Дело принципа

12

Быстрый, настойчивый стук в дверь выдернул Снейпа из зыбкой полудремы. Профессор не сразу понял, где он находится и что случилось. Потом сообразил: заснул в кресле, а теперь кто-то особо одаренный лишает его возможности поспать хоть так, по-походному. Снейп посмотрел на часы. Половина третьего ночи. Вашу маму грубым образом… Стук повторился, и к нему добавился взволнованный голос: — Профессор! Профессор, откройте! Не иначе, кто-то опять отравился. А то с чего бы Грейнджер примчалась в такое неделикатное время… Грейнджер? Профессор вскочил, словно и не спал. Грейнджер ворвалась в комнату, едва Снейп отпер дверь. — Я нашла, сэр! Вы представляете?! Вы только представьте! Я нашла, я догадалась! Она была в том же вечернем наряде, только шлейф был небрежно заткнут за серебряную цепочку, служившую ей поясом. Прическа встопорщилась шпильками и выбившимися прядками-пружинками. В руках скомканный шарф и охапка пергаментов. — Мерлин, я так боялась, что вы уже спите! Она сияла. Она была счастлива, так восторженно счастлива. И она была здесь. Она была здесь вся — и та восхищенная обилием недооткрытых открытий, и та невзрачно-обреченная заучка-всезнайка, и та кукарекающая в Большом зале оторвиголова, и призрачно-прекрасная Леди Осень, и со спокойной мудростью рассуждающая о дикобразах, и гневная обличительница… Вся, вся здесь. Не с Поттером, не где-то с кем-то еще. Она вернулась. Среди ночи по дурацкому поводу. Вернулась к нему. Господи. Мерлин. Какое это счастье… — Я полагал, у вас сегодня запланирован вечер с… — Что? А, да ну! — отмахнулась она и ссыпала пергаменты на стол. — Я столько над этим мучилась, чуть с ума не сошла, честное слово! А сегодня оно прямо вдруг само ниоткуда взялось, ну какой тут может быть вечер! Гарри поймет, я ему записку отправила с совой. Я всю голову сломала, а сегодня, когда от вас шла, подумала — а почему мы пытаемся скомбинировать известные зелья с известными заклинаниями, чего добиться хотим? Так вот, для каждого зелья нужно свое собственное, ну, особое заклинание, с четко определенным эффектом! Я взяла для начала Оборотное — оно же все время убегает, на секунду не отвернуться! — и примерно рассчитала вектора движений палочки для заклинания, чтоб зелье удерживалось в котле и никуда не выкипало… правда, вербальную формулу придется долго подбирать, но это я завтра, то есть сегодня уже сделаю! Только я без вас не справлюсь, сэр! Ну вообще не справлюсь, это же экспериментальная стадия приемов в десять-двенадцать пойдет, не меньше, и потом, это ваша разработка, как же тут без вас, тут без вас совсем-совсем нельзя… Она тараторила и тараторила, не давая вставить ни слова, словно ожидала отказа и боялась его услышать. Снейп стоял, прислонившись спиной к двери, слушал вполуха и думал, что в жизни ничего не делается зря. И, в общем, ему было уже неважно, почему Гермиона вернулась к нему, отказавшись от ужина с Поттером. Неважно, почему он, Снейп, оказался для нее сейчас важнее всяких поттеров. Она просто здесь. И это… да, это счастье. — … и при таких условиях оно должно неминуемо остаться… Сэр, что вы на меня так смотрите? — Гермиона словно спохватилась: — Я вас разбудила, да? Простите, я совсем теряю счет времени, когда чем-то увлекаюсь… Сейчас уже поздно, наверное, да? Может, я тогда завтра зайду? Просто мне так не терпелось поделиться, и я… — Я люблю вас. Снейп едва удержался, чтобы не зажать себе рот обеими руками. Он вовсе не хотел, не собирался этого говорить — оно как-то само сказалось. Задумался, засчастьился, вот и сказалось то, что он еще даже подумать не успел. Но вроде не соврал… Вроде точно не соврал. Черт его сейчас разберет… Гермиона пораженно замолкла. Уставилась не мигая, вдохнула, словно хотела сказать, выдохнула, потупилась. Взлетели тонкие руки, суматошно поправили шпильки, рассеянно одернули платье, пальцы сцепились в замок и замерли. Она с испугом оглянулась по сторонам, будто ища помощи. — Сэр, вы… я… простите… Снейп наблюдал с интересом: что ж, слово не сова, вылетит и в совятню не вернется, но Гермиона должна же что-то сказать в ответ. И, между прочим, выбор у нее невелик. Либо «да» — и тогда Снейп будет думать, что ему делать дальше, при таком-то экстраскоростном развитии событий. Либо «нет» — и тогда… и тогда Снейп будет думать, что ему делать дальше, при таком ударе граблями. Гермиона подошла ближе. Закусила губу. Сделала еще пару шагов. Как на плаху, подумалось Снейпу. А когда подняла глаза, в них дрожали слезы. — Сэр, я… я верю вам… правда! Только… Снейп приподнял бровь: что «только»? И сам себе мысленно отвесил оплеуху. Всегда есть какое-нибудь «только», всегда есть это уничтожающее «но». — Только… — она закрыла глаза, словно ожидая удара, и по ее побледневшим щекам скатились две слезинки. — Я вас не люблю. Она всхлипнула, качнулась вперед, уткнулась лбом Снейпу в грудь и заплакала навзрыд. А он машинально гладил ее вздрагивающие плечи и никак не мог придумать, что ему теперь делать. * * * Он был спокоен. Ненормально, неприлично спокоен. Словно не признался только что в любви и получил граблями, а попросил книжку в библиотеке, и она оказалась на руках. Словно Гермиона все выплакала за него. Она плакала долго. И, захлебываясь слезами, убеждала его, что он самый лучший на свете, и просила прощения, и обзывала себя бессердечной тварью и безмозглой дурой, и снова умоляла простить ее… Так отчаянно, что Снейп готов был уже сам попросить у нее прощения, лишь бы только она успокоилась. Ему стоило большого труда уговорить ее пойти к себе и лечь спать. Она согласилась только в обмен на прощение всех грехов и клятвенное обещание завтра же начать работу над заклинательно-зельеваренческим проектом. — Вот видите, какая я меркантильная, — вымученно улыбнулась она уже в коридоре. И ушла, судорожно всхлипывая и поминутно оглядываясь. Дождавшись, пока Гермиона скроется за поворотом коридора, Снейп закрыл дверь и еще долго пялился на нее, словно там были написаны ответы на все вопросы мироздания. Пялился, пока не понял: а ведь он действительно должен был просить у Гермионы прощения. Да, он не предполагал такой ее реакции, но если начистоту, опять думал только о себе. Вот он я, изволю вас любить, чего же боле… Удивительная. Невероятная. Любовь профессора Снейпа грозит бедой только профессору Снейпу, но Гермиона рыдала из-за того, что не может ответить взаимностью. Это она считает теперь себя глупой и бессердечной. Она сделала проблему Снейпа своей проблемой. Она считает, что любовь Снейпа к ней — ее вина. Она или умалишенная, или святая. Впрочем, одно другому не мешает… Снейп отлип от двери, подошел к столу, развернул принесенные Гермионой пергаменты. Одобрительно хмыкнул: на первый взгляд выкладки выглядели безупречно. Разбираться подробнее не было никакого желания. Завтра, все завтра. На последнем пергаменте были начерчены вектора для нового заклинания. Увидев их, Снейп поперхнулся: четкие широкие линии складывались в перевернутую птичью лапу. Позвольте, а что он тогда съел? Неужели сам когда-то просчитал эти вектора и сам забыл? Но все завтра… Рядом с пергаментами лежал забытый Гермионой шарф. Снейп коснулся пальцами нежной струящейся ткани. Все-таки как-то все не по-человечески. Не по правилам. Снейп вспоминал, как оно было сто — нет, не сто, а всего двадцать! — лет назад. Тогда ему тоже сказали: «Нет!» Тогда хотелось поубивать всех к чертям — Лили, Поттера, его дружков-Мародеров и себя до кучи. Тогда он сходил с ума, бегал на четвереньках по потолку, рвал волосы на всех частях тела, бился головой в стену, Метку принял… Умирал от ненависти и ревности. И что? И где? Где оно? Куда потерялось? Может, просто болевой шок? Может, завтра накроет? Снейп аккуратно сложил шарф, положил на прикроватный столик. Завтра вернет. Но ведь Гермиона поверила. Снейп и сам не очень-то верил тому, что сказал, а вот она — поверила сразу. Значит, правда? Но тогда он уже давно должен выть и бросаться на стены. Нет ощущения фиаско, и в помине нет ощущения трагедии. Двадцать лет назад слова: «Я не могу больше закрывать глаза. Ты выбрал свою дорогу, я — свою» — стали для него крушением мира. Почему же теперь «Я вас не люблю» не заставляет беситься и хвататься за голову и за сердце? Да дело не в словах, а в тех, кто их произносит. Сказанное двадцать лет назад было равнодушно-холодным и оттого убийственным. Лили была уверена в своей правоте, уверена, что поступает правильно. И была непреклонна, хотя Снейп мало перед кем так унижался. Гермиона не любила его и сама исстрадалась от этого. Ей не было все равно, что он чувствует. Она не любила его, но не потому что он чем-то плох, а просто потому что. Любовь — дело такое… иррациональное. Права была Скитер: люди умирают от равнодушия. А Гермионе было не все равно, и ее жалость оказалась совершенно не унизительной. Поэтому Снейп и не умирал. Даже, можно сказать, ожил. Невероятное, фантастическое создание. Наверное, и правда ниспосланное Снейпу в награду, а не в наказание, как он искренне думал всего несколько дней назад. Откуда в ее тоненьком тельце столько душевных сил… если бы все, кому она помогла за свою короткую пока жизнь, дали ей по одному сиклю, она стала бы самой богатой в Англии. Впрочем, если добро действительно возвращается, как уверял Дамблдор, то Гермиона должна быть сильнее всех на свете. Вот она, воплощенная мечта. Его личная ожившая сказка. И он в этой сказке — самый главный дурак. Он с фанатическим, почти гриффиндорским упорством ломал и переламывал себя, чтобы соответствовать Гермионе, совпадать с ней… И сам себя обманул: совпадение не означает, не гарантирует любви. Для любви не нужно этого — для нее вообще ничего не нужно. Любовь либо есть, либо ее нет. Любовь за что-то — не любовь, тухлый расчет. И если бы его, Снейпа, можно было полюбить — его бы любили нипочему. Снейп снова уселся в кресло, положил на колени шарф. Ткань ластилась к ладони, как живая, и Снейпу казалось, что это маленький пушистый зверек с большими ушами и пышным хвостом довольно урчит у него под рукой. А что, собственно, случилось фатального? Снейп хотел, чтобы Гермиона поверила ему. Так она и поверила! Он получил ровно то, чего хотел, ни больше, ни меньше. Да, ни одна из женщин Снейпа не задержалась рядом с ним. Но разве он хоть что-нибудь хоть когда-нибудь сделал, чтобы удержать? Лили послала — он и пошел, Нарцисса ушла — он не стал ее останавливать… Он никогда и никого не добивался. Самое время начинать. Гермиона этого стоит. За мечты надо не просто бороться — воевать. А на войне все средства хороши. Профессор с сожалением отложил шарф, побрел в ванную. Из зеркала над раковиной на него воззрилась усталая небритая физиономия с красными от недосыпа глазами. Герой-любовник, ничего не скажешь. Прямо-таки воплощение всех женских идеалов. Снейп внимательно посмотрел своему отражению в глаза и язвительно бросил: — Ну, привет. Что ж, видимо, у него на роду написано, что все в жизни будет вверх тормашками. Нормальные люди заканчивают признанием в любви, Снейп с него начал. Да, вот это вот все оказалось только началом. И дальше не будет легче. У него, как оказалось, очень много важных дел. Таких, которые кроме него никто не сделает. Перво-наперво, надо показать Петерсону, где и в каких позах зимуют ракообразные. Наглядно показать, но аккуратно, чтобы не нарвать себе пачку неприятностей и Азкабан. Что там Скитер понапишет — это еще вопрос, а есть же и проверенные на практике методы убеждения. Дело принципа. Но самое главное — он сумел сделать так, что Гермиона ему поверила. Теперь у него другая задача — добиться ее любви. И в этом деле не может быть никаких принципов.