Опиумный дурман | 18+

Charter 29.

Меня трясёт изнутри. Напряжение сковываетесь внутренности. Тяжесть души сдавила горло.

Пальцы заледенели от волнения, ведь я совсем не знаю чего мне сейчас ожидать.

Подношу телефон к уху и внутри всё замирает, как только в динамиках звучит низкий мужской голос.

— Привет, дочка, — всего-то здоровается отец, а меня будто передёргивает холодной, неосязаемей дрожью.

— Здравствуй, папа... — ровным, расчётливыми тоном отвечаю я, подстать ему.

Наши разговоры по телефону никогда не отличались греющей теплотой, умиротворённым котлом эмоций. Нет. Существовала лишь сдержанность и холодность, которую я переняла от него. Так было почти всегда и я к этому привыкла. Привыкла настолько, что услышав от папы следующий вопрос, я не смогла сдержать звучной усмешки.

— Как твои дела? — три обыденных слова. Одиннадцать букв. Катастрофический взрыв внутри меня, призвавший болезненную улыбку всплыть на губах.

— Почему ты смеёшься? — недоумение скрывается за сдержанной серьёзностью, с которой я имела дело с самых ранних лет.

Перед глазами возникает образ отца. Я почему-то уверена, что услышав мою усмешку, он сводит свои тёмные брови на переносице, хмуро глядит куда-то вдаль, совсем не понимая причину моего «веселья». Моего якобы беспричинного смеха.

Представленная картина заставляет вновь усмехнуться.

— Потому что мне смешно, — саркастически говорю я, совсем не заботясь о том, что грублю папе.

«До боли смешно и больно глубоко внутри» — неумолимо хочется добавить мне, но я сдерживаюсь.

Едва уловимый шорох проникает в мои уши. Папа молчит. До меня доводится его размеренное дыхание.

Чтобы не происходило он всегда сдержан и беспристрастен. Я так и не научилась у него этому...

Мы совсем разные в этом плане. Моя вспыльчивая эмоциональность способна выжечь дюймы лесов, в то время, как отцовское безразличие способно остудить все горячие источники мира.

По крайней мере, с моим внутренним миром однажды уже такое случалось...

Я делаю небольшой вдох, покрепче сжимая телефон в руке.