр, ни даже Найла. Об этом я и сказала папе, так что он, молча кивнув, спокойно говорил им, что я сплю. И так каждый день. Я знала об этом, потому что сидела на верхней ступеньке лестницы, ведущей на второй этаж, откуда хорошо слышно то, что говорят в прихожей. И когда входная дверь закрывалась, я вставала и уходила обратно в свою комнату так, что папа даже не замечал.

Боль, которую я терпела и о которой молчала, казалось, убивала меня изнутри. Хотя на самом деле это все из-за лейкемии, но приятнее было думать, что это не она. Та, что и так испортила мою жизнь, как только появилась в ней. Как будто это сделали намеренно, решив: "О, смотри, та девчонка, кажется, счастлива, давай-ка помучаем ее, а потом убьем". 

Я действительно была счастлива. У меня были грандиозные планы на будущее, которые я, конечно же, преувеличивала, но никто же не мешал мечтать. Три года назад я еще могла подурачиться, тогда не нужно было делать какой-то ответственный выбор. Я решила, что серьезно подумаю об этом в выпускном классе. Ну и вот, подумала...

Может, это и хорошо - то, что я теперь не хожу в школу. Одноклассники волнуются, рассказывая о том, куда хотят поступать, кем потом работать, а что я? Я бы улыбалась, делая вид, что все нормально и меня нисколько это не задевает, а потом Николь, единственная посвященная в мою "беду", вспомнила бы о том, что я не успею никуда поступить, и ойкнула, не зная, что еще сказать, хотя до этого без умолку посвящала всех в свои планы на будущую жизнь. Именно так я себе это и представляла. К счастью, такого не случилось. Не знаю, выдержала бы такое испытание.

Я осторожно встала с кровати. Анемия постоянно давала о себе знать - то и дело темнело в глазах, в ушах появлялся какой-то шум, и мне казалось, что прямо сейчас я и умру. Но нет, кому-то хотелось помучить меня подольше. 

Невольно взгляд упал на тумбу, а вернее на телефон, лежащий на ней. Начиная с того дня, когда я очутилась в больнице, пользоваться им уже не было нужды. Мне же не хотелось ни с кем разговаривать, верно? Поэтому я и отключила его, а сим-карту разломила пополам и выбросила. Зачем она мне теперь?

Наверно, я слишком помешалась на смерти. Я параноик, который признает это. Но говорить отцу об этом я тоже не стала. Он надеялся на чудо, когда я отчаялась. И эта его надежда раздражала меня, и иногда я горела желанием спросить, не надоело ли это ему самому? Моя жизнь подходила к концу, а ему следовало бы подумать о себе, о своем будущем без меня. Я не хотела бы, чтобы он совсем отчаялся, когда меня не будет в живых. Это относилось и к Николь. И к Найлу. 

Я хотела бы, чтобы они жили так, как не могла жить я.