Третьи дворы

12.

А Андре рассказывал про свое отношение к «великому, гениальному Джерматти», к его «гениальным творениям», к коллекции, к «восхитительным» головным уборам, которые он буквально пять минут назад обозвал «фигней»... девушка перешла к вопросам про то, как себя чувствует Андре в вещах, которые представляет, а оттуда плавно скатилась к тому, как себя Андре в принципе ощущает в женской одежде, и кем он является в обычной жизни. Вот оно, подумал Иван. Вот те вопросы, ради которых все они стоят вокруг. Им хочется узнать про личную жизнь парня. Им не столь интересны все эти тряпки, их гораздо больше интересует, что такое этот Андре Митчелл. Неплохой рекламный ход для Джерматти: желтая пресса прибежит снимать показ хотя бы ради Андре и его непонятности...
А Андре кокетничал, поправлял прическу, хихикал...
- Моя внешность - это не моя заслуга, это просто набор генов! И мне нравится с этим играть. Я считаю, что мне пока нет нужды определяться и ставить на себя штампы. Я люблю быть разным. Я люблю показывать как женскую, так и мужскую одежду. Это часть моей работы – быть и мужчиной, и женщиной, и в этом показе мне дана такая возможность.
Интересно, подумал Иван. Вроде бы начал говорить о себе, но получилось, что все перешло в работу, в коллекции. Почему он не хочет говорить правду? Ведь он так огорчался, говоря о том, что его воспринимают как нечто среднего рода, ни то, ни другое - а теперь сам же поддерживает этот миф. Провоцирует это. Зачем? Или это тоже часть игры, часть пиар-хода?
- Андре, с Вами рядом сидит модель, которую мы пока не знаем. Насколько нам известно, в показе Джерматти изначально не планировалось участие этой модели... не расскажете ли Вы нам эту увлекательную историю?
Корреспондент обращалась к Андре, но Иван понял: сейчас будет его выход. Вся эта «подводка» - для того, чтобы плавно перейти к новому лицу, появившемуся на показе. И как появившемуся! В последний момент! Буквально на репетиции! А уж то, что это новое лицо связано с Андре Митчеллом, делало его появление и вовсе интригующим.
Андре, как настоящий профессионал, повернулся к Ивану и грамотно подал первую реплику:
- Ооо, это действительно потрясающая история! Это мой друг, русский актер, фотохудожник и... модель, его зовут настоящим русским именем: Иван. Я думаю, он сам вам сейчас о себе расскажет.
- С удовольствием, - поймал мяч Иван и улыбнулся в камеры своей белозубой актерской улыбкой, - Да, я действительно русский актер, Иван Коваль. Разве вы не слышите у меня р-р-русский акцент?
Андре и пресса с готовностью засмеялись, и Иван постарался за время этой паузы собраться с мыслями, что же говорить дальше.
- Еще вчера я играл в театре Санкт-Петербурга. Сегодня я – здесь, перед вами.
- Как получилось, что Вы оказались на показе Джерматти? Вами заменили другую модель?
- Нет-нет, я никого не заменял. Маэстро Джерматти предложил мне сегодня показывать свои модели совершенно внезапно! Наверное, у него случайно нашелся лишний костюм.
Иван ощущал себя клоуном на арене цирка: изначально взятый им шутливый тон теперь заставлял корреспондентку и прессу при каждом слове ждать шутки, они застывали с улыбкой на лице и потом радостно разражались хохотом, едва услышав что-то, что, по их мнению, было забавным. Иван немножко подыгрывал им, и краем глаза отметил, как веселится Андре: он-то один прекрасно понимал, что Иван влез в шкуру скомороха, и смеялся не над словами Ивана, а над реакцией окружающих.
- Я пришел сюда, чтобы фотографировать дефиле своего друга, Андре Митчелла. Но случайно сам оказался в роли модели.
- Вы показывали ранее модели Джерматти?
- Нет. Я до сегодняшнего дня вообще не ходил по подиуму. И даже не смотрел модные показы!
Публика недоверчиво захохотала, и тут же вступил Андре, придав своему новому, манерному голосу оттенок интимности и таинственности:
- Я могу это подтвердить! Мне даже пришлось сегодня дать Ивану пару уроков дефиле...
У него это прозвучало так двусмысленно и интимно, что журналисты моментально набросились на него в ожидании сенсации:
- Как давно вы дружите?
И тут Андре кинул кость этим проголодавшимся собакам:
- О, мы знакомы всего несколько дней, но вы же понимаете, Иван так красив, что я не смог в него не влюбиться! Ха-ха!
Иван чуть не закашлялся, но снова спасла сценическая выучка: что бы ни сказал партнер, нужно продолжать, нужно вытягивать спектакль, отыгрывать, импровизировать... Андре повернул сейчас интервью в очень и очень скользкую сторону, и нужно попробовать не скатиться в пошлость и область желтой прессы.
Андре, наверное, все же решил пощадить Ивана и не сразу делать его добычей жаждущих скандалов журналистов, потому что закончил весьма целомудренно, снова ловко свернув на рабочие вопросы:
- На самом деле, Иван очень талантливый фотохудожник и актер, и в Нью-Йорке у нас запланировано очень много совместной работы – и на показах, и в студии. Иван обладает правами на все мои фотографии. Также, я полагаю, он проявит себя и как модель. Джентльмены, рекомендую вам получше его запомнить – вы теперь часто будете слышать его имя! Спасибо!
Андре слегка махнул рукой, и корреспондентка поняла этот жест: она тут же повернулась лицом к камере и застрекотала, для какого канала работал какой корреспондент, и с кем именно была беседа. Имя Ивана она повторила достаточно точно, хотя и почти неузнаваемо для русского уха: И'фан Ко'фал. Иван оказался в ее интерпретации каким-то то ли сербом, то ли чехом... Андре равнодушно отвернулся от продолжавших стоять вокруг фотографов, всем своим видом показывая, что аудиенция окончена, и потянулся к мобильному телефону. Иван последовал его примеру, укладывая фотоаппарат, который он все еще держал в руках, в сумку.
- Прости, что слегка пошутил, - тихо сказал ему Андре, - я должен был подпустить хотя бы какого-то перчика. Иначе завтра бы про тебя забыли. А тебе сейчас нужна реклама.
- Спасибо, - откашлялся, наконец, мужчина, - все нормально.
- Угу. Ты забыл, что я сидел, уперевшись в тебя плечом, и прекрасно ощутил, как ты дернулся. Кстати, почему тебе так не понравились мои манеры?
- Это было так заметно? – смутился Иван.
- Мне – да. Ты весь как будто закаменел и стал испускать негативные волны. Не удивляйся, это мой «специальный» голос. Для журналистов. Я же андрогин. Это часть имиджа, я должен шокировать, я должен быть эпатажным, у меня не может быть обычного голоса и мужских манер, понимаешь?
- Понимаю, - облегченно улыбнулся ему Иван и покосился через плечо, - слушай... почти все уже рассосались. Я хочу тебя немножко пофотографировать здесь, в зеркалах. Мне нравится, как отражается свет, и ...
- Хорошо, только не сейчас. Твой визажист уже полчаса стоит неподалеку и умоляюще смотрит на тебя щенячьими глазами. Ему нужно попробовать визаж и прическу, а ты рассиживаешься со мной и даешь всякие интервью... Давай мы отпустим мальчика домой, закончим репетицию, а потом я буду полностью в твоем распоряжении, ладно? Пока ты будешь на гриме, я тоже покажу лицо визажисту...
- Прости, я такой дурак! Надо было мне сразу сказать, что еще куча дел. Я почему-то думал, что все уже закончено.
Андре так искренне удивился, словно Иван сказал, что земля плоская и лежит на трех китах.
- Закончено??? Дорогой, мы только дважды прорепетировали, в первом приближении! У нас еще как минимум две репетиции под музыку – если Джона все удовлетворит, а если нет – то и три, и четыре... в обуви, в макияже, в головных уборах, в костюмах и без, подгонка моделей – мне, например, мое платье жутко велико в талии... И еще фотографии для портфолио коллекции – в костюмах!
Иван огорченно покачал головой:
- И ты мне сразу не сказал... я же не знал! Все, тогда не будем никого задерживать.
- И ты убежишь, не чмокнув меня на прощанье? – «специальным голосом» промурлыкал Андре, и Иван понял: где-то появился фотограф или журналист, и Андре его заметил. Мужчина непринужденно прикоснулся губами к губам Андре (тот немножко растерялся) и помахал ему рукой, отходя в сторону.
Сидя у зеркала под руками визажиста, Иван набрал сообщение:
«Надеюсь, ты не против, что я изобразил роман, а не дружеский поцелуй?»
Ответ пришел тут же – Андре, видимо, держал телефон в руках, точно так же, как Иван, подставляя лицо визажисту:
«Я не думал, что для тебя это приемлемо. Для моего имиджа это будет нелишне, а вот твой может и испортить»
«Почему?»
«Ты не похож на гея. Модель-Настоящий-Мужчина–не такое уж частое явление. И ты пока это самое явление. Роман со мной опустит тебя в разряд моделей-геев, которых и так полно. Разве ты не хочешь стать единственным и неповторимым?»
«Я хочу стать единственным. Но для одного тебя, а не для кучки журналистов. Что они подумают и куда меня запишут – мне все равно».
Ответа не было долго – Ивану закончили делать макияж и принялись за прическу, покрывая волосы каким-то воском. Наконец, когда мужчина уже отчаялся ждать и решил во что бы то ни стало после завершения образа пойти и лично удостовериться, что его поняли правильно, телефон пиликнул.
«Прости, не люблю патетику».
Руки визажиста перестали прикасаться к прическе, и Иван, наконец, поднял голову к зеркалу: на него смотрел мужчина с гладко зачесанными темными волосами, собранными позади в тугой хвост; подчеркнутые макияжем брови, скулы и губы на фоне уже проявляющейся легкой щетины сделали его лицо каким-то решительным и еще более мужественным. Сейчас бы Иван обозвал себя «брутальным самцом» - тем самым тигром, который должен гулять вокруг антилопы. Перед тем, как он сел в кресло к визажисту, он был просто красивым мужчиной, сейчас же он стал – и он это явственно увидел – настоящей моделью Джерматти. Необычным и бросающимся в глаза.
«Неужели он меня таким увидит – и не передумает?... Почему он не сдается, почему...»
- Мне очень нравится, спасибо! - искренне сказал Иван визажисту, и тот умилился. Вероятно, дружеские отношения со стилистом не входили в число обязательных явлений в Нью-Йоркском мире моды.
Тут же к Ивану подбежала его девочка-администратор Кристи, которая притащила первый костюм – брюки на тугом поясе и невнятный пиджак. Иван послушно облачился во все это, покрутился под ловкими пальцами Кристи, расправлявшей складки, обулся – и снова оказалось, что парни уже гуськом стоят перед выходом и готовятся к очередной репетиции. Мужчина беспомощно обернулся, ища глазами Андре – но тот куда-то пропал, в кресле, где оставил его Иван, сидела темноволосая девица с восточным разрезом глаз и лениво жевала жвачку, ожидая, пока стилист закончит укладывать ей волосы. Андре нигде не было. Пожав плечами, Иван встал на свое место – вторым от начала – и снова, теперь уже более спокойно и без паники, сконцентрировался. В новом образе, который он увидел в зеркале, это было сделать гораздо легче. Даже времени меньше потребовалось.
В уши ударила громкая музыка с пульсирующим ритмом, и Иван понял: нужно будет примерить шаги к этой музыке. Уловить ритм. Тоже невнятная какая-то, как и его пиджак...
- Пошли! – скомандовала «выпускающая», и первый парень вышел на подиум. Иван, повинуясь команде «выпускающей», выждал секунд двадцать – и тоже вышел на освещенную площадку. Сейчас народу было гораздо больше, больше фотографов, больше видеокамер, в первом ряду сидели какие-то смутно узнаваемые лица, а сам Джерматти стоял в конце подиума и оценивающе наблюдал за идущими.
Иван, стараясь попадать в такт музыке, дошел до Маэстро, на секунду замер, уставившись тому в глаза, и неторопливо развернулся, удаляясь. Спиной он ощутил на себе взгляд модельера – тяжелый и изучающий. Иван чуть с ноги не сбился, но устоял, дошел до конца и скрылся за кулисами. Короткое переодевание, буквально на ходу на него нацепили какую-то шляпу под цвет костюма – и он снова оказался в ярком свете прожекторов.
Джерматти все так же стоял в точке «камер», и Иван пошел к нему, придав взгляду гипнотизирующую пристальность.
Он шел лениво, легко, слегка покачивая корпусом, словно бы осознавая свою неотразимость. Дойдя до Маэстро, Иван вскинул руку к шляпе, коротко прикоснулся к полям – и повернулся спиной. Конечно, он знал, что этот жест – этакое приветствие Аль Капоне – достаточно банален, но не отказал себе в удовольствии насладиться зрелищем удивления немигающе смотрящего на него Маэстро. Скрывшись за кулисами, мужчина выдохнул, но тут же снова встал в ряд парней: общий выход, все хлопают, маэстро смотрит.
Иван в этот раз был так увлечен дуэлью с Джерматти, что даже не окинул взглядом зал: видел ли его Андре? Но это даже и хорошо: после того, что он написал в сообщении, ему было немножко неловко.
Переписка с Андре обернулась тем, что Иван снова практически признался парню в любви. И выболтал все свои тайные желания, которые совсем не подходили к образу жгучего и рокового мачо: в глубине души Иван был жутким романтиком, и именно сейчас, в самый неподходящий момент, это вылезло из него наружу в сообщении. Он даже сам не знал, был ли он готов признаваться в любви и желать романтики – но пальцы убежали вперед его мыслей, сообщение было отправлено, и после репетиции ему придется отдуваться за свое легкомыслие.
Погруженный в свои размышления, он уже почти автоматически прошел вторую репетицию, и когда девочка-администратор Кристи дернула его за руку, он оглянулся.
- Мсье Ифан, можно снимать костюм...
Мужчина переоделся в родные джинсы и пристально посмотрел в зеркало: будет огромной ошибкой не запечатлеть свой образ, по обыкновению, в зеркалах. Иван очень любил экспериментировать с зеркалами – с их бликами, многократным повторением, искажениями и тенями.
Он примерился, сфотографировал себя раз, другой, и когда от входа прозвучало: «Девочки, пошли!» понял, что опоздал выйти в зал.
Теперь посмотреть на Андре будет невозможно. Хотя...
Иван метнулся к выходу и встал за спиной «выпускающей» с фотоаппаратом наизготовку. Когда Андре, открывающий показ, в своем лососевого цвета платье, сделал шаг из пространства со зрителями за кулисы, Иван немедленно щелкнул затвором. В этот момент на лице Андре было выражение такой усталости, что эту фотографию можно было бы продавать желтой прессе. Ни в какие официальные источники это пойти не должно: слишком уж радовался Андре тому, что вернулся с подиума, что снимает платье, что может минутку передохнуть...
Иван сделал целую серию кадров – от входа парня за кулисы до выхода на следующий проход, со всеми мелочами: как бежал Андре, на ходу расстегивая платье, к костюмеру, готовому надеть на него турнюр; как одновременно два костюмера надевали турнюр и полосу, через ноги стаскивая лососевое платье; как цепляли шляпку, практически на бегу к выходу, как тут же освежали помаду, как практически уже на подиуме поправляли складки...
Видел Андре Ивана или нет, мужчина не понял. Понял в очередной раз только то, что парень – уникальный профессионал. Как он был собран и сконцентрирован! Как он быстро, но без суеты, менял вещи! Как четко и точно рассчитал время, чтобы подбежать к «выпускающей» ровно перед своим выходом – невзирая на не прикрепленную еще шляпку он, словно внутри у него зазвенел будильник, побежал к выходу, на ходу цепляя заколками головной убор... и все это – молча, состредоточенно, без паники.
Другие девушки, которых краем глаза замечал Иван, безумно паниковали, суетились, срывались на костюмерах. Андре же хотелось поставить в пример всем им – учитесь, девочки. Учитесь у звезды.
А Андре вернулся со своего второго прохода, и теперь череда девиц во главе с ним снова вышла на подиум – на финал. Музыка стихла, и Иван понял: маэстро недоволен, что-то решил изменить или заставить девушек пройтись еще разок. Из-за кулис ему не было видно, что происходит на подиуме, и слышно тоже было плохо: кто-то что-то глухо бубнил, не более. Наконец, девицы гуськом втянулись внутрь и раздраженно заговорили, все одновременно. Иван поискал глазами Андре: тот невозмутимо подошел к костюмеру, давая снять турнюр, и отпил из бутылки глоток воды. Иван подобрался поближе и сделал пару кадров: усталый Андре, припавший к бутылочке, суетящийся костюмер – и все это через зеркало, в отражении, в изломе... все, как любил Иван – с выдумкой, не напрямую. Андре заметил вспышку и через зеркало встретился с Иваном глазами.
«Я тут», - словно бы подтвердил ему Иван, слегка кивая.
Андре улыбнулся уголком рта и ответил беззвучно, артикулируя губами, по-русски:
«Я искал тебя в зале. Думал, что ты ушел».
Иван молча помотал головой и снова поднял камеру: теперь Андре смотрел прямо на него, и кадр получался удивительно искренний и откровенный. Другое лицо Андре Митчелла – так бы могли назвать этот снимок таблоиды.
Андре Митчелл, манерный, говорящий вычурным голосом и принимающий нарочитые позы, стоял перед зеркалом, устало опустив руки и глядя в объектив через зеркало просто и прямо. Без кокетства и жеманства, без игры и притворства – и сейчас в нем проступало что-то мужское, сильное, не скрытое даже макияжем.
«Не надо», глазами попросил парень, и Иван моментально камеру убрал. Лососевое платье тем временем снова было на Андре, и выпускающая готовилась повторить все заново. Иван выскользнул в зал и устроился среди своих коллег-фотографов, которые переговаривались, опустив камеры и ожидая нового этапа.
- ... да брось ты, он транссексуал! – уловил он обрывок разговора неподалеку и поежился: речь явно шла об Андре, - не может мужик быть таким!
- Нее, транссексуалам и сиськи тоже делают, а у него сисек нет.
- Может, у него денег на сиськи не хватило?
Фотографы заржали. Третий откуда-то сбоку влился в беседу:
- Может, у него и то, и другое хозяйство в наличии? А что, удобно!
- Зачем ему мужское-то оставлять, все равно с мужиками спит!
- У него вроде баба была. Эта, как ее... ну, которая на мужика похожа.
Фотографы снова заржали. Иван прислушался, напрягшись: про «бабу» в жизни Андре он пока еще не слышал.
- Прекрасная парочка: она на мужика похожа, а он – на бабу!
- Да это рекламный проект, - вклинился четвертый, - это ж утка, только для подиума! А вы поверили, что ли? Вот лохи! По жизни он мужиков любит. Я слышал, мне один знакомый говорил: его знакомый с этим Андре спал. Ничего особенного, и хозяйство на месте.
- Я б с ним тоже не отказался, - заржал первый, - лицо-то у него вполне женское! А хозяйство можно и прикрыть чем-нибудь!
Ударила в уши музыка, прерывая разговор, и Иван вскинул камеру, пытаясь отделаться от мерзкого привкуса: у него возникло ощущение, что он отхлебнул из «помойного» ведра.
В детстве маленький Ваня с бабушкой ездили на родину бабушки, к ее сестре Антонине, в деревню. Это была самая настоящая деревня: с «уборной» во дворе, с печью и рукомойником, в который вода наливалась из колодезного ведра. Там не было никакой канализации. Отходы, грязная вода, картофельные очистки, грязные тряпки – все это выбрасывалось в «помои»: в ведро, которое, по мере наполнения, выносилось в «помойную яму». Вот сейчас у Ивана возникла стойкая ассоциация с помоями: грязная вода, с плавающими в ней огрызками от яблок, яичной скорлупой, бумажками и прокисшим молоком... все это во время перерыва смаковали фотографы, а на Ивана, оказавшегося рядом, случайно брызнуло. Да так брызнуло, что привкус теперь ничем не забьешь...
А ведь я один из них, - мелькнуло у Ивана, - один из тех, кто «тоже бы не отказался». Увиваюсь вокруг парня, терзаю его sms-ками про любовь, а сам в глубине души точно так же, как вся эта братия, сожалею, что у него нет женских сисек. Тьфу... как это мерзко...
Андре уже шел по подиуму, и фотографы, обсуждавшие его «хозяйство», сверкали вспышками. Иван сделал для порядка пару фотографий, но, даже не заглядывая на экран фотоаппарата, заранее знал: не то. Неинтересно. Без вдохновения. Заурядные фотографии. Стереть и забыть.
Вдохновение не возвращалось, и Иван ощутил, что он устал. Усталость навалилась так внезапно, что глаза едва не закрылись сами собой. Долгий перелет, нервное напряжение от первого в его жизни показа, бесконечные аутотренинги перед выходом на подиум – все это измотало не приспособленного к модельным реалиям мужчину. Он понял, что больше всего на свете ему сейчас хочется лечь на диван в своем номере – и уснуть. А ведь он хотел еше поговорить с Андре...
Андре снова показался на подиуме, и уже знакомое восхищение помимо воли вспыхнуло внутри: красивая. Не из этого мира, восхитительная, нежная и утонченная. Богиня.
В порыве этого восхищения Иван поймал два потрясающих кадра: Андре, видимо, на секунду потерял равновесие на своих безумных каблуках, и непроизвольно вздрогнул. Нет, он сохранил и ритм походки, и прямую осанку, но мелькнувший в глазах на секунду испуг и приоткрытые губы прекрасно запечатлелись на Ивановом фотоаппарате. В момент поворота Андре стрельнул глазами куда-то вбок – судя по всему, на Джерматти – и Иван совершенно для себя неожиданно успел этот кадр ухватить: полуоборот, руки, словно бы летящие в этом обороте, и устремленные куда-то в неизвестность глаза.
На сегодня достаточно, решил Иван, убирая фотоаппарат. У меня уже руки дрожат и ноги не держат. Если, как говорил Андре, еще и фотосессия – меня точно не хватит вечером даже на простенькое «Спокойной ночи».