Я родилась пятидесятилетней, или хирург в сумерках

7 часть

POV (Чарли Свон)

Проводив взглядом жену и дочку, я обернулся к другу.
- Знаешь, Билли, мне кажется, что моя дочь - самая лучшая, но самая странная на све­те.
Блэк посмотрел на меня насмешливо:
- Кажется, я понимаю, о чём ты говоришь, по­тому что у меня таких две. До сих пор не могу выбрать, кто из них лучшая, а кто странная. На­верное, та, что в данный конкретный момент не шкодит... - индеец ласково улыбнулся, видимо, вспоминая шалости близняшек.
- Белла никогда не шкодит. - признался я. - Знаешь, недавно застал её в детской, и она де­лала зарядку...
Я заметил, как друг поднял бровь, мол: ну и что? В чём криминал?
- ПОЛНОЦЕННУЮ зарядку, Билли! С приседа­ниями, наклонами и растяжкой! Я не показывал ей этого...
- Конечно, не показывал, ты бываешь дома только вечером и в выходные. Кстати, знаешь, я думаю, что в таком темпе ты дослужишься до шерифа, - он похлопал меня по плечу.
- Дело не в этом, Билли. Моя дочь делала мельницу руками и считала... Считала на немец­ком! - в голове так и стояла картинка, как Бел­ла, наклонившись, с идеально прямыми ногами касается правой рукой пальцев левой ноги и на­оборот, приговаривая: айн, цвай... айн, цвай...
- А какой язык в школе учила Рене? - вопрос друга ворвался в мои воспоминания.
- Конечно, испанский! Билли, мы все учили испанский! У нас в Форксе даже курсов других языков нет, насколько мне известно.
- А ты сам-то её спрашивал на эту тему?
- Рене или Беллу?
- Беллу, конечно. Извини, но Рене не произво­дит впечатления продвинутой матери.
- Не критикуй мою жену, Блэк, она старает­ся, - огрызнулся я, но потом вздохнул, вспомнив случай с крышечкой и пару подобных моментов...
- Знаешь, я не стал спрашивать Беллу по по­воду зарядки. Мне показалось, что это глупо - подозревать собственного ребёнка в чём-либо. Она вполне могла увидеть, как какой-то рыжий немец вёл программу фитнеса. Телевизор работа­ет целыми днями, а Белла никогда не смотрит мультфильмы.
- Эй, а вот это действительно странно. Мне казалось, что все дети любят мультики!
- Моя дочь - исключение, - я улыбнулся вос­поминаниям. - Мы пробовали их ей включать, но, кажется, что она смотрела их из вежливости минут десять, а потом просилась спать.
- Ну и ну! У тебя действительно идеальный ребенок, Свон. Моих девочек уложить можно только после трёх сказок.
- Вот тебе и «ну и ну». Ты бы видел, как Бел­ла веселилась, узнав значение этой фразы.* (Де­ло в том, что в английском есть устойчивое вы­ражение «Holy cow» дословный перевод на рус­ский - «святая корова», имеет значение типа: «ну и ну», «бог ты мой», «вот это да»)
- Не знаю, что её рассмешило, но она хохота­ла до слёз.
- А она знает, что такое «корова»? - осторож­но спросил Блэк.
- Я подозреваю, что да. Потому что потом она спросила про коровьи рожки и их отношение к ангелам.
Билли посмотрел на меня, словно надеясь, что я скажу, будто это шутка. Но это не было шуткой...
- Ты меня разыгрываешь.
Я покачал головой.
- У неё специфический юмор для годовалого ребенка, - я усмехнулся, вспоминая, что Белла, в отличие от той же Рене, всегда понимала мой сарказм.
Я видел это по прищуренным глазам и за­кушенной губе дочери, когда она сидела рядом во время наших утренних подначек с Рене.
Я подозревал, что ранний брак - это не то, о чём мечтала Рене, заканчивая школу. Она всегда хотела уехать из этого города, ей не нравился постоянный дождь, она хотела жить в мегапо­лисе, а не быть одной из трёх тысяч жителей на­селенного пункта под названием Форкс. Мы были разными. Но я любил её. Наверное, я мало го­ворил ей это, всегда считая, что самым красно­речивым проявлением любви являются пос­тупки. Но ей нужны были слова, наверное. Жаль, что в нашем случае нельзя сказать, что противо­положности притягиваются. Это чудо, что школь­ный роман с весёлой девчушкой неожиданно пе­рерос в брак.
Я помню, как Рене сказала мне, что беремен­на. Почему-то я представлял голубоглазого мальчика, который ходил бы со мной вместе ры­бачить и на бейсбол... Парня, которого бы я в че­тырнадцать лет научил стрелять и основам ру­копашного боя. Парень, который мог бы продол­жить моё дело...
Но, когда на УЗИ нам показали маленькую де­вочку, я понял, что мои мечты о сыне были не идеальными. Парни бывают откровенными балбе­сами и шалопаями. Девять из десяти бросают ро­дителей и уезжают в дальние дали, не поступа­ют в колледж, начинают пить раньше двадцати одного или что похуже. Мальчика трудно воспи­тать, тем более помощнику шерифа. Слишком много времени съедает работа. Слишком мало внимания остается для ребёнка. И редкий ре­бенок понимает необходимость работы.
«Мой папа шериф». В устах парня это звучит как вызов, хвастовство, тогда как если эти сло­ва скажет девочка, в них будет предупрежде­ние. Только взяв на руки этот маленький пописки­вающий и дрожащий комочек из рук медсестры, я понял, насколько счастлив, что у меня именно дочь. Но при взгляде в растерянные глаза, ко­торые смотрели как будто сквозь меня, я испы­тал самый настоящий страх, который не знал ни­когда в жизни.
Она такая маленькая, такая беззащитная. Кто, если не я, защитит её, такую хрупкую, та­кую слабую? А если обманут? Обидят? При одной мысли об этом мои кулаки каждый раз непроиз­вольно сжимались, грозя уничтожить будущего неудачника, который рискнёт её расстроить. Пер­вые месяцы я боялся даже взять дочку на руки. Она выглядела слишком хрупкой для этого мира. Маленькие пальчики меньше моего ногтя на ми­зинце ввергали меня в шок. Она точно вырастет? - хотелось спросить мне, глядя на её миниатюр­ность.
Все мои школьные друзья подшучивали, что теперь мне мало удастся поспать. Что теперь моя жизнь превратится в ад и будет подчинена детскому крику, пелёнкам, бутылочкам и пам­персам. Причём мне необходимо будет научиться распознавать по децибелам, чего же хочет Бел­ла.
В реальности с ребёнком проблемы были ми­нимальны. Она много спала, а когда не спала, то ела или занимала себя самостоятельно. Понача­лу мы с Рене, наслушавшись чужих советов, на­купили дочери цветных игрушек, но все они мало привлекали моего ребёнка.
Говорят, что дети немного с другой планеты, но если выстроить всех детей в ряд и поставить рядом мою Беллу, она бы явно стала на этой пла­нете, по меньшей мере, военным маршалом или президентом, с такой серьезностью она порой смотрела на наши попытки её развеселить. Иног­да я готов был поклясться, что она закатывает глаза, когда мы вели себя по её мнению глупо.
Необыкновенный ребёнок. Мой ребёнок. Моя дочь.
Мне казалось, что она понимает некоторые ве­щи даже лучше, чем я. Хотя, возможно, с боль­шой натяжкой, некоторые моменты можно было назвать простым совпадением. Но... с ОЧЕНЬ боль­шой натяжкой.
Чего только стоит случай, когда мы в прош­лый раз поссорились с Рене, потому что она на­чала в открытую флиртовать с Бобом, кассиром продуктового магазина? Мы ругались по дороге домой, не замечая ребёнка, который с задумчи­вым видом рассматривал пейзаж на заднем си­дении автомобиля. На секунду замолчав, перево­дя дух, мы услышали, как дочь напевает сама себе смутно знакомую мелодию.
- Чарли, пожалуйста, скажи, что это не La donna è mobile из Риголетто*... (знаменитая ария оперы Джузеппе Верди, слова которой на рус­ском выглядят так «Сердце красавиц склонно к изменам и к переменам, как ветер мая...») - бо­лее образованная в музыке Рене перевела на ме­ня ошарашенный взгляд.
До меня тоже быстро дошёл смысл этой ме­лодии, и я аккуратно съехал на обочину.
Обернувшись на дочь, которая перестала на­певать, как только мы остановились, я спокойно спросил:
- Белла, что ты поёшь?
В карих глазах дочери мелькнула растерян­ность, потом лёгкий страх, а потом её глаза ста­ли хитренькими.
- Песенку, - она улыбнулась, как будто толь­ко что провернула шалость, но знала, что ей ни­чего за это не будет.
- А ты знаешь, что это за песенка? - осто­рожно спросила жена.
- Да, её пел глустный дядя в телевизоле, - спокойно пожала плечами наша крошка.
Дальнейший путь до дома прошёл в молча­нии. По приезду Белла первым делом ушла мыть руки, оставляя нас с Рене разбирать продукты.
Мы молчали; я не самый разговорчивый человек по натуре, молчание же говорушки Рене насто­раживало.
      — Дело не в Бобе, Чарли. Я не права, знаю, но я не могу так больше. Это длится уже не первый месяц…прости… Я… Я решила уехать, — уверен­но закончила Рене.
Я посмотрел на неё. Вид у жены был винова­тый. Но она ведь не могла говорить о разводе, так ведь? Возможно, я стал не лучшим мужем, которого она заслуживала, но… Я старался, у нас была семья, у нас была Белла… Маленькое, почти годовалое чудо, которое напевает Верди, когда её непутевые родители ссорятся.
— Надолго?
Она сглотнула.
— Навсегда.
Это маленькое слово ударило меня под дых.
— А Белла?
— Белла поедет со мной.
— Нет.
Я был решительно против, чтобы она забира­ла дочь, но внутренне понимал, что вряд ли суд встанет на мою сторону, отдавая опеку в мои ру­ки.
      — Чарли, подумай сам, что ей может дать этот город? Наша дочь умница, ты не можешь это­го отрицать! Господи, да все мои подруги жалу­ются на то, что их дети совсем не разговаривают почти в два года, а нашей малышке десять ме­сяцев, а она говорит предложениями! Вспомни Эрика Йорки, он старше её на полгода, но до сих пор не освоил горшок и ест левой рукой! Ей нуж­ны курсы, ей нужны кружки, хорошая школа, кол­ледж! Господи, ты только подумай, сколько мо­жет дать Белле мегаполис.
— Рене, но ведь дело не только в Белле, приз­найся. С самого начала, ещё до её рождения, ты мечтала лишь о том, сколько большой город мо­жет дать ТЕБЕ! — я понимал, что Рене права и Белле не место в Форксе, но мне была невыно­сима мысль, что они уедут. Я любил своих де­вочек.
      Но всё дело было в том, что Рене уже не лю­била меня. Я видел, как постепенно её глаза гас­нут, и в них зарождается грусть. Она чахла под вечно хмурым небом Форкса. Она разочаровалась в браке со мной. Но она определённо не была ра­зочарована Беллой. Я знал, что Рене любит нашу дочь. Я медленно разжал кулаки. Я сдавался.
— Хорошо, я дам тебе развод, — решение да­лось мне непросто, резко защемило сердце, но я и не подумал растереть грудь в этом районе, не желая показать себя слабым и разбитым решени­ем женщины, которую по-прежнему любил, — Белла останется с тобой, но я хочу, чтобы она приезжала ко мне на лето.
Рене вскинула подбородок выше. Она выгля­дела почти оскорблённой.
— Конечно, ты можешь видеться с ней в лю­бое время, я не собираюсь ограничивать тебя в этом. Но, полагаю, тебе будет трудно, так как я планировала переезжать в Аризону.
— Не в Сиэтл?! — мне резко стало хуже, я тя­жело опустился на стул.
Господи, ну конечно. Рене давно мечтала пе­реехать туда, где побольше солнца.
— Нет, я уже нашла чудесный домик в Финик­се… — жена поджала губы.
Значит, она уже присмотрела домик…
— Рене, там сорок градусов по Цельсию в тени почти круглый год, а если Белле не понравится такая жара?! — я не выдержал и ударил ла­донью по столешнице.
Женщина напротив меня тихо вскрикнула. Да, я редко повышал голос, тем более она никогда не видела меня в таком состоянии. Что же, ког­да, как не перед разводом, можно узнать все гра­ни характера человека, с которым жил под од­ной крышей, делил спальню и воспитывал дочь… Поспешность жены в этом вопросе тоже стала для меня сюрпризом. Она не дала мне и шанса.
      — Я уверена, что Белле будет хорошо там. Ко­нечно, если ей будет плохо, я подыщу другое место, но это будет явно не этот Богом забытый городишко! — вспылила она. — Наша дочь не зас­трянет в этом болоте, чтобы выйти замуж «по за­лёту» и всю оставшуюся жизнь чистить рыбу, пить пиво, лежать на диване и смотреть бейсбол по телику!
Это было как пощёчина. Резко встав, отчего стул громко скрипнул, я быстро вышел из кухни.
Позже Рене опять извинилась.
Мы поговорили и решили, что на время офор­мления развода будем вести себя по-старому, чтобы Белла даже не догадывалась о том, как всё плохо. Я дал возможность Рене сказать са­мой о переезде. Сам же почти всё свободное вре­мя посвящал дочке.
Сегодняшний вечер с Билли был исключени­ем. Я кинул взгляд в сторону кухни. Возможно, сейчас Рене говорит Белле о переезде. Что она подумает? Обрадуется ли? Расстроится ли?
— Это правда, что вы разводитесь, Чарли?
— Так заметно?
— Нет. В том-то и дело, — Билли вниматель­но посмотрел на меня. — Такое впечатление, что вы передумали.
— Это только иллюзия для Беллы, — отре­зал я. — Документы почти готовы, домик в Финик­се будет снят с первого числа месяца.
— Может быть, я не вовремя… — неуверенно начал друг.
— Нет, Билли, всё в порядке. Я в норме. Так будет лучше для Беллы.
С кухни донёсся радостный визг. Маленький кудрявый ураганчик быстро подбежал ко мне, я тут же подхватил девочку на руки и закружил, отчего она весело засмеялась.
— Папа! Папа! Это плавда, да?! — глаза Бел­лы были восторженно распахнуты. — Мы пеле­езаем в Ализону?!
Я оглянулся. На пороге кухни стояла Рене. Ей не хватило духу сказать дочке всю правду. Я про­читал в её глазах просьбу. Вот как… Что же, у меня будет время прийти в себя, когда девочки у­едут, а пока мне нужно собрать последние силы и сказать дочери правду, раз это не смогла сде­лать Рене.
— Да. Вы с мамой переезжаете в Аризону.
Белла моргнула. В её глазах поселилась тре­вога.
      — А ты? — её голос упал на октаву. Больше не было улыбки. Моя бедная проницательная де­вочка…
      Я перевёл дыхание. Закрыл глаза, чтобы она не увидела блеснувшие, совершенно несвойствен­ные мне, слёзы.
— А я буду ждать тебя каждое лето в Форксе, Белла. Я всегда буду ждать тебя, малышка.