Зачем балерине молоток

Глава 18.

Когда я открыла глаза, холодный лунный свет рисовал дорожку на деревянном полу, а большой бледный диск бесцеремонно заглядывал в мастерскую через высокое окно. Сейчас я с трудом могла сказать, когда провалилась в сон. Быть может, сразу, как опустилась на постель, а зажатая между длинными пальцами художника кисть грациозно скользнула по чистому холсту. Сквозь заслонявшую мои глаза пелену я наблюдала за сосредоточенным лицом азиата и пыталась словить каждый вздох, слетающий с его приоткрытых губ, когда какой-то упрямый штрих шел по неверному пути. Лицо Криса было идеальным, и я могла бы вечность любоваться им. Он был подобен греческому богу – само совершенство, созданное природой. Он был настоящим самцом, которому хотелось безоговорочно подчиняться. Когда мои глаза закрылись, Крис не промолвил ни слова, продолжая работать над картиной.

Начавшийся с середины первого триместра беременности токсикоз не давал мне покоя. Все отвратительные признаки интоксикации, которые были мне знакомы по книжкам, фильмам или статьям из Интернета, благополучно высадились на моем организме. Постоянная сонливость, нарастающее раздражение и мгновенно появляющаяся тошнота при любом резком запахе приводили меня в отчаяние. Чай из мяты и неспешные прогулки с Капри немного облегчали мое физическое состояние, но гораздо сложнее было справиться с духовным. Отсутствие рядом близких и боязнь признаться в том, что под сердцем я ношу ребенка китайского художника, делали меня беспомощной. Я не решалась признаться даже Фанг, которая каждый раз с подозрением смотрела на меня, когда я убегала по утрам в туалетную комнату, едва обработав первые два-три онлайн-заказа. Постоянное нервное напряжение из-за неопределенности в моей жизни и жизни малыша привели к тому, что я беспардонно расплакалась на повторном приеме гинеколога, позорно признавшись доктору во всех своих бедах. Я была благодарна женщине, терпеливо выслушавшей меня и рассказавшей при прощании, что десять лет назад она родила прекрасную девочку в одиночку.

К большому удовольствию Виты я сползла на пол, предоставляя кошке возможность занять самое уютное место на большой кровати Криса. Парень спал на животе на надувном матраце, спрятав одну руку под почти съехавшей на пол подушкой и забавно скривив рот. Опустившись рядом с ним на матрац, я подумала, что хотела бы так засыпать каждую ночь.

- Не спишь? – раздался в ночной тиши шепот Криса, когда я пыталась улечься, настойчиво пихая его бедром на середину матраца.

- Нет, - ответила я, переставая нагло двигаться и опираясь на локтях.

Приподняв голову с растрепанными волосами, Крис смотрел на меня заспанными глазами.

- Вита прогнала? – усмехнулся он хриплым со сна голосом, и от этого низкого баса у меня по телу побежали мурашки. Проклятые мурашки, готовые ежесекундно устраивать забеги по моей коже.

- Нет, - снова коротко ответила я.

Помедлив секунду, Крис приподнялся и, заключив меня в свои крепкие теплые объятиях, уложил на матрац. Он дышал мне в ухо, и я улыбалась, упиваясь этой нежностью.

- Что ты чувствуешь? – спросил он, опаляя мою кожу горячим дыханием.

- Прямо сейчас? Как бьется твое сердце.

Скользнув правой рукой по моему свитеру, азиат остановился на моей набухшей из-за беременности груди.
- И я твое тоже чувствую.

Мы лежали и молчали, прислушиваясь к равномерному сопению довольной Виты.

- Анна? – нарушил тишину Крис.

В ответ я лишь что-то промычала, ощущая, как тепло разливается по моему телу, а спокойный сон укрывает меня, словно толстое мягкое одеяло.

- Твои родные знают? Ты рассказала им?

Я медлила с ответом, и парень заметил мое замешательство. Заметил и все понял.

- А я с мамой помирился, - резко повернул он разговор в другое русло, и я напряглась, внимательно вслушиваясь в его слова. – И оформляю документы для легального пребывания в Праге. И собираюсь много работать. И хочу сделать тебя самой счастливой женщиной в мире.

Мне пришлось зажать рот ладонью, чтобы не всхлипнуть. Я просто не могла поверить, что заслуживаю всего того, что сейчас со мной происходило. Резко повернувшись лицом к Крису, я бесцеремонно прижалась губами к его губам, и от моего неожиданного напора мы стукнулись зубами.

- Прости, - выдохнула я, на мгновение прерывая поцелуй и извиняясь за несвойственный моей натуре порыв.

Я готова была поклясться, что в мастерской был отчетливо слышно биение наших сердец, стучавших в унисон.

... В начале сентября закончился первый триместр моей беременности, и больше не было смысла скрывать свое интересное положение на работе. С трудом сдерживая слезы, я нехотя попрощалась с учениками, посещавшими мои занятия в балетной студии, и пообещала вернуться сразу, как позволит малыш. Руководство кофейни «Mamacoffee» лояльно отнеслось к известию и предложило сократить количество рабочих часов в неделю, но я отказалась, потому что сложный период токсикоза минул, и ко мне начало возвращаться хорошее настроение. Мне хотелось получать положительные эмоции, проводя время с приносящими мне радость людьми.

- Энн, ты, конечно, в своем репертуаре, - улыбнулась Фанг, делая оборот на своем рабочем кресле. – Хотя я уже давно догадывалась.

Я опустила голову, скрывая появившуюся на моем лице улыбку.

- А Ян уже знает? – после некоторой паузы спросила китаянка.

Мои отношения с Яном, который оставался моей опорой в сложный период проживания в Праге, замерли на той точке, которая была поставлена парнем в его в старенькой Шкоде. Рискнув и спонтанно поцеловав своего коллегу по работе, я хотела утопить свое горе в новых переживаниях, но встретила на своем пути камень преткновения. И этим камнем стала искренняя, светлая братская любовь Яна ко мне, который сумел за нас двоих сохранить между нами настоящие дружеские отношения. Именно он стал тем человеком, которому я позвонила, когда оказалась на рассвете с Капри и двумя чемоданами вещей на Карловом мосту – разбитая, потерянная, уязвленная и обиженная. Именно он стал тем, кто не стал задавать лишних вопросов и, подхватив мои чемоданы, легко кинул их в багажник машины, а потом усадил с Капри на заднее сидение и гонял по городу, пока я не почувствовала облегчение.

- Я скажу ему лично, - твердо решила я.

Фанг все еще продолжала смотреть на меня, и я вопросительно вскинула брови.

- Я сильно шокирую тебя, если скажу, что пригласила его на свидание?

Глаза моей напарницы обеспокоенно бегали, а пальцы отбивали по деревянной столешнице какой-то рваный ритм. Я не была шокирована, потому что где-то в глубине души желала, чтобы Ян обратил внимание на очаровательную и невероятно добрую китаянку.

- А я не шокирую тебя, сказав, что ты – единственная из нас, у которой есть сила воли, - констатировала я факт и, поднявшись со своего места, крепко обняла девушку, которая на несколько секунд потеряла дар речи и смешно открывала и закрывала рот, не в силах что-либо произнести.

Сейчас, когда летняя жара постепенно отступала, позволяя золотистой осени завладеть Прагой, я как никогда раньше чувствовала ту гармонию, которая окружала город. Мне хотелось жить с широко распахнутыми глазами, смело глядеть вперед, держать за руку стоявшего рядом любимого мужчину и наблюдать за тем, как резвятся наши спасенные с улицы домашние питомцы. Я все еще не могла признаться своим родителям, и оттого испытывала угрызения совести, когда мне приходилось ускользать от смущающих меня родительских вопросов. Крис не настаивал, но каждый раз после моего телефонного разговора с мамой старался найти выход в сложившейся ситуации. И хоть в начале осени художник смог получить паспорт с чешской визой и документы об официальном устройстве на работу к Элиашу Чапу и теперь мог находиться в Праге совершенно легально, я продолжала опасаться за реакцию родителей.

- А ты рассказывал своим родным? – спросила я, когда мы с Крисом вместе принимали душ.

С наступлением четвертого месяца беременности обострилась моя сексуальность, которой я пугалась, потому что раньше мне никогда не приходилось испытывать такого сильного физического влечения, даже в первые недели моего знакомства с художником. Мне было неловко, но Чанель, оказавшийся на самом деле очень наблюдательным парнем, тактично предложил на время поселиться в моей съемной квартире.

- Я слегка опасаюсь за себя, - пробасил кореец, хватая дорогую для себя гитару, старательно починенную после нападения, и слегка кивая в мою сторону. – Вдруг ей тебя будет мало.

Я вспыхнула, а Крис по-дружески расхохотался, и Чанель разразился довольным гоготом на всю мастерскую, пугая мирно дремавшую на подоконнике Виту громкими звуками.

... Художник не спешил отвечать на мой вопрос, и я прикусила язык, понимая, что ему все еще тяжело говорить о своих близких. Их перемирие было все еще хрупким, и Крис боялся потерять ту ниточку, которая после столь долгого молчания связала их вновь.

- Анна, мама пригласила меня в Ванкувер на две недели, - наконец, собравшись с мыслями, сказал Крис, внимательно следя за моей реакцией.

Я была уверена, что от его шоколадных миндалевидных глаз не ускользнул промелькнувший на моем лице испуг. Я постаралась дышать спокойно, но мое сердце гулко билось в груди.

- Поезжай, - сипло сказала я. – Тебе надо увидеться с мамой, и вам о многом нужно поговорить.

Крису было тоже нелегко принять решение.

- На две недели. И я хочу рассказать о нас.

Приложив палец к его губам, я отчетливо проговорила:

- Мы справимся. И обязательно дождемся тебя.