La plus belle

I. La chance sourit aux innocents. 1. L'extase

Подойдя к окну, Эжени отодвинула тяжелую, пропахшую пылью штору. По краям стекло было стянуто густой сетью изморози, но еще можно было различить, что улица пуста, и не покажется на ней ни случайный прохожий, ни припозднившийся гуляка. Только тихо сыпал с неба снег - белый, как крупа, он становился ярко-алым, попав под свет горящего над входом фонаря. Эжени недолго наблюдала за тем, как рядом с порогом постепенно вырастает горбатый сугроб, а затем, вздохнув, отступила обратно в промозглый полумрак, с которым не мог справиться огонь в камине, находящийся при последнем издыхании. 

 - Я пойду еще дров поищу, - сказала Эжени решительно, ибо вся ее натура противилась тому, чтобы оцепенело сидеть, подобно двум другим обитательницам дома, возле огня, который грел едва-едва. - Вдруг там еще есть? А мы не заметили. 

 - Оставь, - устало ответила ей Мадам. Она сидела, кутаясь в старый плед, сбоку от камина, и, вполголоса напевая какую-то пиренейскую песню, пыталась шить, хотя ее заиндевевшие пальцы с трудом могли удерживать иглу. - Там ничего нет. 

 Ничего нет - это Эжени знала и сама. Топить было нечем уже неделю, и приходилось тянуть последнее, с трудом добывая жалкие крупицы тепла из отсыревших поленьев, оставшихся с прошлой весны. Из кладовой, где хранилась еда, выскребли последнее два дня назад; от всех запасов, которые никогда не были слишком обильными, осталось только несколько бутылок вина, кислого и ужасно невкусного. Эжени попробовала как-то раз то, что осталось от одного из нечастых гостей, и сразу же выплюнула, удивляясь про себя тому, почему взрослые так любят его пить. 

Жюли была уже взрослой. Здесь взрослели рано, рано и умирали; кого-то уносили болезни, кого-то находили с перерезанным горлом или выпущенными кишками, но обычно здесь просто пропадали бесследно, теряясь навсегда в трущобах, роящихся грязным озерцом у подножия холма Монмартр. Поговаривали, что скоро вершину этого холма увенчает храм, который в солнечные дни будет ослеплять белоснежной чистотой мраморных стен и массивного купола; Эжени иногда воображала себе, как это будет - поднимать глаза и видеть над собой этот свет, чувствовать его ласковое касание и тянуться к нему, стремясь ухватить и больше никогда не выпускать. Этот свет, она была уверена, проникнет даже сюда, в самые грязные закоулки, куда солнце-то подчас брезговало заглянуть.