Лили спускалась по лестнице медленно, точно боялась споткнуться о собственный подол, и тщательно нащупывала под собою каждую ступеньку. Даниэль, ждавший ее внизу, набросил ей на плечи накидку с воротником из тигрового меха; Лили тут же закуталась в нее, как в броню, но ей это не помогло — взяв ее за руку, Даниэль ощутил даже сквозь ткань перчатки, что пальцы ее холодны как лед.
— Меня, наверное, сейчас наизнанку вывернет, — прошептала она, пока они направлялись через зал к дверям, где их ждали, готовые к выходу, Мадам и Эжени. Даниэль через силу улыбнулся ей — чтобы приободрить ее и заодно скрыть, что у него самого сердце не на месте.
— Все будет в порядке. Никто не даст тебя в обиду.
Сержа с ними не было. Полины, впрочем, тоже. «Он занят, а она приболела», — так объяснила Мадам их отсутствие и, не тратя времени на дальнейшие уточнения, первая сделала шаг к дожидавшемуся их экипажу. Эжени следовала за ней, придерживая на голове широкую, с синими перьями шляпу, за ней почти след в след ступала Лили, а Даниэль замыкал их пестрое шествие. В цилиндре и фраке, взятом напрокат и оттого узковатом в плечах, он чувствовал себя не в своей тарелке, точно гусь, которого облили соусом и готовятся отправить в печь; впрочем, Лили в полной мере разделяла его нервозность — то и дело поправляла перчатки, кусала губы и, судя по ее жалобному взгляду, была готова запросить пощады.
— Прекрати, — наконец бросила ей Мадам, явственно уставшая терпеть эту пантомиму. — Пассаван тебя не укусит. Он признанный король кутежей, но не обидит и мухи.
— Кто он? — решился спросить Даниэль, чтобы не ехать в молчании. — Я не слышал раньше эту фамилию.
— Неудивительно, — Мадам смотрела не на него, а в окно, и по ее лицу метались огни проносившихся мимо фонарей, — его дед получил дворянство при Первой Империи*. Оказался ушлым малым: скупил за бесценок земли и поместья тех, кому не повезло лишиться имущества, а то и головы. Мог жить на ренту и не знать горя, но решил пойти дальше: организовал несколько ткацких фабрик, и они начали приносить ему весьма неплохой доход. Его сын, недавно отошедший в мир иной, удачно вложился в торговлю в колониях. Денег, которые он получил, хватит на несколько жизней. И наш Эдуар, не трудившийся в своей жизни и дня, совершенно не знает им цену. Поэтому и сорит ими направо и налево, тратя их на все, что посчитает, как он говорит «достойным». Он очень полезный друг, Дани. Таких всегда надо иметь под рукой.
ВЫ ЧИТАЕТЕ
La plus belle
Ficção GeralКогда тебе нет ещё тридцати, ты полон сил и направляешься в столицу, дабы найти применение своим талантам, жизнь может показаться тебе бесконечной. Но берегись, путник! Хоть эпоха и "прекрасна", Париж был и остаётся опасным городом, и в нем полно ма...
