Anterograde Tomorrow

2.1

Чонин принес с собой первое утро августа и два бумажных пакета маслянисто-коричневого цвета, небрежно бросил их на крохотный обеденный столик на кухне Кёнсу и повернулся для объяснений.

— Ты дал мне вчера ключ от своей квартиры.

— Я знаю, — Кёнсу показал на записку на стене, более того ему казалось, что он мог об этом знать даже без записки. В Чонине все было новое, но знакомое, неожиданное, но теплое, словно что-то уклонилось от разума, но твердо отпечаталось в недрах души.

— Что ты ещё обо мне знаешь? — спросил Чонин, вытаскивая тосты и яйца из пакетов и привычно орудуя на кухне.

— Тебя зовут Чонин, ты мой сосед, — Кёнсу следил за кратчайшим путем, который Чонин прокладывал от кухонных шкафчиков до стола. — Раньше ты танцевал, но бросил это, чтобы стать писателем, и у тебя грустная улыбка, и ты постоянно куришь, потому что... потому что ты уми...

Звук вырываемой из металла бумаги, раздавшийся, когда Чонин схватил альбом с кухонной стойки, открыл последнюю страницу и вырвал ее, был слишком жёстким для ушей. Кёнсу замолк и смотрел, как Чонин достал зажигалку и поднес пламя к листу бумаги.

— Тебе не надо знать. Я—это страница, которая исчезнет в один прекрасный день. Эту страницу даже нельзя будет назвать красивой. Бумага будет запятнана кровью и слезами и, честно говоря, лучше не иметь моей страницы вообще.

— Но...

— Просто забудь.

Когда Чонин ушел, Кёнсу тайно переписал страницу, собрал пепел и высыпал его в банку. Он сделал это не потому, что с этого дня он хотел помнить Чонина, а потому, что он хотел чтобы завтра Кёнсу знал о парне, который был причиной скрытной улыбки Чонина сегодня. Он хотел, чтобы завтра Кёнсу знал, что за призрачным образом Чонина с сигаретой, который запихивает таблетки себе в глотку, запивая их стаканами молока, скрывается Чонин, который может смеяться всем своим лицом и телом. Чонин, который надевает свою кепку задом-наперед и надувает свои щеки в неожиданные моменты. Он словно ребенок со шрамами старого человека, словно самый трепетный романтик, скрывающийся под оболочкой жёсткого цинизма.

Хоть у Кёнсу и не было фотографии в этот раз, он подумал, что она и не особо была нужна. Слова появлялись сами по себе, с желаниями в конце каждой строки, и Кёнсу казалось, что они гораздо лучше любой фотографии передавали образ того редкого сияния звёздной пыли в глазах Чонина. То, как он называл его хёном. То, как он разворачивал их кепки задом-наперед и говорил о том, как они похожи.