Неравный брак

12. Холодное утро

Чтобы пережить то мгновение, принять собственную беспомощность, двигаться дальше, следует отпустить. Гермиона знала об этом. Она судорожно пыталась выдумать возможность, предлог, способный сгладить произошедшее в ее памяти. Можно ли было назвать это перерождением?

Смена имени, смена дома, смена положения... Она стала другой? Рассветные солнечные лучики скользили по белому потолку, пробираясь сквозь тюлевые шторы, за окном тонкой свирелью пела ранняя малиновка. Зимой? Возможно, Гермиона еще не до конца проснулась, только и всего.
Только и всего. Гриффиндорка плотно сжимала губы, смотря за тем, как солнце смеется над ней. Будь оно милосерднее, не посмело бы озарить своим чуть теплым светом комнату, ставшую ей тюрьмой. Камин никто не топил, слуги не заходили сюда с прошлого утра, Драко, наверняка, отдал им это распоряжение. Холод почти заставил гриффиндорку прижаться к мужу в поисках крупицы тепла. Птица за окном замолчала, благоговейная тишина повисла в пространстве, заполняя собой все свободное место.

Он спал рядом с ней. Во сне Драко мелко дрожал, бубнил что-то невнятное, изредка улыбался. Ему снилось что-то хорошее. Когда Гермиона закрывала глаза, за плотно сомкнутыми веками она видела лишь пугающий образ слизеринца, лежавшего подле нее. Меж ног все еще саднило, он не был нежен прошлой ночью, не будет нежен и впредь. Думая об этом, Гермиона кусала губы, будто награждая себя новой болью.

Рассвет давно занял чистые голубые небеса, светило набралось силы. Зимой это случается поздно, и даже не видя часов, Гриффиндорка знала, что утро теперь медленно перетекает в день, осталось совсем немного. Никто не стучался, не будил их, не звал к столу. Молодоженам выделили это мгновение, надеясь, видимо, что Драко и Гермиона уладят все свои дела.

— Ты всю ночь плакала, – заметил Драко тихо, будто ставя этот неприятный акт ей в укор.

Гермиона не заметила, как он проснулся. Дыхание слизеринца оставалось ровным и тихим всю ночь, своими сильными, липкими от испарины руками он прижимал Гермиону к собственной груди, не позволяя шевельнуться. Ей и хотелось вырваться, отползти дальше, но, двигаясь, она боялась его разбудить. Хватка ослабла, Драко отпустил гриффиндорку теперь, но Гермиона не двинулись с места, продолжая смотреть в потолок.

— Советую отказаться от этой пагубной привычки: плакать ночами, – говорил он тихо, сонно, будто не отчитывая ее и не предупреждая.