Фрэнсис Флетчер. Впервые я улышал о нём в 1961-м году. Простой американский мальчик из маленького городка с лёгкостью обыгрывал маститых гроссмейстеров и в многочисленных интервью не раз говорил о том, что главная цель его жизни — стать чемпионом мира. Тогда ещё никто не воспринимал его всерьёз, хотя многие мои коллеги, да и я сам, считали, что парнишка, вне всяких сомнений, талантлив. Но чемпион мира? Нет уж, увольте. Шахматная корона уже не первый год принадлежит Советскому Союзу и нашей она останется и впредь — это была прописная истина, но таковой ей предстояло оставаться совсем недолго.
В 1962 году я впервые сошёлся с Флетчером за шахматной доской — мы были самыми молодыми участниками в турнире претендентов: мне тогда исполнилось двадцать пять, моему противнику же было едва двадцать. Некоторые из тех, кто никогда не играл с ним ранее, презрительно кривили нос: молокосос явно переоценен, а потом, потерпев сокрушительное поражение, уходили, не поднимая глаз. Флетчер на это лишь надменно усмехался, и усмешка его было поистине королевской. Впрочем, на титулованную особу он походил гораздо меньше, чем на ангела: было в его внешности что-то неземное, не присущее нам, простным смертным. Золотистые волосы создавали вокруг его головы некое подобие нимба, а во внимательном взгляде отражалось безоблачное небо. По щекам светлыми звёздами рассыпались веснушки, а молочно-бледная кожа, казалось, светилась неким божественным светом. Белый костюм лишь подчёркивал херувимскую ауру американца, что заметно выделяло его среди остальных шахматистов. К слову, ни с кем из них отношения у молодого дарования не заладились. У него вообще были проблемы с коммуникацией — это я понял ещё по прибытию, когда выяснилось, что самый юный гроссмейстер предпочитает проводить время, заперевшись в собственном номере и добровольно избегает чего бы то ни было общества. К слову, к моменту нашего сражения, я уже успел не только познакомиться с остальными участниками, но и завести дружбу с некоторыми из них. Флетчер был исключением.
Садясь за доску, я ощущал какое-то иррациональное спокойствие, словно был под гипнозом: я даже не особо помнил собственные ходы, передвигая фигуры уверенно, но совершенно механически, будто робот. Фрэнсис же оказался буквально поглощён игрой и его совершенно не интересовал в тот момент окружающий мир. Тонкие пальцы уверенно сняли с доски сначала несколько белых пешек, затем обоих слонов, коня и ладью. Впрочем, я не торопился легко отдавать победу американцу, хотя и оценил его одарённость в полной мере за эту партию: за ладью Флетчер расплатился ферзём и вскоре чёрный король оказался в весьма невыгодном положении. На том моменте я предложил сопернику ничью, но тот отказался с таким видом, будто моё предложение было в высшей степени непристойным.
ВЫ ЧИТАЕТЕ
Эндшпиль за чёрных
General FictionЯ никогда не любил каяться, хотя за свою жизнь совершил немало нехороших вещей. Однако сейчас, созерцая белизну больничных потолков, я думаю о том, что когда-то давно стал причиной гибели восходящей звезды шахмат, и чувство вины снова сдавливает мне...