А потом появилась она

Часть 14

Дождь не прекращался целое утро, и Грэйс уже отложила идею, чтобы встретиться вечером с подругой. Небо затянуло плотными тучами, а на улице, казалось, и вовсе не осталось людей — и это в воскресенье! Из-за погоды в комнате было довольно тускло, так что Эшли пришлось включить небольшой ночник и, погрузившись в работу, она даже не замечала, как в другом углу комнаты Грэйс время от времени смотрела на нее, перебирая в голове столько различных мыслей, что впору сойти с ума.

И может быть, это погода нагнетала такое настроение, а может быть, тихая музыка, играющая из колонок, или может, то, что Грэйс никак не могла отделаться от воспоминаний с их совместного пикника. Разговор с Мелиссой не прояснил ровным счетом ничего, лишь дал понять то, что женщина, скорее всего, тоже прекрасно знала и видела, что между Эшли и Трейси происходило нечто странное. Удивительно, но никакой злобы или ненависти Грэйс не испытывала, её, скорее, переполнял интерес, как прямолинейная и честная Эшли дошла до такого? Почему не могла честно признаться во всем Грэйс и уйти, если была влюблена в другую?

Иногда Эшли хмурила брови, когда вчитывалась во что-то с экрана ноутбука, а иногда закусывала губу — Грэйс хорошо знала эту привычку, когда женщина была особенно сосредоточена. И глядя на Эшли, Голден казалось, что она знает ее всю: со всеми достоинствами и недостатками, со всеми страхами и привычками, поводами для гордости и стыда, но в то же время, вспоминая все свои сомнения в то время, когда они с Трейси еще работали вместе, Грэйс начинала сомневаться в том, а знает ли она вообще эту женщину?

Но вот, когда Эшли оборачивается к ней лицом, сладко потягиваясь на стуле и нежно улыбаясь любимой, Грэйс так хочется верить, что все ее мысли — это лишь больное воображение.

— Сделаем перерыв на чай?

И Грэйс только и может, что кивнуть головой, мгновенно откладывая книгу, и делает это она не потому что слабовольная влюбленная дура, которая готова, чтобы ее водили за нос, раз за разом прощая все, а потому что действительно любит. Почему-то у Грэйс нет сомнений в том, что если бы Эшли хотела уйти — она бы ушла, и когда несколько месяцев назад они вновь сошлись, вновь начали строить эти отношения, девушка не могла сомневаться в искренности намерений.

У Грэйс сжимается желудок, и замирает в грудной клетке, когда Эшли в привычной манере целует ее в нос, а затем первая уходит на кухню, чтобы поставить чайник. С кухни слышится будничная суета, что мешается со звуками ливня и тихой музыки, и в какую-то секунду у Грэйс накатывают слезы, но она быстро справляется с эмоциями, стараясь не подавать вида, что что-то не так. Упираясь носом в спину женщины, та обхватывает ее руками сзади, прижимаясь так доверительно близко, что не вздохнуть и не выдохнуть, словно так и хочет сказать: «Смотри, я здесь, и ты можешь довериться мне. Ты можешь рассказать мне все, и я всегда пойму тебя».

Но Эшли ни в чем не признается, а может, ей и не в чем признаваться, думается Грэйс, и они обсуждают предстоящую рабочую неделю. День за днем все продолжается в привычном русле: Грэйс старается не вспоминать ту смску Трейси, а Эшли пытается разобраться в себе, чего именно ей не хватает, раз мысли о Маккартни со стабильной периодичностью посещают ее?

Работать не получается, и вместо этого Эшли катается на стуле по всему кабинету, думая о том, что сейчас бы отдала все, чтобы к ней ворвалась Маккартни и со своим нравоучительным видом выдала бы что-то поучительное, а затем, довольствуясь собой, вышла из кабинета. Им обеим нравилось дразнить друг друга, пытаться задеть и показать свое превосходство лишь потому, что они обе упивались этой раздражительностью, что и родило какую-то невероятную искру между ними.

Закинув голову и прикрыв глаза, Эшли впервые задала себе этот вопрос по-настоящему серьезно: а можно ли любить двоих людей одновременно? Но затем, дернув плечами, словно сам по себе вопрос был абсурдным, вновь оказалась лицом к лицу с компьютером. То, что она чувствовала к Трейси — не могло называться любовью по определению, это чувствовалось каким-то больным помешательством, словно действительно было наркотиком, который разрушал тебя, но ты продолжал хотеть это, зная о последствиях. Эшли терпеть не могла, когда любовь сравнивали с наркотиком, потому что это изначально нечто уничтожающее, а любовь не должна быть такой. Любовь помогает расти и чувствовать себя лучше, любовь — она перманентна, а не ощущается каким-то кайфом в один момент, после которого тебя начинает ломать, и, думая о Грэйс, Эшли без колебаний могла сказать о том, что к ней она испытывала самые сильные чувства, чем когда-либо к кому-либо еще.