Конец зимы. 1944 год.
Жесткие балки вагона впиваются в спину. Третий день в поезде без остановок, без объяснений. Слабо помню, что произошло. Сказываются дикий холод, усталость, страх. Стараюсь сосредоточиться на окружающих меня людях. Сколько человек в вагоне? Триста? Четыреста? Достаточно, чтобы не иметь возможности лечь. Сидим вплотную, прижавшись друг к другу. Это хорошо, иначе при минус двадцати пяти можно было бы легко замерзнуть в продуваемом ветром вагоне. Запах жуткий — трое суток, я не удивлен.
Последнее, что всплывает в памяти — наступление, взрывы, крик командира...и тишина, все темно. Как я здесь оказался? Очень хочется пить! Пытаюсь оглянуться по сторонам — есть ли доступ к снегу, льду? Тело пронзает острая боль, не выдерживая вскрикиваю.
— Не дергайся! Что ищешь? — поднимаю глаза на голос. Вроде тоже поляк, лет сорока, одежда капитана.
— Снег ищу...
— Это по очереди, жди, еще часа два...
Снег по очереди, смешно... Снова отрубаюсь. Просыпаюсь от того, что кто-то меня активно тормошит:
— Эй, проснись, надо попить, просыпайся же!
Как в дымке вижу польского капитана с куском снега. Никогда не думал, что так жадно буду кидаться на замороженную воду. Пересохшие губы начинают оживать. Благодарно улыбаюсь своему спасителю:
— Я — Саша.
— Глеб.
— Вы капитан?
— Да, капитан...
— Куда нас везут? И кто?
Смотрит на меня с беспокойством, как бы раздумывая отвечать или нет. По любому отвечать, я же еду с тобой в одном вагоне и все равно узнаю.
— В Наймиште...
— Похоже на сербский... — Название мне не говорит вообще ничего.
— Сколько тебе лет? — Я удивлен вопросу, ну ладно...
— Восемнадцать... Два месяца в сражениях ... Мы были в Венгрии...
— Восемнадцать? Небось, мечтал попасть на фронт? — В голосе капитана слышится заметная ирония.
— Ну да, мечтал... сейчас немного все реалистичнее. Но все равно же лучше, чем дома отсиживаться!
— А твои родные где?
— Остались в Польше. Мама с сестрой — прячутся у тетки в деревне. Отец погиб. Еще в 41–м...
— Сестра большая?
— Да нет — четырнадцать...
— Девчонка есть?
Немного смущаюсь:
— Есть. Красивая. Инга. Ей семнадцать. Обещала ждать...
— Хорошо когда кто-то ждет...
— Так все же... Наймиште? — Возвращаюсь к загадочному слову.
Капитан отвечает с неохотой:
— Концлагерь смерти, Сербия.
— Концлагерь? — Отзываюсь словно эхом. Я редко слышал, чтобы военопленных массово свозили в концлагеря. — Почему нас в концлагерь?
— Какая-то стройка, временная рабочая сила...
— Я не слышал об этом концлагере, — тихо признаюсь.
— Может оно и хорошо? — Капитан устало улыбается.
Совсем не до улыбок. Я напуган. Понимаю, что нет смысла бояться, вообще нет, никакого, но боюсь.
Снова погружаюсь в болезненный сон. Уже теряю понимание, сколько мы едем. Резкий голос заставляет прийти в сознание:
— Выживаемость 10% в первые полгода! Отличное место, чтобы повеселиться!
Бред...кто это вещает? Нахожу глазами, полу-армянина, полу-казака. Вещает правда на английском. Благо английский и немецкий был в меня вколочен с самого детства отцовским пристрастием к языкам.
— 10%? — Переспрашиваю, надеясь, что ослышался.
— Угу... три лагеря Кристиана Шнейдера: жестокость, смерть, страх. Почти девиз! — Ржет. Наверное — псих. Но у него что-то можно узнать, поэтому на полоумный смех не ведусь:
— Кто такой Шнейдер?
— Нацистская сучка! Золотой мальчик фюрера. Делает что хочет, ни с кем не считается. Красив, избалован, жесток — готовый убийца от нацистской партии, взрощенный лично Гитлером...
— Мальчик фюрера? — Голос из глубины вагона, — еб*... его что ли?
— Как ты прозорлив! — Мне реально становится не по себе.
Стараюсь больше не вслушиваться в разговоры о лагере. Буду жить здесь и сейчас. С минуты на минуту. Иначе сойду с ума. Чувствую себя совсем ребенком, упрямо отгоняя мысль о том, что хочу увидеть маму сестру и Ингу. Увижу ли?
ВЫ ЧИТАЕТЕ
INNAMORATO
Lãng mạnОпять случилось так, что историю удалили в ватпаде и я буду её сюда закачивать. Очень интересная, советую всем неординарным -Ты уверен, что до меня у тебя не было мужчин? - Я уверен, что у меня даже в мыслях такого не было! - Я так испортил тебя? ...