La plus belle

3. L'inspiration

«Дорогая матушка!

Я рад заверить Вас, что жизнь моя в Париже протекает весьма благополучно и не омрачена никакими досадными происшествиями. Я нашел чудесную квартиру недалеко от новых бульваров и не испытываю ни в чем нужды; до срока предоставления бумаг, назначенного Академией, осталось чуть больше двух месяцев, при этом почти все мои картины готовы, и я неустанно работаю над последней из них, долженствующей стать венцом всего того, что я успел написать ранее. Погода стоит чудесная и как нельзя лучше подходящая для работы на свежем воздухе, чем я, к собственному удовольствию, пользуюсь каждый день. Весна в этом году прекрасна, и я выражаю надежду, что Вы тоже наслаждаетесь ее красотами, пребывая в добром здравии и хорошем расположении духа. Передайте мой сердечный привет домашним — хоть я и пребываю нынче далеко от родных, мысли о них по-прежнему согревают мое сердце.

Искренне любящий Вас,

Д.»

***

Даниэль опустил надписанный конверт в хищно чернеющий желоб почтового ящика и вздохнул, не в силах справиться с невидимой тяжестью, навалившейся на его сердце. Он всегда считал себя неплохим выдумщиком и, прежде чем предпочесть для себя стезю художника, задумывался о том, чтобы посвятить свою жизнь написанию повестей и романов, однако сейчас его одолевало предчувствие, что письмо его невероятно выспренно и нарочито, что каждая строчка его дышит фальшью — матушка поймет это, прочитав первые же несколько слов, и это ранит ее в самое сердце. Не помогали ему даже уверения себя самого в том, что он, в сущности, ни в чем не соглал. Квартира, в которой он остановился, действительно пришлась ему по сердцу — хоть и была она не более чем тесной мансардой с обшарпанными стенами и протекающим потолком, но находилась при этом на последнем этаже одного из самых высоких домов в округе, и Даниэль мог, выпивая свой утренний кофе, наслаждаться зрелищем того, как рассеивается рассветный туман, как пляшут солнечные лучи на крышах, как улицы постепенно наливаются деловитой, вечно спешащей толпой. Вид из своего окна Даниэль запечатлел на холсте в первые же дни своего пребывания в городе — и это, надо сказать, было весьма легко, ибо перемены, как случившиеся, так и грядущие, поистине окрылили его. С изображением Булонского леса в сумерках молодой человек тоже справился играючи; не составило для него никаких затруднений зарисовать панораму Вандомской площади и набережную у моста Сен-Мишель. Однако для комиссии Академии недостаточно было бы одних пейзажей: необходимо было предоставить натуру как мужскую, так и женскую, и если первая была Даниэлем воплощена без труда — он поставил холст по соседству с зеркалом и не отрывался от него несколько дней подряд, делая перерывы лишь на еду и короткий сон, — то изображение женщины, что он почитал про себя едва ли не самым простым из всего, почему-то отказалось ему покоряться.