La plus belle

5. La limite

Мадам, тщательно завязав на затылке шнурок изящной черной полумаски, обернулась к своим спутникам.

— Готовы?

— Да, — откликнулись они дружно и нестройно, и, следуя за ней, ступили под расписанные своды переполненного людьми зала, громадного настолько, что для его освещения требовалась не одна, а целых три массивных, отливающих золотом люстры.

Ежегодный маскарад в театре Зидлера был событием. Никто в здравом уме не подумал бы пропустить его: здесь заводились знакомства, обстряпывались дела, заключались пари и сделки. Все гости были в масках, разряженные подчас так причудливо, что даже Даниэль, привыкший к светскому обществу, потерялся посреди этого бурного разноцветного водоворота. Только присутствие Мадам поддерживало в нем уверенность, и он старался следовать за ней шаг в шаг, точно она была лоцманом, единственным знающим дорогу сквозь враждебные волны.

— Черт, — негромко процедила она, резко останавливаясь, и Даниэль едва не врезался ей в спину. — Конечно же, она здесь.

Речь шла о мадам Т. — окруженная поклонниками и почитателями, она восседала в кресле на небольшом возвышении, с царственным снисхождением расточая всем вокруг благосклонные взгляды, а тем, кто удостаивался особой чести — протягивая руку для поцелуя. Мимолетно поморщившись, как от зубной боли, мадам Э. растянула губы в безликой, но безукоризненной улыбке и принялась протискиваться вперед; Даниэль двинулся за ней, не желая оставаться один.

— Мерзкая старая дрянь, — проговорила мадам Э., не переставая улыбаться, и внезапно вцепилась Даниэлю в руку так крепко, что он чуть не вскрикнул. — Не забудь поклониться ей с таким видом, будто мечтаешь о том, чтобы она навалила тебе на голову. Будешь недостаточно вежлив — завтра тебя найдут в Сене без рук, ног и языка.

В груди у него что-то холодно сомкнулось, и он не стал уточнять, преувеличивает ли мадам Э. или шутит, благо успел узнать ее достаточно хорошо, чтобы понять, что по характеру своему она не предрасположена ни к тому, ни к другому. Им удалось приблизиться к мадам Т., и мадам Э. обменялась с нею поцелуями, а Даниэль, чувствуя, как у него подгибаются колени, коротко прижался губами к пухлой, унизанной кольцами ладони. На него дохнуло густым, удушающим запахом разложения, который не мог замаскировать никакой парфюм; голова у Даниэля закружилась, его едва не шатнуло, но он каким-то чудом сумел устоять на ногах.