Тэ дышит тяжело, учащенно, грудная клетка вздымается при каждом вдохе, на щеках заметен алый румянец, а внутри вообще какой-то непонятный бедлам происходит. Кадык Гука невольно дергается, ведь от одного такого развязного вида разум дурманится, а вся кровь приливает туда, куда бы ей не следовало. Чон наклоняется поближе к чужому уху, следя за тем, чтобы собственный хваленый самоконтроль не слетел с петель раньше времени, опаляет ушную раковину горячим дыханием, словно специально прикусывая нежную мочку, и выдыхает еле слышно, практически невесомо, так, чтобы во всем мире слышал только Ким:
— Примешь со мной душ, детка?
И у Тэхена от этого прозвища крупная дрожь охватывает все тело; он с силой прикусывает нижнюю губу, дабы не заскулить, и согласно кивает, где-то в глубине души понимая, что это, скорее всего, не просьба, а скрытый приказ, и его согласие не особо играет роль: ведь Чонгук все равно получит то, что хочет.
***
Гук медленно натирает спину Тэ, оставляя на нежной коже маленькие красные царапинки от грубой мочалки, и по-садистски ухмыляется, когда тот вздрагивает от очередного слишком резкого соприкосновения жестких волокон о собственные плечи.
— Больно? — интересуется Чон, но продолжает доставлять Киму эту специфическую боль, от которой, он уверен, красноволосого нереально кроет.
— Нет, просто щекотно, — выдавливает Тэхен, жмурясь от саднящей кожи на спине и по-детски невинно сжимая пальцы на ногах. Каждая появляющаяся ранка невыносимо щиплет под слоем мыльной пены, и он едва удерживается от того, чтобы не заскулить. Но нет — он не доставит такого удовольствия брюнету, явно имеющего замашки садиста. По крайней мере, не сейчас.— Просто щекотно?
Чонгук ухмыляется и резко ведет мочалкой вниз, царапая линию позвоночника, на что Тэ закусывает губу и почти прокусывает ее до крови, однако тихий стон все равно вырывается из глубины горла, получаясь каким-то томным и слегка возбужденным.
Гука всего разом перекашивает от вырвавшегося звука со стороны Кима, и уже в следующий момент предмет для мытья откидывается куда-то влево, а красноволосый оказывается под душем и одновременно зажатым между стеной и чужим горячим телом. Капли воды начинают быстрым напором стекать по двум телам, смывая мыльную пену и делая их скользкими и влажными. И Чон времени не теряет: по-собственнически укладывает руки на бедра Тэхена, прижимаясь к нему собственным возбуждением, и, завидев багрянец на чужих ушках, не удерживается, кусая Тэ где-то за ухом и влажной дорожкой спускаясь на заднюю часть шеи, оставляя свои отметины, которые сначала наливаются насыщенным алым цветом, а через пару дней плавно перетекают в нежно-фиолетовый или баклажановый, тут уже зависит от силы укуса. Ставить на ком-то засосы, а затем с наслаждением следить за краснеющим участком кожи — личный фетиш брюнета, ничего не поделаешь. Вот только метки на тэхеновском теле смотрятся до безумия возбуждающе, и Чонгук не сдерживается, когда вновь прикусывает солоноватую кожу, вырывая из уст Кима приглушенный полустон.
