Глазами не увидеть

Проклятые вопросы жизни альфы

Как ни старался Ирука, как ни прикусывал губу, слёзы, тяжёлые и горячие, так и лились из глаз. Сами по себе. Что запомнят эти дети? Что был у них сэнсей, посвящал им всё свободное время и всю свою любовь отдавал, взамен ничего не прося. И вот однажды ему велели убираться из Конохи, даже вещей не дав толком собрать, даже попрощаться ни с кем не дали, тихо, молча, как преступника, нукенина, вывели за ворота. За то, что оказался другой породы. Но детям-то, детям это как объяснят? Объявят его, Ируку, изменником? Будут марать его имя грязью, чтоб дети плюнули ему вслед и прокляли тот день, когда он стал их сэнсеем?

Внутри всё просто разрывалось от боли, а течка, между тем, брала своё и смазки становилось всё больше, и поясница болела все сильнее и альфа подходил со спины всё ближе и ближе.

Какаши еле поспевал, такой темп взял омега после тяжёлой сцены у ворот Конохи. Да, выполнить поручение Хокагэ без шума и лишнего внимания не удалось, но в конце концов, Какаши и сам был житель Конохи и такие решения Сарутоби ему были очень и очень не по душе. Изгнание - это очень серьёзное наказание и чтоб его получить, надо было совершить такое преступление, что Ками-сама не дай. И потом, изгнание могло быть назначено советом старейшин, а тут... Ведь это было единоличное решение Хирузена, да притом эта небрежно замаскированная торговля живым товаром... Да, несомненно, Навама был важнейшим стратегическим партнёром Конохи, но отдавать ему сэнсея, как будто он был каким-то щенком редкой породы... Попахивало это всё откровенной гнильцой. И Какаши, которому годы, проведённые в АНБУ, и вымуштрованные рефлексы велели слушаться Хокагэ безоговорочно, впервые в жизни мысленно возбухал против решений своего патрона. Впервые силу Какаши применяли не против врагов Конохи, а против одного из её почтеннейших жителей. А за что? За то, что физиология его преподнесла такой сюрприз? За то, что не такой, как все? Как-то это было очень... В общем, Минато-сэнсей, услыхав, на что Какаши подписался, наверное, плюнул бы своему воспитаннику в глаз, прямо в шаринган, и поделом. И Рин с Обито сделали бы то же самое.

Так почему он всё-таки шёл покорно, как овца, вел под конвоем сэнсея из родной деревни, чтоб отдать во власть чужака. Своего однодеревенца! Что это такое было с Хатаке? Когда на нём успела нарасти такая короста равнодушия, что он словно лишился разума и без единой ноты сомнения принял такую паскудную миссию?