Anterograde Tomorrow

1.1

  В среду во время обеда, Кенсу решил, что, несмотря на обыденность и повторение его ежедневных ритуалов, все это вело к лучшему. Его память не была достаточно долгой для долгосрочных перемен и ему не могло надоесть делать что-либо, что он не помнил, в любом случае.

— Так чем ты занимаешься? — вмешался в его мысли Чонин. Одна ручка скрывалась у него за ухом и другая между его пальцами.

  Кенсу сказал, что он работает на фабрике игрушек неподалеку, с девяти до пяти, приклеивая блестящие равнодушные глазки из мрамора на плюшевых героев из мультфильмов. Искусственное дыхание для жизненного блеска. Эта работа была чисто для финансовой поддержки, хотя Кенсу думал, что он, возможно, привязался к коллегам и к плюшевости игрушек, к мягким тканям, к вечно счастливым улыбкам. Этой работы как раз хватало для покрытия аренды и других расходов. Как бы там ни было, все было хорошо, ведь в семь часов вечера все вставало на свои места. В семь, он шел в бар, чтобы исполнять мимолетные мелодии своей души. Технически, это было время для скромного сбора денег в пьяном хаосе, но для Кенсу, речь шла о сотворении слов из тонкого воздуха, о вдыхании дыма и о мурашках от музыки, о закрытых глазах и о слабых вздохах, охватывавших обилие древесных опилок в коврах. Речь шла о музах, скользящих сквозь пальцы и танцующих у его ног. В семь наступало время страстей. Это была мечта.

  Кенсу сделал глубокий вдох и все двести шесть костей его тела встали на свои места.

— Возможно, это звучит тускло. Однако трудно ощутить свою тусклость, когда ты никогда не чувствовал настоящий блеск. Чувствовал себя живым, я имею в виду.

— Получается, ты словно ходячий труп?

— Скорей ходячее ископаемое.

Минсок, друг его детства и коллега-певец в баре, всегда шутил над тем, что раз время для Кенсу остановилось четыре года назад, то он, стало быть, навечно останется двадцатилетним парнем. Однако это была не совсем шутка, и все уже давно перестали над этим смеяться.

— А мне кажется, это смешно, — отметил Чонин, бросив сигаретный окурок в банку с пивом, после чего добросовестно сделал глоток. Кенсу старался не думать, каково это на вкус, никотин и табак, утопающие в необратимой пшенице. Вместо этого он всмотрелся в блокнот Чонина, маленькие неразборчивые линии черных чернил растянулись по краям. Чонин объяснил, что это для книги, которую он пишет. Роман о человеке, который уничтожает себя в конце каждого дня. Кенсу усомнился в романтичности всего этого. Чонин сказал не беспокоиться, писатели сертифицированно несут собачью чушь; достаточно кого-нибудь убить, и роман готов.