SUMMEREND

[ 2 ]

Мы звали его Третьим, чтобы хоть как-то выделять среди Максвелловского выводка одинаковых парней-погодок. Смуглые, в мать-мексиканку, коротко стриженные, чтобы не страдать от жары, коренастые и невысокие, они всегда возились во дворе приземистого выбеленного дома и редко принимали участие в наших играх, предпочитая Своре компанию друг друга. Я только готовился стать четырежды-братом, и отчаянно завидовал этим губастым светлоглазым волчатам, которым всегда друг с другом было весело: меня, в силу разницы в возрасте, в семье развлекать было некому.

После случая на кладбище, Третий стал понемногу проявлять интерес к разношерстной компании подростков, в которой я считался за главного – во многом потому, что мой гигантский рост позволял мне смотреть на всех снизу-вверх и презрительно кривиться, когда кто-то пытался возражать. Уолтер каждый вечер ждал, когда Свора, совершая свой обычный обход по кварталу, остановится возле его дома – приваливался к низкому косому заборчику своего участка и самозабвенно грел уши о наши разговоры.

Мы были громкими, упражнялись в остроумии и умении складывать три ругательства подряд в осмысленные предложения, и смеялись ломающимися каркающими голосами в ответ на все недовольные замечания взрослых. Их мы боялись меньше всего: кроме Грега Такера, любившего сидеть на своей побитой гнилью веранде в обнимку с заряженным холостыми «Ремингтоном», им было нечего нам противопоставить. Быстроногие, наглые, нас всегда было больше, и – главное – мы были в восторге от своей юности и, кажущейся вечной, безнаказанности. Наших опьяненных свободой мозгов не хватало на то, чтобы прикинуть, как через пять лет половина из нас загремит за решетку за хулиганство, мелкое воровство или за драки с последствиями. Сейчас вся эта щенячья возня, со стесанными о чужие зубы костяшками и разноцветными синяками на остроскулых лицах, была совершенно безобидной – а ведь однажды мы вырастем и станем сильнее, и мощь в наших кулаках станет разрушительной. Но кто думает об этом в семнадцать?..

К середине июня Третий решил, что оставаться за забором вечно у него не получится: во-первых, я плохо слышал его среди всего этого гомона, создаваемого Сворой (а потрепаться, как выяснилось, Уолтер очень любил), а во-вторых, в, и без того тесный, дом его семьи нагрянули гости. Об этом я узнал самым первым, от моего младшего братишки – которому следовало бы, вообще-то, помогать матери в саду, а не шляться по району, жадно впитывая сплетни – Юджин и его слишком длинный для пятилетки язык, донесли мне о «нереальной, похожей на космолет, тачке» во дворе у Максвеллов и у авто-маньяка вроде меня, не было иного выбора, кроме как улизнуть из мастерской, дрожа от нетерпения, и разузнать, что это там за чудо из чудес приземлилось в дыре вроде Гленвуда.