Дело принципа

2

* * * — О, Мерлин… — восхищенно выдохнула Грейнджер, склонившись над кипой разномастных бумаг и пергаментов. — Это же Клондайк! Эльдорадо! «Красиво», — мысленно прокомментировал Снейп быстрый небрежный жест, которым она убрала за ухо прядь волос. — Мамочки, у меня глаза разбегаются… «А у меня сбегаются», — подумал Снейп. Его взгляд действительно был прикован к нежному ушку с поблескивающей в почти прозрачной мочке золотой капелькой сережки. — Сколько же лет вы это богатство собирали? — Много, мисс Грейнджер. К сожалению, это все мое богатство. — Сэр, вашим сокровищам позавидует любой миллиардер! — голос звенит, дыхание сбивается, щеки зарумянились… Снейп всерьез забеспокоился, что знания возбуждают Гриффиндорскую Заучку не в пример сильнее, чем мужчины. Впрочем, это надо проверить. Он оперся рукой о стол, склонившись над «сокровищами» совсем рядом с Грейнджер, и буркнул как можно скептичнее: — Скажете тоже… — Да ну вас! Ой, простите… Вот, смотрите! Вот хотя бы это! — листки легко порхали в ее руках, раскладываясь в аккуратные стопочки. — Или это! А две унции сока из корня зверобоя в Костерост — это зачем? И почему обязательно на сорок второй секунде? На миг Снейп даже заинтересовался: — Сам не помню, дайте глянуть. Не поднимая глаз, Грейнджер протянула ему пожелтевший от времени ошметок тетрадной обложки. Читать Снейп не стал — его внимание привлек небольшой блестящий кулон, выскользнувший из-за ворота девчонкиной мантии. Трехпалая птичья лапа в круге. Профессор поперхнулся: — Мисс… простите, что это? — Что? — Грейнджер вскинула глаза, проследила его взгляд и удивленно пожала плечами: — Ахимса. Ну, пацифика. Символ борьбы за мир во всем мире. Не смеяться, одернул себя Снейп. Гриффиндорский максимализм пальцем не раздавишь, и… какой она все-таки ребенок. — Ооооох… — Снейп не сразу понял, с чего Грейнджер вдруг застонала, словно в оргазме. — Сэр, никогда бы не подумала, что вы и Чарами занимаетесь! Вы же сами говорили, что в Зельеварении не нужны «дурацкие помахивания палочкой». А то, что заклинания к зельям применять запрещено, пишется во введении к каждому учебнику Зельеварения! Реакция вещества непредсказуема, и… — Если у кого-то когда-то не получилось применить заклинание к зелью, это не значит, что такое неосуществимо вообще. — Ни у кого и никогда, но вы правы… Представляете, что будет, если это удастся? Все магическое научное сообщество просто взорвется! Вы бы потрясли самые основы теории Зельеварения… Короткое «бы» на миг укололо под ребрами: сугубо сослагательное наклонение. Если бы не катастрофическая нехватка времени, если бы не война, если бы не его собственная глупость, если бы не… Каждое «бы» — как гвоздь в крышку гроба, где покоятся несбывшиеся мечты. Но сколько у девчонки энтузиазма. Интересно, подумалось вдруг Снейпу, как скоро Грейнджер начнет вот так же коллекционировать заметки и нереализованные замыслы… — Нравится идея? — он наклонился ниже, пушистый локон девичьих волос защекотал висок. — Забирайте. — Как?! Грейнджер пораженно обернулась. Ее лицо оказалось совсем близко, и Снейп почти касался ее носа своим, но даже не подумал отстраниться. — Так. Забирайте, вдруг у вас что-нибудь путное из этого получится. — Но… это же ваше! Почему вы сами не… — Меня это давно не интересует, мисс Грейнджер. — А что же вас интересует?.. Грейнджер смотрела завороженно, как на василиска, и только затрудненное дыхание говорило, что она не превратилась в камень. — Вы. Это прозвучало по-инквизиторски зловеще, но слово не сова, отпустишь — в совятню не вернется. Грейнджер, казалось, даже дышать перестала. — В с-смысле?.. — пролепетала она и попыталась отодвинуться. Снейп обнял ее за талию плавно и быстро, чтобы не успела сбежать, привлек к себе осторожно — чтоб не напугать. — В прямом. Целовать ее было неудобно из-за слишком большой разницы в росте: Грейнджер едва доставала макушкой Снейпу до груди. Ему даже пришлось поддержать ладонью ее затылок — так она запрокинула голову. Губы ее оказались прохладными и послушными и с готовностью приоткрылись навстречу его языку. Снейп довольно заворчал, понимая, что не ошибся в выводах, углубил поцелуй, притиснул девушку крепче к себе… и не сразу сообразил, что тихий высокий стон в ответ на его действия означает не согласие, а протест. Грейнджер, миг назад трепетавшая в его руках, вдруг уперлась ладошками ему в грудь, начала отталкивать, уворачиваться от поцелуя и почти забилась в явной панике. Снейп с недоумением ослабил хватку, и она чуть успокоилась. Глянула смятенно, закусила губу. Снейп вопросительно поднял бровь: что за истерики? Неужели сейчас начнутся укоры из серии «Я не такая!» и «Что вы себе позволяете!»? — Сэр… Простите, я… — срывающийся шепот и виноватый взгляд заставили Снейпа досадливо нахмуриться: выходит, ошибся. — Я не могу… — Объясните, мисс Грейнджер. Она решительно сняла его руку со своей талии, отступила на шаг назад. Посмотрела прямо в глаза, сцепила пальцы в замок. — Вы мне нравитесь, сэр. Очень нравитесь, даже слишком. Ни один мужчина никогда не привлекал меня так, как вы. Но… — Но? — Грейнджер еще не сказала ничего уничтожающего, а Снейп уже чувствовал себя самонадеянным кретином. — Но я вам не верю. Когнитивный диссонанс в сознании Снейпа развернулся во всем своем великолепии: чему она не верит? Грейнджер глубоко вдохнула, медленно выдохнула. — Я не нужна вам, сэр. Не отрицайте. Секс ради секса — это… не по мне. Не могу я так, понимаете? Пусть я наивная дура, но я хочу большего, чем вы согласны мне дать. И я вам не верю. Простите… Она развернулась и выбрела из кабинета, понурив голову и ссутулив спину — как будто это ее только что опустили ниже плинтуса. В полной прострации Снейп сел прямо на стол. Грейнджер не сказала ничего обидного или унизительного — только правду. Но от этой правды ощущение осталось, как от хорошего удара по яйцам. Вот так и приходит понимание, кто чего стоит на земле нашей грешной. Вслед за остолбенением накатила неконтролируемая злоба: Дамблдор верил каждому слову, Волдеморт выворачивал мозги наизнанку — но тоже никогда ни на секунду не усомнился, все без исключения верили любой херне, которую Снейп в не столь давние времена был вынужден нести и творить! А эта соплюха, видите ли, влет все просекла и не поверила! Скажите, какая проницательность! Вот же мерзавка… залепила бы сразу оплеуху: иди, мол, к черту, старый пердун. Так нет же, сначала сделала вид, что на все согласна, а потом, видите ли, резко передумала! Не поверила она! И нагнула так, что не дай Мерлин. Снейп в бешенстве вломился в спальню, содрал с себя мантию, швырнул ее в кресло и бухнулся сверху. Ишь, твердые принципы, высокие идеалы… И никуда не денешься — сам просчитался, сам облажался. Кто виноват? Знал же, с кем имеет дело: гриффиндорцы, они все повернутые на честности и порядочности, и в этом смысле абсолютно параллельно-перпендикулярные. Если дружба — то всегда и навсегда, если любовь — то до гроба, если секс — то по великой любви до гроба, если умереть — то в один день и от оргазма… — Теряю квалификацию, — угрюмо сообщил Снейп камину. Камин согласно промолчал. На решетке сиротливо висел обрывок листка с раскоряченной кривой пацификой. Снейп потянулся, снял листок, повертел его в пальцах. И обреченно откусил краешек. * * * Первый закон лжи — врать так, чтобы самому верилось. Талантливо недоговаривать — один коленкор, а когда приходится откровенно вешать на уши лапшу, делать это надо уверенно и вдохновенно. То есть если и сморозил совершеннейшую чепуху, все должны в худшем случае подумать, что ты просто сам такой на всю голову дурак. В лучшем — восхититься и согласиться. Отсюда вывод: Грейнджер нужно восхитить и согласить. А для этого нужно восхититься самому. И согласиться со своим восхищением. Беда была в том, что кроме некоторых физических параметров Снейп не видел в Гермионе Грейнджер решительно ничего, чем стоило бы восхищаться. — Если я ничего не вижу, это не значит, что ничего нет, — доложил Снейп камину. Тот, разумеется, согласился. Ему хорошо соглашаться, он каменный. А Снейп, сидя в неизменном кресле, мучительно соображал, чем Гермиона Грейнджер могла бы заслужить его искреннее восхищение. Самое простое — внешность. Но той внешности — одна молодость, девчонка свежа и пока еще не потаскана. Мордочка рядовая, ничем не примечательная, увидишь в толпе и не оглянешься. Фигура… обыкновенная, нормальная, без выдающихся подробностей — ну, насколько можно судить о подробностях по бесформенной мантии. Волосы — вот да, волосы выдающиеся, но лучше бы они так не выдавались. Такое ощущение, что у нее на голове взорвалась кастрюля с недоваренными макаронами. Хоть бы каплю шарма, хоть бы одну маленькую черную сморщенную изюминку! Ровно все, как лабораторный стол. Нет, тут восхищаться нечем. Характер. Характер — упаси Мерлин. Гриффиндорский в самом худшем проявлении. Выскочка, самоуверенная надоеда с синдромом отличницы: надо всегда и во всем быть первой, лучшей, а если вдруг оказывается второй — трагедия вселенского масштаба. Считает, что всегда права, а кто считает по-другому, не найдет покоя: Грейнджер убьется или убьет, но докажет, кто кому почем. Счастья всем и бесплатно, а кто не спрятался — пеняйте на себя. Борьба за мир во всем мире и за свободу домовых эльфов. Пихание справедливости в массы вне зависимости от того, что массы понимают под справедливостью. Кошмар. Все считают Грейнджер умной. Черта с два! Энциклопедические знания и беспрерывная зубрежка — все! Ни проблеска интеллекта, ни искры аналитики, полная неспособность принимать нестандартные решения. Широта кругозора при фантастической узости мышления. Глотает любую информацию не жуя и не переваривая, тащит в мозг все подряд, нужное и ненужное. Друзьями обзавелась такими, что впору повеситься — и носится вслед за ними, как собачонка. Вместо того, чтобы почивать на лаврах, вернулась в Хогвартс стажером — куда ей после этого, кроме преподавания? Говорит что думает, но никогда не думает, что говорит. О каком уме может идти речь? О заднем если только… Куда ни кинь, всюду клин. Зацепиться не за что, ни сучка, ни задоринки, ни бугорка, ни впадинки. На что ни посмотри, от всего передергивает. — Гиблое дело! — рявкнул Снейп на камин. Камин возмущенно пыхнул пеплом. А должен был согласиться. Снейп покосился на надкусанный листок. Доедать пацифику не было ни малейшего желания. Поэтому он решил не уподобляться узколобости Грейнджер и посмотреть на ситуацию под другим углом. Понять бы еще, под каким… Профессор смотрел на свою ученицу без малого семь лет и пришел к тем выводам, к которым пришел. Может, мало смотрел? Или плохо смотрел? Да что там, вообще старался не смотреть — буквально глаза бы не глядели на этот универсальный раздражитель окружающей действительности. Но ведь как ни крути, а припечатала она Снейпа качественно, словно и впрямь в сознание влезла и все там выяснила. Когда оппонент становится предсказуемым? Когда ты владеешь полной информацией о нем, от обстоятельств зачатия до предпочтений в выборе нижнего белья. Если оппонент выкидывает неожиданный фортель, значит, информация неполная. Грейнджер вот выкинула. Уделала так, что не отмоешься. Мало информации, либо она недостоверна, либо она неверно интерпретирована. Какой простор для деятельности. Начать и кончить. Восхититься Гермионой Грейнджер — ничего себе задачка. При нынешних данных и впрямь гиблое дело. Но проглотить сцену в кабинете не позволит гордость. Сделать вид, что ничего не произошло, не позволит здравый смысл. Признать, что соплячка одержала верх, не позволит чувство собственного достоинства. Надо, надо поставить ее на место. Не ради сомнительного удовольствия переспать со Всезнайкой. Из принципа.