Сириус. Убить нельзя влюбиться.

8 часть.

— Как мне узнать откуда родом Юнги? — за тонированным стеклом, казалось, бездна. В салоне машины горел свет, поэтому природа снаружи потонула в черноте наступившей ночи. Медосмотр продлился до полуночи, вымотав Джина и любопытного Чимина, вечно выглядывающего из-за плеча доктора. — Это проблематично, — голос Джина сел от непрерывающихся разговоров с пациентами и персоналом, — Подобная информация хранится в государственных учреждениях. Могу лишь сказать, что у Юнги было много проблем со здоровьем. Ослабленный иммунитет, разрыв внутренних тканей, гематомы, истощение — это не полный список того, с чем прибыл Мин в столицу девять лет назад. В то время была напряженная обстановка с Северным Патриэмом, поэтому нуллы патрулировали прилегающие к границе поселки. И вот из одного населенного пункта привезли мальчика, Мин Юнги. Ребенок был при смерти. Его отправили на лечение в госпиталь, а когда Юнги выздоровел — стал нуллом. Это был его выбор, а так как нуллы лишними не бывают, тем более, когда Патриэмы находятся на грани войны, то Правитель подписал указ о расширении государственной гвардии.

— Боже, — Чимин мог поклясться, что его сердце на мгновение остановилось, — Откуда ты знаешь? Откуда знаешь все это про Юнги, Джин-хён? — Два года назад я стал врачом в доме нуллов и на меня же повесили ежегодный медосмотр. Юнги довольно часто жалуется на боли в мышцах и частенько подхватывает простуду, в связи с этим я поднял историю его прибытия и лечения. — Кан Лиджон сказал, что я должен узнать о том, почему Юнги стал нуллом, потому что... — Чимин! — громко прервал его Джин и покосился в сторону водителя-нулла, явно прислушивающегося к их разговору, — Мне это не интересно. Помолчи. — Но, хён, — нервы на грани разрыва, тяжесть в голове, а на душе что-то более массивное, — Ты видел его карту или дело или как там это ещё называется. Мне нужен хоть мизерный кусочек информации. Джин молчал. И Пак не в силах был понять, почему доктор не говорит с ним. Годами информация об устройстве мира и вселенной хранилась в мыслях Чимина и его друзей, близких, знакомых. Все они мечтали, строили планы, познавали. И Пак не исключение. Знания копились, перерастая в опыт и так было до разговора с Лиджоном. И этот разговор, как остро наточенный серп, вспорол хранилище, кладезь важной информации, опустошая и доказывая, что и опыт, и жизнь Чимина — ложные. Обман, один обман. Из него состоит их мир, возможно, даже деревья, растущие ввысь, покрывающиеся сочной зеленой листвой каждый год, тоже ненастоящие. Генетически выращенные или вообще — качественная иллюзия. Но это все ничего. Лишь бы люди и вправду были людьми. Блокнот в мягкой позолоченной обложке стукнулся о пол автомобиля, между сидениями, а Джин ахнул, слишком звонко. — Растяпа, — поругал он сам себя, наклоняясь за блокнотом, в котором только недавно выводил буквы, — На этих страницах много важной информации. Быстрый взгляд на Пака. — Чимин, следи, чтобы я не потерял его. Пак кивнул, на автомате соглашаясь со словами того, кто старше и замер, препятствуя искрящемуся чувству, которое сложно было определить. Досада, страх, разочарование, либо их гремучая смесь. Когда машина затормозила напротив дворца, Джин поспешил вылезти первым, громко захлопывая дверь и желая одеревеневшему тонсену спокойной ночи. Чимин уговорами заставил себя выйти из прогретого салона на морозный воздух и уже положил ладонь на сидение, дабы оттолкнуться и вылезти, но ребро ладони полоснуло по твердой вещице, оказавшейся блокнотом Джина. — Гундел мне про этот блокнот всю дорогу, но в итоге всё равно забыл, — он засунул сокровище Джина за пазуху и втянув голову в плечи, прячась от падающих за шиворот снежинок, ринулся к дому нуллов. Юнги не было. Комната впервые показалась чужой и неуютной, даже луна, нависающая с потолка, виделась теперь по иному, не такой дружелюбной. После разговора со стариком Лиджоном поменялось многое. Нуллы казались еще более загадочными, Правитель более лживым, а люди более глупыми. Возможно, если бы Чимин не пытался спасти себя, а преспокойно стал нуллом, то он не испытывал бы этих раздирающих, колючих чувств. Не испытывал бы вообще ничего. Но он знает отныне многое и жажда узнать еще больше не даст спать спокойно. Он обязан узнать, обязан, чёрт подери, потому что у Юнги есть шанс стать полноценным человеком. Зачем? Пак, конечно же, эгоист. Он хочет, мечтает, грезит о том, что Юнги сможет любить его. Тем более, если камень судьбы показал их имена, то сладкое, светлое чувство рвется наружу, как зеленый росток, пробивающий себе путь через бетонированный пол. Чимин должен разрушить эту преграду. Дать вырасти. Чимин злился на Джина, ведь тот отказался говорить ему про то, что он увидел в карточке Мина. Там должна была быть хоть какая-то информация. Но врач только и делал, что косился на водителя и в окно, где большую часть пути и смотреть-то не на что было. Джин смотрел на нулла. — Идиот, — простонал Пак, ударяя себя по лбу, — Какой же я идиот. Блокнот. Доктор намекнул, что хранит там важную информацию. Вместо ответа на вопрос Чимина, он предельно ясно дал понять, что рядом есть лишние уши, просил Пака замолчать, а потом усердно строчил что-то на бумаге. А Чимин, глупец, не понял. Внутри, на первый взгляд, не оказалось ничего интересного. Красивым почерком выведены названия препаратов, расписания приёмов и медосмотров, незнакомые Чимину имена. Обычная рабочая информация. Единственное отклонение от нормы — вырванный листок, надпись на котором была выведена в спешке, размашисто, но почерк точно принадлежал Джину и Пак сделал вывод, что это он писал в машине, перед тем, как уронить блокнот. «Частная психиатрическая лечебница Ко Инсун. Профессор Джи Хисон. От Ким Сокджина». Ноги заскользили по полу к стене, где располагался выдвигающийся стол со сложным умным устройством, пальцы застучали по пластику в поиске кнопки включения. Компьютер беззвучно явил взору цветастое изображение рабочего стола и браузеры на выбор. Название успешно вбито в поисковую строку и результаты не заставили себя ждать. Психиатрическая лечебница располагалась в паре часов езды от столицы, рядом с небольшим поселком. «Юнги не может ведь быть одним из пациентов?» — сам у себя в очередной раз спрашивал Чимин, боясь накликать отвратительную паническую атаку, от которой дышать становилось слишком тяжело, — «А если он лечился там, то весь план насмарку. Что с ним будет, если я разрушу заслонку, отделяющую его от полноценного человека?» «Узнай его историю, почему он стал нуллом» — Чимин вспомнил слова Лиджона — «Если в прошлом у него тяжелый крест, то он умрет, как только две жизни соединятся». — Две жизни соединятся, — Пак обессилено взъерошил волосы, походя на ученика, решающего тяжелую головоломку, — Он ведь не помнит себя до того, как стал нуллом, верно? Луна на потолке больше не успокаивала, её тоже нужно бояться. Как и всё в этом мире. — Если Юнги был невменяемым раньше, то став опять человеком, к его невменяемости добавится еще и осознание убийств, иногда слишком жестоких, совершенных им в качестве нулла. И он может умереть? — холодная вода на лицо не спасала совсем, кожа горела и местами ощущался зуд, как от укусов насекомых. Нервы сдавали, слишком много мыслей и беспокойств, — Возможно, он попытается убить себя или его сердце просто остановится. Может он выживет, но останется недееспособным. Овощем. Лицо, смотрящее на Пака из зеркала над раковиной, было чужим. Оно не могло принадлежать двадцатилетнему Чимину. Темные круги под глазами, разбитые губы и скулы, а в глазах — звезды, чей свет хоть и ярок, но холоден и неприветлив. Писк двери оторвал Чимина от размышлений. Раздались неторопливые шаги, затихшие примерно на середине комнаты. «Чёрт, компьютер!» — мысли носились в голове с космической скоростью, перебивая даже долбящее в грудь сердце. Загудело в ушах и соображать никак не получалось. Как он объяснит Юнги открытую на весь экран фотографию психбольницы? Чимин развернулся и облокотился поясницей на раковину, дыша через открытый рот и наблюдая, как тень с пола перемещается на открытую дверь ванной комнаты, а в мыслях — таймер, отсчитывающий секунды до конца света.