Дело принципа

4

* * * В чем отличие человека от обезьяны? Человек мыслит. Ну то есть это не значит, что он думает. Думать — это высшая нервная деятельность, недоступная подавляющему большинству особей хомо сапиенс. У выражения «мыслю — следовательно, существую» совершенно определенный смысл: существовать не значит быть живым. В последнее время Снейп начал замечать, что гораздо чаще мыслит, чем думает. Попытки сделать из этого наблюдения конструктивный вывод ни к чему не привели. Все рассуждения натыкались на другое наблюдение: было время, когда Снейп думал практически постоянно, даже во сне, и это время жизнью назвать определенно нельзя. То есть получается, сам факт «думания» не означает полноценности того, что принято понимать под жизнью. Если так, то какая разница, мыслить или думать, ведь в любом случае остается только существовать. А если нет разницы, зачем… Единожды придя к такой сентенции, Снейп постановил больше никогда на эту тему не размышлять. А то ведь можно доразмышляться до того, что Нагайна за счастье станет. Временами Снейп начинал приглядываться к людям, стараясь определить, что дает им ощущение полноты жизни. Факты, обстоятельства, отношения, занятия — что? Видел, что они проклинают свою работу, они устают от своих детей, они теряют связи и находят связи, потом эти же связи рвут, чтобы найти новые и снова от них устать… Люди спешат и ползут, мечутся и сидят сиднем, люди трудятся и ленятся, совершают огромное количество невообразимых в своей глупости поступков и называют это — жизнью. Им хватает всего этого, чтобы чувствовать себя живыми. Снейп готов был признать, что, видимо, он сам под жизнью понимает нечто другое, совсем не то, что наблюдает. Определить, как выглядит это нечто, он так и не смог. Где он, тот неуловимый загадочный компонент, ингредиент, составляющая, которая делает всех этих замученных несчастных людей счастливыми? Профессора не оставляло ощущение, что разгадка лежит прямо перед носом, под ногами или где-то еще, но совсем рядом. Буквально руку протяни. Ну или глаза разуй. Ответа на свои концептуальные вопросы Снейп не нашел, как ни искал. Единственное, в чем он, к своему разочарованию, уверился — если у тебя нет ни минуты свободного времени, это не значит, что ты живешь, а если у тебя свободного времени столько, что не знаешь, куда его девать, то лучше бы его не было. Потому что человек, как ты ни крути — социальное животное. Он вынужден существовать в обществе по правилам этого общества. Когда все отпущенные тебе мирозданием двадцать четыре часа в сутках расписаны по секундам, созерцать окружающее тебя общество в медитативных целях просто некогда. Зато когда двадцать четыре часа свободны настолько, что кажется, будто их стало тридцать шесть, начинаешь от скуки глазеть по сторонам и видеть вещи, которые вгоняют в глухой когнитивный диссонанс. Нет, есть, конечно, умалишенные, которые пытаются каким-то образом уйти от обязанности соблюдать правила общественного существования. Одни в лес уходят, к примеру, в отшельничество, но редко кто из таких убогих сознает: отказываясь от неизбежных минусов проживания в социуме, ты лишаешься также всех его благ. Другие идут в Гриффиндор, и в период обучения правила нарушают, а после пытаются их переделать к лучшему, но ничего не меняется. Третьи пытаются переделать само общество всякими способами — одного такого вот только недавно убили совсем… Есть и четвертые. Они идут в учителя. И хотя благородные порывы воспитать новые поколения, которые сделают мир и общество краше, гаснут буквально через три-четыре года, учительская среда — это общество в обществе, почти государство в государстве. Учителя, по большому счету, те же юродивые: говорят правду, но никто им не верит. Сейчас их, правда, предпочитают называть преподавателями. А раньше «Учитель» писали с заглавной буквы. Потому что Учитель — это человек, который подчас становится ближе матери, дороже любимых, важнее друзей. Авторитет Учителя не нужно завоевывать, он естественен. Учителю не нужны кодексы чести и правила поведения, он сам — кодекс и правило для тех, кто идет за ним. Быть Учителем — это искусство, которому не учат. Преподаватель — чужой. Он вынужден постоянно напоминать ученикам о своей недосягаемой высоте и априори превосходстве. Но, поскольку он чужой, ему не верят. Мало кто из преподавателей сам умеет заслужить уважение. Чуть большее количество этого уважения добиваются, все по-разному. А для остальных уважение прописано Уставом школы, нарушение которого влечет соответствующие санкции. Так о каких лучших поколениях может идти речь? Кто, находясь в здравом уме, позволит чужому человеку учить себя жизни? Дети этого не осознают по молодости лет, но отчетливо чувствуют. Время Учителей прошло. Когда искусство становится системой — оно умирает. Вот и МакГонагалл — результат и оплот системы образования. «Панибратство с учениками в нашей профессии недопустимо…», «держать дистанцию в отношениях со студентами…» В двух фразах вся соль работы преподавателя. Функционер системы, он обязан держаться как можно дальше от тех, кого наставляет и воспитывает. Говорящая голова, избушка на курьих ножках, гомункулюс без души, без страстей, без привязанностей, без чувств и в идеале без ошибок. Без лица. Чему может научить эта деревянная кукла? И стоит ли удивляться тому, что преподаватели, как правило, одиноки? У деревянного болвана не может быть ни семьи, ни друзей — откуда им взяться? Ведь деревянный болван не чувствует, а следовательно, не ошибается. Неожиданно блеснувшее осознание буквально подбросило Снейпа из кресла, он заходил туда-сюда по комнате, пытаясь оформить это осознание в связную мысль. Приходится признать, что он, профессор Северус Снейп — отличный функционер. Замечательная говорящая голова: свое оттарабанил, а поняли ученики или не поняли, смогли или не смогли, запомнили или не запомнили — их проблемы. По части дистанции с учениками он побил, наверное, все рекорды со времен Основателей. И всегда был уверен, что его боятся и уважают. Вот только бояться — не значит уважать. Бояться — значит ненавидеть. Новое осознание словно ударило под колени, заставив опуститься обратно в кресло: так, может, Грейнджер в своем поведении не так уж и неправа? Что, если ее стремление быть ближе к ученикам не повлечет за собой того самого панибратства и подрыва учительского авторитета, а останется именно близостью? Что, если ее теплота с сопливыми малявками, ее неусыпная забота и участие породят… уважение к Учителю? Понимает ли она это? Или поступает так по наитию? Да какая разница? Если понимает — значит, надо срочно пересматривать мнение о ее умственных способностях. Если не понимает — значит, у нее есть чутье и талант. И гриффиндорство ей здесь только в помощь, и упертость, и убежденность в собственной правоте: если Грейнджер дрогнет сейчас и не отстоит свой метод общения с учениками, система ее сожрет и выделит переваренную через одно непереднее место. Талантам, как известно, надо помогать. Другое дело, что Северус Снейп — и сам продукт системы, и чем он сможет помочь Грейнджер в ее педагогических начинаниях, пока непонятно. Разве что встать на ее сторону, когда МакГонагалл начнет выговаривать девчонке за очередной «подрыв преподавательского авторитета». И это уже дело принципа, поскольку Грейнджер вдруг открыла Снейпу глаза на то, что он и не думал разглядывать прежде. Да, переть против системы — дохлый номер, в одиночку не выстоишь. И вдвоем тоже. Грейнджер — гриффиндорка, пробу ставить негде, и поступает по-гриффиндорски прямо и открыто. Если же смотреть на ситуацию с точки зрения слизеринца, — то есть здравомыслящего человека, — становится понятно, что с системой не надо бороться. Зато ее можно попробовать обойти. Кукарекая при всем честном народе, Грейнджер преподала детям важный и нужный урок: дал слово — имей мужество его сдержать несмотря ни на что. Она не побоялась выглядеть смешной и нелепой. И, судя по всему, не считает, что опозорилась. Разве верность слову может быть позором? Если только глупостью, да и то не всегда… Порою просто не остается выбора. Снейп настороженно замер, вслушиваясь в собственные чувства. Что-то наклевывается. Определенно, что-то есть. Надо же, пришло откуда не ждал — из дурацкого гриффиндорского поступка. Только бы не оказалось, что он выкрутил это «что-то» из ничего и что дурацкий гриффиндорский поступок Грейнджер — просто дурацкий гриффиндорский поступок. Мерлин, только бы не ошибиться. * * * За завтраком Снейп почти непрерывно косился на Грейнджер — даже глаза устали. Она появилась, как всегда, окруженная восторженной малышней, бодрая и улыбающаяся. На миг Снейпу показалось, что улыбка ее была нарочитой, а свежесть и бодрость — демонстративными. Он наблюдал за девчонкой буквально краем глаза и все пытался высмотреть, не осунулось ли у нее лицо, не припухли ли веки, нет ли в движениях сонливой рассеянности… Он предположил на миг, что Грейнджер, возможно, сидит на каком-нибудь сильном тонизирующем зелье, но характерных признаков злоупотребления подобными снадобьями — нездоровый блеск в глазах, излишне громкая и быстрая речь, много суматошных и ненужных жестов — не углядел. Ну что ж, может, она действительно вынослива, как племенная кобыла. Снейп мысленно одернул себя: какая кобыла? Едва нашел хоть чатинку, которой можно восхититься — и нате вам, ассоциации. А на кого еще она может быть похожа? Профессор снова покосился на Грейнджер, рискуя заработать косоглазие. Та как раз хрустела тостом. Маленькая, шустрая и хрустящая — грызун какой-то, прости Мерлин. Помесь бобра с ондатрой… опять. Вообще-то, лошади — животные красивые. Решено, пусть будет пони. Очаровательный маленький пони с густой челкой, лохматой гривой и большими бархатными глазами. Любимица маленьких детей, которой никогда не стать настоящей серьезной кобылой… тьфу. Ну ее совсем, эту фауну. Такие мысли если кто прочитает — сочтет их белой горячкой или острым приступом зоофилии. — Нет, я так не считаю, — донесся до Снейпа голос Грейнджер. — При всем уважении, профессор Трелони, я уверена и проверяла не раз: свою судьбу и свое счастье мы составляем сами. И судьба, и счастье — не объективные явления, а субъективные критерии. Это всего лишь наше отношение к окружающей действительности. — Но вы ведь не будете отрицать, милочка… — Буду. Никто и ничто не может помешать человеку быть счастливым. Нет ни злого рока, ни счастливой судьбы — только мы и наше восприятие мира. Никакое предсказание не сделает человека лучше или хуже. Никакое предсказание не сбудется, пока мы его сами не… сбудем. И я вам не милочка. — Вы еще слишком молоды, милочка, чтобы понимать столь высокие материи, и слишком… — Трелони усмехнулась нехарактерно гаденько, — далеки от магии в силу происхождения, чтобы ощущать пульсацию и ритмы нашего мира. Не судите о том, чего познать не в состоянии. Грейнджер застыла на месте и побледнела так, что крахмальная кипенно-белая скатерть под ее враз задрожавшими пальцами показалась желтой. Снейп тоже застыл: не ожидал он таких умонастроений от придурковато-безобидной Сибиллы. В немом изумлении преподаватели оборачивались к гадалке, и даже ученический гомон в Большом Зале стал тише. — А не просветите ли меня, коллега, — собственный голос показался Снейпу оглушительным. — Каким процентом чистой крови нужно обладать, чтобы ощущать, как вы говорите, пульсацию нашего мира? Насколько я помню, мифическая Кассандра имела к волшебному миру весьма… сомнительное отношение. Да и философская категория познания мало применима к той деятельности, которой вы так вдохновенно занимаетесь. Угадывание и знание, как вы понимаете, обладают несоизмеримой степенью достоверности. — Да, кому не дано видеть, тем остается только выяснять, — сладко пропела Трелони. — Не случайно, что вам, коллега, так же, как и мисс Грейнджер, никогда не удавались Прорицания. Темная тяжелая злоба затлела под ребрами. Вот ведь каждый эльф на кухне — директор, вылезла старая алкоголичка со своей гражданской позицией, не сидится сопле в тепле! — Судя по количеству ваших сбывшихся предсказаний, вам они тоже не особо удаются, — подчеркнуто небрежно проронил Снейп, в ярости едва не раздавив ладонью чайную чашку. — Мои пророчества сбываются всегда! Снейп довольно ухмыльнулся: так тебе, драная стрекоза, не твоя весовая категория. — Ну да, — хмыкнул он еще небрежнее. — Учитывая то, что их было целое одно. — То-то вы с таким энтузиазмом передавали его Сами-знаете-кому… Гневный окрик МакГонагалл Снейп услышал как через вату. Перед глазами замельтешили черные точки. Сука. Тварь. Достала-таки, дрянь умалишенная, крыть нечем, опускаться до оскорблений — признать поражение. Он сам в этой перебранке не размазал бы себя лучше. — Знаете, профессор, — голос Грейнджер прозвучал звоном разбитого стекла. — Принимая во внимание вашу профессиональную репутацию, это было почти дезинформацией. Трелони открыла рот и закрыла, а девчонка поднялась и, в точности как днем раньше, удалилась из Большого Зала, гордо вздернув подбородок. — Кто ничего не знает, тому остается только угадывать, — припечатал в довесок Снейп, бросил на стол салфетку и последовал за Грейнджер, поскольку аппетит все равно был испорчен. Он не видел, как Трелони будто между прочим подвинула к себе оставленную им чашку, и как ироническая усмешка прорицательницы превратилась в грустную улыбку. А тихого: «Не бери сам себя за руку, не веди сам себя за реку, идешь-идешь и споткнешься…» — не услышал и вовсе никто. * * * После завтрака был скандал. Исполняя повеление явиться в директорский кабинет для разбора инцидента, Снейп явился и застал картину, достойную увековечивания в анналах Хогвартса. МакГонагалл рвала и метала — рвала контракт с Трелони и метала его в Грейнджер. Девчонка хоронилась от директорского гнева за портьерой, а профессор Прорицаний таращила глаза так, что Снейп не сразу понял: она без очков. — Вы все белены объелись у меня, что ли?! — рявкнула Минерва, увидев Снейпа. — Что за цирк с конями вы мне второй день устраиваете?! Одна с утра заливает глаза и впадает в неадекватность, у второй детство под мантией играет… но вы-то, профессор Снейп! Уж у вас-то должно было хватить рассудка не встревать в эту мышиную возню! Снейп вопросительно поднял бровь: мол, где я и где мышиная возня? Грейнджер с надеждой выглянула из-за портьеры, Трелони, наоборот, съежилась и зажмурилась. — А что, собственно, произошло? Проверенный способ окончательно вывести МакГонагалл из себя — продемонстрировать убийственное спокойствие. — Профессор Снейп! — с присвистом прошипела Минерва. — Слушаю вас, госпожа Директор, — прошипел Снейп на парселтанге. Госпожа Директор попыталась испепелить коллегу взглядом, но безуспешно. Поэтому она обессиленно всплеснула руками: — Хуже учеников, ей-Мерлин! Хоть на отработки вас всех отправляй! Грейнджер за портьерой хрюкнула. — А вам, мисс Грейнджер, веселиться и вовсе не след. Вы второй день дестабилизируете обстановку в педагогическом коллективе Школы. Вас и выговор не успокоил. Я настоятельно вам рекомендую пересмотреть свое решение относительно выбора профессии. А пока — строгий выговор с занесением в личное дело. Напоминаю, что третье подобное взыскание влечет расторжение ученического контракта. Теперь с вами, Сибилла… Снейп не понял. Ну то есть он вообще ничего не понял. МакГонагалл славилась своей строгостью и гипертрофированным чувством справедливости, но подобных истерик никто никогда за ней не замечал. С чего ее так понесло? Минерва впала наконец-то в старческий маразм? Давно пора. И, кстати, Грейнджер — стажер Флитвика, где ее руководитель? — Минутку, госпожа Директор. — До вас очередь еще дойдет, коллега! Если вы куда-то спешили, то уже не спешите. — Так у меня время казенное, я могу еще лет пять подождать, — сказал Снейп и уселся в кресло, положив ногу на ногу. — К тому времени вы точно разгоните весь дестабилизированный педагогический состав и наконец-то насладитесь долгожданной стабильностью. Минерва побледнела, как давеча Грейнджер. А Снейп воспользовался ее возмущенным молчанием: — Если мне не изменяет память, перечень дисциплинарных нарушений, за которые предписано вынесение выговора, закреплен в Уставе Хогвартса и является исчерпывающим. Если я не изменяю своей памяти, дискуссии между преподавателями за завтраком в этот перечень не входят. Мисс Грейнджер имеет полное право обжаловать ваше высочайшее решение в Попечительский Совет и в Отдел образования при Министерстве. И вот тогда действительно будет цирк, только не с конями, а с кошками. Снейп едва не кожей чувствовал, как за портьерой повисло удивленное недоумение. — Такими темпами Школа действительно вскорости лишится всех кадров. Особенно молодых. Кстати, как долго я еще буду совмещать преподавание Зелий и ЗОТИ? Снейп осознавал, как грубо работает, напрямую выгораживая Грейнджер, но юлить пятой точкой не было ни малейшего желания. — Я могу… если… — пискнуло удивленное недоумение из-за портьеры. Двое преподавателей и директор одновременно оглянулись на писк. Грейнджер осторожно высунулась из своего убежища, обвела взглядом озадаченных старших коллег и продолжила уже более уверенно, обращаясь к Снейпу: — Я могу… помочь. Взять уроки Зельеварения у первого курса. Если вы позволите, сэр… — Не позволю! — отрезал Снейп и тут же проклял свой условный рефлекс. — Не позволю раньше, чем вы изобретете двадцать пятый час в сутках. Госпожа Директор… Он осекся, напоровшись на взгляд МакГонагалл. Директриса, растеряв весь свой гнев, глядела на Снейпа с заинтересованной хитрецой и некоторой подозрительностью. Профессор мысленно чертыхнулся: действительно, как говорят подростки, спалился. Ну да это ничего, это мы сейчас элегантно и непринужденно… — А впрочем, — Снейп пожал плечами. — Можете и дальше терроризировать педсостав. К Рождеству подойдем в некомплекте. Один контракт вы уже порвали, и кто с завтрашнего дня будет преподавать Прорицания? Минерва улыбнулась, и в ее улыбке Снейпу почудилось коварство. — Профессору Трелони стоило бы поблагодарить вас, коллега, за столь живое участие в ее преподавательской судьбе. Но не стоит так беспокоиться. Я порвала копию. Снейп решил, что сегодня же вечером напишет на большом листе крупными буквами: «Кретин!» — и повесит на зеркале. — Все свободны, — промурлыкала директриса все с той же нехорошей улыбкой. Грейнджер вылезла из-за портьеры и опасливо, бочком стала пробираться к выходу. — Профессор Трелони, вы тоже свободны. Трелони открыла глаза, уставилась на Грейнджер, а потом взвыла, воздев руки к потолку: — Незваный, несуженый, идет к тебе ужинать!!! Девушка шарахнулась, натолкнулась на Снейпа, рефлекторно прижалась в поисках защиты. Сибилла обвела присутствующее общество бешеным взглядом и хлопнулась в обморок. Минерва схватилась за голову. Северус крепко прижимал к себе сбивчиво дышащую Грейнджер, и ему казалось, что его сердце бьет ее по щеке.