Элизабет скинула на холодный пол окровавленную рубашку. Повернувшись к зеркалу спиной, Девушка посмотрелась в него. Из-под бюстгальтера по всей спине расползались кровоточащие широкие шрамы, с которых ручьями стекала алая жидкость. Нервно выпустив холодную воду, Староста начала судорожно пытаться ополоснуть спину. Это все — результат недавнего нападения на неё в коридоре. За две недели ни одна царапина не затянулась. Шаги. Здесь. Кто смог войти?
— Эй... О господи.
— Уходи отсюда.
— Я пришёл...
— Мне плевать, как и зачем ты сюда пришёл! Проваливай! Не до тебя сейчас!
— Хартс, ты... — Лиззи яростно обернулась.
— Уходи, Малфой! Я не хочу тебя видеть, слышать и ощущать! Убирайся!
— Да закрой ты свой рот! — Рыкнул блондин, подобрал с залитого ледяной водой пола её рубашку, в два шага оказался перед однокурсницей и схватил девушку за руку, которой она прикрывала ребра под грудью. Чуть ниже лифа красовался глубокий и длинный шрам. Брюнетка заплакала, чувствуя новую волну боли, раздававшуюся по всему телу. Парень притянул черноволосую к себе, игнорируя все сопротивления.
— Убери свои руки! Ты трогал ими её, ты смотрел на неё, ты её целовал! Отойди от меня!
— У тебя проблемы с головой?
— Это у тебя проблемы с головой, придурок! — В ответ на это слизеринец сжал её мокрую рубашку и начал аккуратно вытирать порезы и ссадины на хрупкой спине.
— Больно?
— Да, представь!
— Это был не я. Я её терпеть не могу.
— Что ты несёшь? У тебя раздвоение личности? Ты точно больной! Отойди от меня!
— Это ты больная! — Он Крикнул так громко, что даже бесстрашная Элизабет вздрогнула. — Я, по-твоему, ненормальный, Хартс? С какой стати мне изменять тебе? Я совсем головой тронулся что ли?!
— Видимо, да!
— Тебя не смущали резкие проявления моей «любви» после каждого приема пищи? Эта идиотка подмешивала мне в еду амортенцию! Не могу же я перед ужином чувствовать над амортенцией твои духи, а после — её гель для душа, или что у неё там воняет шалфеем! Насколько я должен быть тупым, чтобы променять единственного любящего меня человека на главную шкуру этой школы?!
— Не знаю. Наверное, настолько, насколько сейчас. Не нужно вешать мне лапшу на уши. Вали отсюда. Ай! — Они оба опустили глаза на тот самый шрам под грудью, на котором замерла мокрая рубашка в руке Драко.
— Потерпи. Что ты как ребёнок?
— Кто бы говорил.
— Я перестал пить сок, который мне даёт Паркинсон две недели назад. За чертовы две недели я каждый день хотел размазать это ничтожество по стене. А ты себя как идиотка ведёшь.
— Да? Это ты мне какую-то чушь втираешь, потому что выбрать не можешь!
— Я свой выбор сделал два года назад, и им я полностью доволен. — Парень несмело подался вперёд.
— Почему я должна тебе верить? — Прошептала Староста, глядя в глаза, которые находились слишком близко.
— Но ты веришь.
— Откуда у тебя такая бредовая информация?
— Ты — Элизабет Хартс. Малышка Лиззи. Маленькая и глупая, как дитя. Ты веришь мне всегда, потому что я тебе никогда не вру. За восемь лет нашей дружбы я ни разу тебя не обманул.
— Ошибаешься. Ты врешь. Врешь мне всегда.
— Чтобы ты не сомневалась, как ты делаешь обычно, вот. — Он вытащил из кармана полупустую колбу и протянул девушке. Надпись на бумажке гласила «Давать Малфою, когда врет». Это зелье правды, которое она сварила три месяца назад.
— По чем мне знать, что ты не вылил его? — Вскрикнула Хартс, делая два шага назад.
— Давай глотну ещё, хочешь?! Ты же не веришь мне. Как такое вообще произошло? Почему ты мне не доверяешь?!
— Да потому что ты мне изменил!
— Это был не я! Ты смеёшься надо мной? Мы встречались почти три года, я без тебя три дня протянуть не могу, как тогда в трезвом уме я бы смог просуществовать рядом с этой тварью столько времени? Хартс, что с тобой случилось?
— Случился ты.
— Я выпью его. Хоть все. И все то, что я сказал, будет сказано второй раз.
— А если нет?
— А если да? Что ты будешь делать тогда? Если я не врал тебе?
— Выпей. — Она требовательно протянула склянку. Блондин вздохнул, залпом выпил все, прикрыл глаза. Спустя мгновение Элизабет задала вопрос:
— Все то, что ты рассказал мне сейчас — правда?
— Абсолютная. — Выдохнул Малфой. Лицо брюнетки поменялось. Прижавшись к груди парня, она заплакала. Может, от облегчения.
— Чего ты хнычешь? Плакать будешь тогда, когда я умру. А сейчас приди в себя и уничтожь её. Даю добро.
— Есть план получше.