нирвана.

Глава 7.

после той ситуации на вечеринке юнги и чимин не пересекались, хотя прошло два дня. когда мин посещал дом суен, чимина, как на зло, там не было. как говорила девушка, её брат на репетициях. не то, чтоб юнги прям рвался увидеть младшего, это скорее какое-то глубокое желание, до которого мин еще не дошел. на данный момент шуга пытается привлечь внимание чимина, дабы заиметь уважение, но то, как он пытается это сделать вряд ли даст ему то, чего он так возжелает. наверное, он и сам это понимает. а чимин же ничего не хочет. ни от себя, ни от юнги, ему просто хочется покоя, который изо всех сил намеревается получить.

сейчас мин вернулся в место, где обычно хочет потеряться, забыться и, возможно, обрести гармонию с собой. естественно, больше двух-трёх дней юнги не может держать себя в руках, понимая всё дерьмо ситуации, он вновь возвращается. тяжело. здесь он находит почти убитого чона. снова. он уже не удивляется, однако в груди что-то невозможно болит. чонгук сидит тихо, со шприцом в руках, глаза закрыты, дыхание быстрое, парня вот-вот стошнит. мин за пару секунд оказывается возле младшего, откидывает иглу куда-то в сторону, а самого парня наклоняет на бок, чтоб было легче. в последнее время такое происходит часто. чонгук сидит всегда в одном месте, в углу стены, где на облезлой серой поверхности гелиевой ручкой коротко, чуть ли не выцарапано, написано "джейкей", оставленная под таблетками. раньше было проще - легкая психоделика, мефедрон, метамфетамин, сейчас же это героин, тяжелая соль. каждый приём чонгука может стать последним для него. и это больше всего до ужаса пугает юнги.

- блять, гуки, давай. - юнги потеет, чонгук же напротив, холоднеет. - я больше не дам тебе, слышишь? мы соскочим. обещаю. 

очередное бессмысленное обещание. да и сам он в это не верит.

чон давит что-то вроде улыбки, после чего из парня выходит всё содержащее его желудка. переждав какое-то время, мин уже утилизировал амфетамин и вновь набрал джуна. юнги устал. очень. от всего, что происходит, от работы, суен, наркоты, творческих кризисов и он устал от самого себя. мин устал задаваться вопросом, как он вообще дошел до этого притона, как позволил чонгуку употреблять то, чем не балуется сам, имея ввиду диацетилморфи́н. как он пришел к тому, что каждый раз звонит намджуну, когда ему страшно. как же он оказался в ситуации, когда уважение к себе надо выбить. и юнги ненавидит себя. ненавидит и очередной раз обещает измениться.

- юнги...

картина, что увидел джун по приезду была весьма пугающей. юнги, что валялся на каком-то грязном, рваном матрасе, с покрасневшими расширенными зрачками и бледной кожей, в уже привычном расслабляющем состояние, держал за руку чона, который сидел на полу рядом с матрасом, опустив голову на колени, окруженный шприцами и своей же слюной со дна желудка. не сказать, что ким видит это впервые, всё же каждый раз картина становится ужаснее. намджун забирает парней, чона снова чуть ли не на руках, он совсем ослаб. мин же стоит ровно. руки парни так и не расцепили. оба сели назад, дабы привести друг друга в чувства.

- гуки, малыш, - шепчет юнги, поглаживая младшего по щеке. - ты такой красивый, пожалуйста, остановись. - чонгук внимательно наблюдает за парнем. кивает.
- я люблю тебя, хён. - также шепчет чон, сильнее сжимая руку юнги последний раз, прежде чем который раз потерять сознание.
- ...остановись, гуки.

и это всё становится абсурдным, до невозможности абсурдным. останавливать чонгука, когда сам не может прекратить, в наркотическом ударе говорить о вещах, о которых говорить неправильно. всё это - игра одного актера. актера, который не умеет играть.